Свет в окошке - Логинов Святослав Владимирович (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
Такие мысли, медлительные и бесконечные, словно абзац на полторы страницы, осаждали Илью Ильича в часы одиночества и составляли отныне суть его жизни. И ещё, конечно, разговоры и чтение книг, которые он брал у Лидии Михайловны. «Брал» – глагол в прошедшем времени; больше книг не будет.
Возле холма, который даже могильным язык не поворачивался назвать, стояла ещё одна местная богачка, Елена Ивановна. Была она когда-то учительницей младших классов и до сих пор, семьдесят лет спустя, получала порой мнемоны от бывших учеников, которых оставалось уже совсем немного и которые очень редко вспоминали свою первую учительницу. Ещё одна беда современного человека: сентиментально отхлюпав носом на выпускном вечере, всякий начинает считать себя взрослым, не думая, что вся его взрослость заключается в том, что он забыл себя самого и собственное детство. Памяти нашей едва хватает на пять минут, и в результате по десять раз на дню человек, полагающий себя мудрым, наступает на одни и те же грабли. А ведь для настоящей мудрости нужно так немного – остаться в глубине сердца прежним ребёнком. Этому тоже учит память.
Елена Ивановна плакала, хотя в Отработке люди плачут редко – нечем.
– Ведь я вчера у неё в гостях была… – горестно твердила она. – Лидочка меня кофе угощала, сказала, что у неё день рождения. А я, бессовестная, пила. У меня деньжищ – труба нетолчёная, а она, оказывается, последние минуточки на ветер пустила!
– Не надо так говорить, – строго произнёс Илья Ильич. – Так оно, может быть, и лучше. Жила человеком, и человеком умерла. Я сам иногда думаю, стоит ли последний мнемон на год растягивать?
– А ведь она, наверное, знала…
– Знала, – подтвердил Илья Ильич. – Я у неё вчера книгу брал, Драйзера, так она сказала, чтобы я постарался прочесть её за один день. Никогда она никого с книгами не торопила, а тут… Значит, знала, что не успею.
Они ещё долго стояли, обсуждая случившееся. Подходили другие жители Отработки, горестно качали головами. Здесь было не принято жалеть окончивших свой век, но Лидия Михайловна казалась вечной, и её скромная библиотека была гордостью района. Какой-нибудь эфемер, свалившийся в Отработку, чтобы через месяц исчезнуть, успевал если не прочесть, то полистать книгу, и знал, что тут тоже всё как у людей. Так что жалели не библиотекаршу, жалели себя самих.
– Вы-то как? – спросила Елена Ивановна, когда они отошли от медленно оплывающей погребальной кучи.
– Со мной всё в порядке, – привычно ответил Илья Ильич. – Там все будем, но пока – держусь.
– Если что, я могу помочь, – предложила Елена Ивановна. – Меня недавно Лёшенька Иванов вспоминал. Слабенький был ученик и хулиганистый, а вот, поди ж ты, не забыл. Я его тоже хорошо помню. Бывало спрашиваю: «Куда ж ты с такими знаниями?», – а он отвечает: «Только в тюрьму!» Это в восемь-то лет. Он тоже часто это вспоминал, особенно когда его судили за хулиганство. Два года дали. Я иногда думаю, ведь учила – душу вкладывала, а дети выросли разные. Большинство – нормальные люди, а некоторые и в тюрьму попадали, и спивались, и наркоманом кое-кто стал. И что я не так делала – понять не могу. Они ведь маленькие – все хорошие, даже самые запущенные…
– Вы всё делали как надо, – успокоил Илья Ильич. – Видите, сколько лет прошло, а вспоминают вас. А я, вот, недавно лямишку получил обидную. Какой-то автолюбитель на старинной тойоте в выбоину колесом попал и помянул недобрым словом, кто, мол, эту дорогу строил. А я её и строил, в семьдесят седьмом, начальником колонны был. Новые-то машины этих колдобин не замечают, так дорогу никто и не ремонтирует. Лямишку я получил, а обиды на целый мнемон. Ведь дорога сто двадцать лет простояла, и ни разу полной замены покрытия не делали. Подмажут гудроном – и всё, дальше катай! А подложка-то расплывается! Амортизационных подушек там нет, какие подушки в семьдесят седьмом году? Давно пора эту шоссейку менять, а она служит. Вот только люди меня недобрым словом поминают, как будто это я виноват, что из могилы не вылез и покрытие не сменил.
– В России две беды, – согласилась Елена Ивановна, – но дураки – хуже.
– Когда эту дорогу строили, смешной случай приключился, – начал рассказывать Илья Ильич. – Дело на Вологотчине было на границе с Костромской областью, места глухие, деревеньки маленькие. И тут какой-то местный мужик говорит, что он в соседней деревне на асфальтовом заводе работает. Я обалдел. Спрашивается, из чего они там асфальт варят? Битум нужен, нефтяной пек – это всё отходы крупного производства, в деревне таких вещей не найдёшь. Мы для себя гудрон за четыреста километров возили, а тут асфальтовый завод под боком. Я, конечно, всё бросил, помчался выяснять. И знаете, что там оказалось? Ни за что не догадаетесь – углежогные печи!
– Простите, что?..
– Печи для сухой перегонки дерева, – пояснил Илья Ильич. – Это же старинный промысел – углежоги.
– А, так это я знаю! У Некрасова: «Гнали безданно из пеньев смолу»…
– Вот-вот. У них там четыре сорококубовых печи стояло, лесхоз сосну государству сдавал, а берёзовый подлесок шёл или на дрова, или на перегонку. Активированный уголь делали. Его в медицине применяют и для водоочистки. А кроме того, используют в противогазах. А раз противогазы, значит завод военный и нужно его засекретить, хотя на нём народу всего ничего работает, человек десять. Вот и придумали, что это не угольный заводик, а асфальтовый. При перегонке берёзы кроме угля дёготь образуется. Прежде прямо дёгтем и торговали, тележные оси смазывать, сапоги, а в наше время, кому он нужен?
– Мыло дегтярное было, – возразила учительница, – против педикулёза. И ещё – дегтярная мазь, от чесотки. В пионерских лагерях мы часто ею пользовались, а то дети встречаются такие запущенные…
– Это слёзы, сколько его нужно – на мыло да на мазь? А у них сотни килограммов. Вот и придумали из дёгтя гудрон делать. Его едва хватало подмазывать окрестные дороги, но название громкое – асфальтовый завод!
– Не всё ли равно, как его называть? Главное, что дороги чинили. И ваша дорога потому, может быть и сохранилась, что её тем дёгтем мазали. Так что не смешная ваша история, а поучительная.
