Зиэль - О'Санчес (Александр Чесноков) (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Глава 10
Утратить честь можно, а продать ее — увы, нет: она умирает навеки от первого же ценника. Несколько иное дело — человеческая жизнь: каждый воин в бою, на исходе земного своего бытия, стремится продать ее подороже, вот только плату за нее он берет не жизнями чужими, а смертями.
Рыцари перебрались на восточную сторону моста, и молча стояли там, где начинались (или заканчивались, смотря откуда считать) имперские земли, в то время как на варварской, на западной стороне гвардейские полки рубились с черными безглазыми ордами… Давно закончились стрелы в колчанах, да и не было в них толку: безглазая жуть поддавалась только на прямые рубящие удары, мечом, либо секирою… Морево породило довольно странных воинов: те шли и дрались напролом, также мечами и секирами, напоминающими имперские, но — тупо, без выдумки. Если предоставлялась возможность обменяться смертельными ударами с имперским ратником — они тотчас шли на этот обмен, не пытаясь выгадать, уклониться, спастись… Убить безглазого было нелегко, а ранить невозможно: либо он продолжает наседать, с глубокою бескровною дырой в боку, либо валится мягко наземь, без вскрика, без стона, без проклятия даже… Колдовства в них нет, равно как и на доспехах и на оружии… Они сами сплошное колдовство: жуткое, тихое, неумолимое…
— Отдышался, Лаббори?
— Так точно, ваше высокопревосходительство!
Один из трех воинов, выдернутых маркизом Короны из самого пекла, метнул благодарный взгляд на своего спасителя и вновь уставился на прямого начальника, Когори Тумару, продолжая тянуться по стойке смирно. Было хорошо слышно и видно, как там, за мостом, тают человеческие силы в битве с безглазым воинством, и трое спасенных особенно остро осознавали, насколько близко подходил к ним тот рубеж, за которым ничего нет, кроме тишины и мрака…
— Вольно стой, не на параде. Видел, как твоего друга, Тогучи Менса, раскромсали?… Было бы прямым расточительством и тебя потерять — все-таки выращивал, выращивал… Сейчас я записочку набросаю, повезешь ее в столицу, Его Величеству лично. В записке все будет сказано. Записка важная, поэтому с тобой поедет… один сопровождающий, больше мне просто не выделить… Как тебя, дружище?
— Дери Исар, ваше высокопревосходительство!
— Будешь сопровождать сударя Лаббори Вая, он старший, вот вам обоим колдовские слова на пайзах: старшего пристукнут, стрелой или как, — ты этим заклинанием тут же свиток снял с мертвого тела, им же его пайзу к себе перебросил, дальше поскакал, без оплакиваний и суеты. Все понятно?
— Так точно!
— А тебе?
— Так точно, ваше высокопревосходительство!
— Отдыхайте покуда, учите заклинание, проверьте седла, сумки, уздечки, подковы… Я мигом.
До тех пор, пока вожак спокоен и не суетлив, люди его слушаются охотно и четко, не теряя надежды, но вот если самый главный начнет метаться и плакать — пиши пропало! Когори Тумару держался молодцом, чудовищный груз ответственности на его плечах заметен был разве что ближайшим сподвижникам, а вот подлинную степень того, насколько он подавлен и растерян, видели только я и Санги Бо, старинный друг его и соратник. Казалось бы, зачем снаряжать в многодневный путь гонцов, когда есть нарочно для этого приготовленные почтовые птеры?… Но птеры сдохли, все до единого, еще в первые минуты нагрянувшего Морева: нечто вроде хлопка над равниной, ауры или маны, или еще чего-то в этом роде — люди, кони, горули устояли, а мелкая живность разом вымерла. Вот они, клетки с никому не нужными тушками гончих птеров: все печати целы, вся магия, все мощнейшие заклинания защиты работают, все замки нетронуты — и ничего живого внутри птеровых шатров. Я проверил из любопытства — даже мелкие норные в округе попередохли, вместе с червями и личинками, так что это даже не было прицельным злоумыслом в сторону срочной имперской связи. Но Когори Тумару об этом не знал… А даже если бы и знал — какая разница? Санги Бо и маркиз Короны хладнокровно, молча, внешне спокойно смотрели, как гаснут полковые знамена, так называемые сторожевые стяги… Стягами они становились там, в столице, когда полотнище полкового знамени отвязывают от древка и прикрепляют к высоченному шесту во дворе казармы, опуская и поднимая его вдоль шеста, так, как это положено по караульному и дворцовому артикулам, здесь же — это знамена, свято хранимые, собранные в одном, самом безопасном месте. Сейчас они открыты всем взорам, ибо так положено в бою.
У военачальника Когори Тумару было под рукою два сдвоенных полка, то есть у каждого полка единый полковник, но по два стяга. И отдельный стяг у личной охраны главы имперского сыска — вон они, рука об руку с черными рубашками, все до единого рубятся с безглазыми! И у черных рубашек отдельный стяг. Сами же стяги — обычные, то есть, они — душа и гордость воинского подразделения, стягом обладающего. Любой воинский стяг, стараниями лучших жрецов и магов империи, светится неярким синеватым светом даже в безоблачный полдень, а уж ночью стяги хранятся под надежными, не пропускающими свет колпаками, иначе на десять долгих локтей их видно будет всем, кому надо и не надо… Покуда есть в стяговом подразделении хотя бы одна боевая единица, сиречь ратник живой, присягнувший на верность империи и знамени, стяг будет испускать свет, пусть не столь яркий, чем когда под стягом полк или дружина, собранные "под завязку", по артикулу, но — светится… А ныне погасли два полуполка «крылышек», остальные с каждым лязгом меча, с каждым предсмертным стоном теряют силу свечения. Старые рыцари казались невозмутимы, а вот юный Керси Талои дрогнул, было, даже носом подозрительно зашмыгал, но, поймав взгляд маркиза Хоггроги Солнышко, прежнего своего повелителя и нынешнего спасителя, справился с собой, подтянулся… Он же рыцарь, а не рыхлое облако! Вот бы впрыгнуть туда, с секирой и мечом наперевес да вгрызться по-рыцарски в эту подлую безглазую толпу! Да еще когда рядом великий Санги Бо и непобедимый его светлость маркиз Хоггроги!!! Эх…
Керси Талои — весьма многообещающий царедворец, юноша очень хитрый… и очень умный… и храбрый… и довольно скрытный… Однако, в сей миг я легко читал его мысли, не забираясь к нему в голову: достаточно было посмотреть на подозрительно красные глаза и искусанные в кровь губы… И тоже ведь хладнокровный — но… Закалки в нем, все-таки, маловато, а мозолей на душе и того меньше. Зато высшие рыцари, такие как Когори Тумару и Санги Бо, воины очень много повидавшие на своем веку, давно уже научились все свои боли и слезы прятать глубоко в сердце, ибо привыкли терять личное малое, в расчете сохранить большее общее. Такая система исчисления применяется ими и в денежных расчетах, и во временных, и даже когда речь идет о жизнях человеческих… Уж кто-кто, а они хорошо знают, что битвы больших армий никогда не выигрываются отвагой и мастерством отдельно взятых рубильщиков-богатырей. То же самое понимает, впитав это еще с молоком матери, маркиз Короны Хоггроги Солнышко. Он юн годами, более чем на полторы сотни лет моложе друзей своего деда, Лароги Веселого, однако разумом, опытом, воинским умением не уступает лучшим рыцарям империи, и они тоже это знают, ибо если они всю свою долгую жизнь учились войне, жили войною, то маркиз Короны — сам по себе живое воплощение войны. Хоггроги также холоден и невозмутим, глаза ясны, руки не дрожат, а сердце… Сердце воина — это дверь за семью печатями, только богам ведомо, что там скопилось…
