Магистериум морум (ЛП) - Бэд Кристиан (читать полную версию книги TXT) 📗
Саймон сидел чуть поодаль на брёвнах, что привезли для укрепления ворот, и, пристроив рядом не гаснущую от ветра магическую свечу, перебирал травы в своей сумке, что-то раздражённо бормоча под нос, но в игру не вмешиваясь.
— Эти двое нашли друг друга, — невесело усмехнулся демон. — Демонёнок и кошка. По разуму они где-то сродни. Непровозглашённый сущий и Потерявшая облик. Смешно.
Губы его даже не попытались изобразить улыбку.
— Смешно, — так же безэмоционально согласился маг.
— Но это же противно понятиям людей о совокуплении? Мужчина и инкуб? — Борн глянул искоса и отвёл глаза.
— Совокупление с демонами вообще противно понятиям людей, — угол рта Фабиуса дёрнулся в неудавшейся усмешке.
— Ты так хотел жить вечно?
— А что может быть сильнее этого желания?!
— Сильнее? Желание просто жить, маг! Жить и дышать, как остальные. Делать глупости. Нарушать правила. Сходить с ума. Кем ты стал в своём бессмертии? Осталось в тебе что-то живое?
Фабиус тяжело вздохнул. Последние его годы текли всё утомительней. Он тяготился слугами, необходимостью есть и спать, одеваться, управлять хозяйством, даже зима и слякоть безмерно огорчали его. Всё, кроме изучения наук, он делал по обязанности и долгу. Ему казалось, что науки поглотили его всего.
Жил ли он? Если сумел пережить всё вокруг себя? Всех?
Он стал перебирать людей, живших и умиравших рядом с ним. Хорошо помнилось самое начало — смерть матери. Потом была пропасть, венчало которую…
Нет, этого он не будет вспоминать! Смерть жены до сих пор висит на его груди неподъёмным камнем. Не стоит демону знать об этом!
А мать… Мать уходила легко, будто кто-то, пробегая мимо, накрыл её лицо полою плаща. Губы её улыбались, и вдруг завяли. И весна её стала зимою.
Маленький Фабиус даже не плакал, пока ему не сказали, что маму по обычаю закопают глубоко в холодную землю. Он не понимал, зачем. Лишь видел, как нечто лёгкое ушло из её тела.
Смерть матери была неведомой жертвой, устроенной кем-то чужим. Отец Фабиуса не исполнил обряда и пощадил жену. После рождения сына он сгорел от лихорадки в считанные дни. Такова была плата за сильный дар, доставшийся Фабиусу. Жертвою должна была стать мать, но вышло так, что погибли оба.
А потом были его собственные первые жертвы. Бессмысленные. Неразумные. Так обучали мастерству в академии Магистериума. Поначалу это были лягушки и змеи, мыши. Наконец, учитель, в классе которого Фабиус был одним из самых младших, принёс в клетке пушистую рыжую лису.
Она была блестяща и гладка, шерстинка к шерстинке, а на хвосте — белое пятно. Её сущность следовало выделить из тела в магическом опыте. И именно это Фабиус и запомнил, как своё первое убийство.
Инкубы же… Их ласки казались настоящими, людскими, но кого он видел в них? Мышей или лягушек?
— А почему не суккуб? — поинтересовался Борн.
— Они слишком похожи на женщин, — машинально ответил магистр и пожалел. Потому что перед глазами всё-таки встал образ умирающей жены.
Тогда он уже знал, каково это будет. Ему хватило одной женской смерти. Смерти маленькой пушистой лисы с белым пятном на хвосте.
Больше он не хотел это пробовать, но бытию всегда всё равно. Оно говорит, — выбирай. И жизнь для него — не больше чем горсть песка, что сыплется на вечные весы воздаяния.
Песок падает на чашу, но весы эти никогда не качнутся. И никогда не наступит правосудие. Потому что никто и никогда не знает правых и виноватых. Нет таких богов, кто знал бы наверняка.
Вот так и маг знал, что ему не суждено понять, прав он или виноват. Может, соитие с инкубами и было противоестественным, а может быть, и нет. Инкуб — не человек. Его органы только кажутся похожими на таковые у человека, он не справляет естественных надобностей, не носит в себе семя.
Фабиус вспомнил смуглые тела своих любовников: невозможно гибкие и пахнущие пряностями. Кожа их была сродни дорогим тканям, дыхание — как мёд…
— Тебе понравилось? — спросил вдруг Борн и глаза его, потускневшие во время размышлений, снова вспыхнули и разгорелись.
— Что понравилось?! — вскинулся Фабиус.
— Соитие с инкубом?
Фабиус в раздражении приподнялся, отряхивая с камзола крошки, и… уронил хлеб. Горбушка полетела вниз.
Демон расхохотался.
Что-то в недрах земли отозвалось ему, и он замер, прислушиваясь.
— Пора, — сказал Борн. — Я думаю, раз ты знавал прикосновения инкубов, не смутят они тебя и сейчас.
Он крепко обнял магистра и шагнул с крыши.
Объявившись на пороге малого совещательного зала городской Ратуши внезапно, и невзирая на запертые двери, магистр Фабиус и инкуб Ангелус Борн ввели в ступор и без того измученных страхом членов городского совета.
Вялая беседа оборвалась, и в полутьме слышны были лишь треск свечей да перекличка стражников, рассредоточенных у входных дверей, на лестницах и в окнах второго этажа.
На первом же — все ставни были заперты изнутри. Тем не менее Фабиус и Борн успешно миновали и запоры, и стражу.
В Ратуше имелось несколько совещательных залов. В малом лучшие люди города сидели сейчас для экономии свечей. На столе, кроме свитков и амбарных книг, были вода, молодое вино да сыр, принесённый главой сыродельного цеха как образец для поставок в казармы.
Борн поморщился. Он, и не пробуя, понял, что сыр — отвратительный.
Членов городского совета присутствовало двенадцать — главы некоторых торговых гильдий, цехов, казначей и хранитель городской печати.
Фабиус знал, что полный совет составляет обычно от тридцати до пятидесяти уважаемых горожан. Видно, многие ощутили сегодня тревогу в утреннем воздухе и не решились прийти в Ратушу. Или у них нашлись иные причины отсидеться дома?
Магистр молчал, мрачно разглядывая людей. Людей ли?
Он искоса глянул на улыбающегося Борна: кого видит тот? Мага грызли сомнения.
Члены совета беззвучно томились за длинным столом из морёного дуба. Во главе нахохлился старенький заместитель председателя городского торгового совета мэтр Вабис — сухой, остроносый, губастый винодел. Сам глава успел с утра сказаться больным.
Молоденький тонконогий городской маг притулился с левого края стола, чуть в стороне от прочих. Он струсил и не пошёл на площадь вразумлять горожан. Теперь парню молча ставили в вину то, что он остался жив.
Рядом с ним страдал писарь. Бледный, трясущийся от страха. Этот был уверен, что уж его толпа точно не пожалеет.
Совет успел созвать префект, дабы представить лучшим людям города магистра Фабиуса. Город Ангистерн по обычаю Серединных земель был вассалом Церкви Сатаны, и Фабиус представляя здесь высшую законодательную власть. Покойный (уже лет двадцать) метр Грэ объявил его как столичного мага, образованного и наделённого особыми полномочиями. Он, видно, назначил эту встречу по обязанности, даже не предполагая, что маг сумеет явиться.
Разглядев лица, магистр понял, что префект правил в Ангистерне твёрдой рукой, допуская к кормилу лишь самых слабых из городской знати. Безвольные скошенные подбородки, плохо прикрытые растительностью, вялые челюсти… Мэтр Грэ тщательно следил за отбором нужных… кадров. Только двое цеховых мастеров — суконщик да оружейный кузнец — казались людьми крепкими. Ну и молодой маг был в меру вертляв и бодр. Магов голосованием не выбирают.
Борн глядел на людей с усмешкой и мешать Фабиусу в задуманном явно не собирался. На инкуба же члены совета взирали с ужасом.
Оправившись от несколько неожиданного появления незваных гостей, мэтр Вабис поднялся навстречу и заблеял что-то, подобающее моменту. Искренности в голосе старика не было. Как и почтительности — магов в городских советах никогда не любили, и если бы Фабиуса разорвала толпа… Но, к сожалению, не все проблемы решаются сами собой.
— … Высокое присутствие такого дорогого нам гостя и его гм… сопровождающего его…
Мэтр Вабис замер, уставившись на Борна, как лягушка на ужа.
