Огонь сильнее мрака (СИ) - Герасименко Анатолий (е книги .txt) 📗
– А шлюх кто режет тогда? – спросила Джил. Она по-прежнему изучала улицу в бинокль.
Джон потряс головой.
– Я что… вслух? – удивился он.
– Ага. Бурчишь-бурчишь под нос, я послушать решила. Девок-то уличных в Дуббинге кто убивает?
Джон снова зевнул – во весь рот, аж до слез пробрало. В углу опять зашуршала мышь.
– Девок… – пробормотал он. – Да хрен его знает.
– И детишек, – напомнила Джил. – Детишек приютских – помнишь, в прошлом году пятерых нашли? В колодце, без голов. Скажешь, они тоже валлитинар искали?
– Ну ладно, – нехотя сказал Джон. – Признаю. Маньяки тоже бывают. Маньяки, растлители, детоубийцы – все бывают, кругом дерьмо, все люди – сволочи. Довольна?
Джил пожала плечами.
– Чего довольной-то быть. Вот кабы мы за тем маньяком сейчас следили, который на девок охотится…
Джон поморщился.
– Будет заказ – выследим. Да только его месяц назад поймали. Вроде.
– Шлюху на прошлой неделе опять зарезал кто-то, – откликнулась русалка.
– Опять ты за своё, – терпеливо сказал Репейник. – Не пойму, как ты работать можешь с такими взглядами на жизнь. Ну, иди и лови этого маньяка.
– И поймаю. Только денег поднакоплю. Жить ведь надо на что-то, пока ловить буду.
– Во, – назидательно поднял палец Джон. – Так вся жизнь и проходит. Обещаешь себе что-то, вот-вот займешься, только завтра-послезавтра, потому что сегодня денег нет, или голова болит, или в прачечную надо... Я просто, Джил, постарше тебя буду. Знаю, как оно бывает, когда кому-то добро хочешь сделать. И хорошо, что так бывает, потому что в лучшем случае ничего не выходит. А в худшем… От добра добра не ищут.
– Это ты так думаешь.
– Это нормально – так думать, – возразил Джон. – Пока человек хочет добра для себя – всё в порядке. Если он неплохой, человек этот, то личное добро для него примерно совпадает с общественным. Вот возьмём Хонну Фернакля. Он – меценат, делает себе рекламу, торгует собственной рожей на всяких выставках. Заодно продвигает науку, учёным помогает подняться. Такое добро – нормальное, правильное. А вот когда я… – он замолк, поняв, что свернул не туда, но было поздно.
– А вот когда ты одну девчонку решил спасти заколдованную, то пол-деревни полегло, – закончила Джил. – Всё ясно. Можешь дальше не говорить. Давай лучше на улицу погляди. Я тут... Сейчас вернусь.
Джон, покряхтывая, подполз ближе к окну и стал смотреть вниз, а Джил встала и, пригибаясь, ушла в темноту. Потом где-то вдалеке зажурчало. Джил была девушкой простой, без предрассудков, и, если ей случалось безвылазно сидеть несколько часов кряду на холодном чердаке, то… Кстати, и мне надо бы, спохватился Джон.
– Работаю я не для того, – бросила Джил, вернувшись и садясь на матрацы. – Не для добра.
– А для чего? – рассеянно спросил Джон. На улице никого не было, только одинокий фонарщик маячил вдалеке, гася ради экономии каждый второй фонарь.
– Я доказать хочу.
– Что доказать-то?
Джил засопела.
– Что человек, – сказала она наконец. Джон оторвался от созерцания улицы и удивленно глянул:
– Как?
Девушка сжала губы.
– Я ведь кем была? – тихонько спросила она. – Сначала – соплюха обычная, деревенская. Потом – монстрой стала, страшилой. Всех пугала, все от меня бегали. Потом ты пришел… Ну, да… Хорошо было.
Джон сглотнул.
– Хорошо, – продолжала русалка, – да только кто я тебе была? Как, знаешь, есть болезнь такая. У кого кислоты много в желудке – тем воду надо пить. Лечебную, соленую, с курортов. Каждый день, хочешь – не хочешь. Любишь – не любишь. Вот и я тебе вроде той воды лечебной… Думаю.
– Джил, – сказал Репейник, – да ты что?
Та повела рукой:
– Не знаю. Не обижайся. Может, у тебя всё по-другому. Но я именно такое чуяла. С моей стороны. Выходит, опять – не человек. Лекарство для тебя. Или игрушка.
– Я… – начал Джон, но Джил не слушала.
– А потом меня в Гильдию привел, – продолжала она. – И вот тут всё на место стало. Потому что польза от меня началась. Понимаешь? От меня, от того, что делала. Как у всех людей. Не от этого, – она показала, раскрыв рот, на растущие клыки, – не от этого, – ткнула пальцем вниз, между ног. – А от этого, – и постучала по голове.
Репейник прочистил горло.
– Знаешь, Джил, – сказал он, – ты дура.
Она нахмурилась. Джон встал и стукнулся головой о стропила.
– Но я тебя любил, как никого в жизни, – закончил он. – И, если бы не вся эта история с Гильдией, никогда бы не отпустил.
Он пошел, оступаясь, в темноту. Дойдя до дальней стенки, долго стоял, отливая. Потом – ещё стоял, глядя перед собой. Вот и поговорили. Спустя столько времени. Ну что, Джон Репейник, не повезло тебе с женщиной. Бывает. В следующий раз, может, повезёт больше. Поедешь в другую деревню. Найдешь другую русалку. Авось попадется не совсем дикая, будет слова понимать… Зато таких вот штук не выкинет. Я-то думал, она из-за придирок моих бесконечных ушла, а оно вон как, оказывается. Вроде воды лечебной. Игрушка… Он сжал зубы.
– Эй, – донеслось от окна.
Джон не ответил.
– Эй, – повторила Джил и немного погодя добавила: – Ну Джонни.
Он вздохнул и пошёл обратно. На полпути нога попала в какую-то яму, он потерял равновесие и понял, что падает. Взмахнул руками и неожиданно схватился за что-то мягкое, тёплое, очень надёжное. Его удержали. Джон выкарабкался на ровное место. Джил в темноте обняла, прижалась. Пахнуло кувшинками. Джон осторожно положил руки ей на талию.
– Прости, – сказала Джил.
– Ладно, – сказал он.
Они постояли ещё.
– Пойдём? – спросила она.
– Ну хорошо, – сказал Джон. – Пойдём.
Они пошли рядом, в обнимку, а, когда подошли к окошку, то опустились на груду матрацев и стали целоваться. Вокруг стояла тишина, только порой слышался мышиный шорох. Джил прижималась к Репейнику всё тесней и целовала всё жарче, а потом откуда-то с улицы, снизу, донёсся негромкий деревянный хлопок. Джил мгновенно отпрянула, приникла к окну, и Джон увидел жёлтый отсвет в её глазах.
– Вышел! – хрипло выдохнула она. Джон глянул на улицу. От подъезда скорым шагом уходил человек в длинном пальто и широкополой шляпе. Он сутулился, лица не было видно, и Репейник успел разозлиться на Джил, что прервалась из-за ерунды, а может, пожалела о случившемся и повод искала… Но человек обернулся, посмотрел вверх – линзы! бородка! – и Джон с раскаянием вспомнил, что зрение русалки гораздо лучше человеческого. Кайдоргоф повёл плечами, зябко сунул руки в карманы и свернул за угол.
– Уйдёт! – застонала Джил. Она вцепилась в раму окошка. Раздался треск ломаемого дерева, Джону в лицо брызнули чешуйки засохшей краски. Джил отбросила вырванную с корнем раму, схватилась за стропила и, качнувшись, проскользнула в ощетинившийся гвоздями оконный проем. «Стой!» – успел выкрикнуть Джон, но русалка пропала. Репейник высунулся наружу и увидел, как Джил, обняв водосточную трубу, скользит вниз. В нескольких ре от земли она спрыгнула, перекатилась и бросилась в погоню. В её движениях не было показной ловкости, как у цирковых акробатов – только гибкая звериная прыть. Добежав до угла, русалка обернулась и взмахнула рукой: скорей!
Джон опомнился. Не было и речи о том, чтобы лезть в окно – узко, да и не сможет он так. Вскочил, добежал, спотыкаясь и гремя, в темноте до двери. За спиной что-то падало, грохотало – видно, задел какую-то большую кучу хлама, и та развалилась. Прыгая через две ступеньки, Репейник слетел вниз по лестнице. Вывалился на улицу, понесся к перекрестку. Джил, увидев сыщика, нетерпеливо всплеснула руками, побежала за угол. Пришлось догонять. В лицо толкал ветер, брусчатый тротуар цеплял за ноги. Мимо проносились тёмные, потухшие витрины, тень от фонарей под ногами то удлинялась, то вновь укорачивалась. Джил, добежав до следующего перекрестка, свернула в тень, встала как вкопанная и сделала упреждающий знак рукой. Джон, из последних сил пытаясь не топать, подбежал и встал рядом, жадно дыша.