Схватка (СИ) - Шепельский Евгений Александрович (книги онлайн полные txt) 📗
— Кхгм… — проронил Бришер несколько стыдливо. — Я тоже того, не знаю, что это за дивный бес… Не бывал я в зоосаде… да, не бывал. Мне там скучно! А кот и правда жирненький. Накуролесил он на берегу, конечно… Убийца!
— Вы, Бришер, исключение из правил. Так что же ваш наниматель, Валтор? В добром здравии поживает?
— Ренквист живой. Ты его пырнул в шею, но рана уже затягивается. А больше ничего тебе не скажу! Режь, кончай меня.
Вот как, сам выдал своего нанимателя. Я-то даже не предполагал, что это Ренквист.
— Да зачем же мне вас кончать? Вы же пока ничего не сделали… Хотели сделать, конечно, но не сделали. Вы, Валтор, как вижу, настоящий художник?
Рыком он подтвердил мою версию.
— Давайте предположу: ремесло не кормит вас? Давайте скажем проще: вы — бездарь.
— Я не бездарь! Ты… Не бездарь! Я художник! Я умею рисовать!
— Умеете рисовать? Воловьим хвостиком? Слоновьим хоботом? Собственной задницей? Хорошо рисуете круги под глазами и черные квадраты на стенках нужников?
— Я не рисую черные квадраты, ты… ты!.. И красные квадраты я тоже не рисую! Я не бездарь, чтобы такое рисовать! Я рисую портреты! Я умелый портретист!
На самом деле, первым черный примитив изобразил французский художник Альфонс Алле. И называлась сия картина «Битва негров в пещере ночью», но, естественно, сила рекламы такова, что у нас больше знают раскрученную и глубоко вторичную супрематическую ерунду Малевича. И красный прямоугольник тоже нарисовал Алле, и называлась картина сия «Сбор помидоров апоплексичными кардиналами на берегу Красного моря». И все это были шутки, никто не возводил черные и красные примитивы в ранг высокого искусства.
Меж тем разверзлись бездны, и несколько минут я выслушивал горячечную исповедь художника, не снискавшего славы, а значит и денег. Внебрачный сынуля одного из мелких баронов, еще не завоеванных Ренквистом. Жил на границе владений Ренквиста, пытался рисовать, зарабатывать этим на жизнь. Зарабатывать этим не получилось. Портретистов — как в моем земном веке писателей — развелось слишком много, хлеба на всех не хватало. В конце концов плюнул и предался ремеслу бретера — дрался за других на дуэли, или просто вызывал на дуэль, убивал и обирал мертвеца, что не являлось нарушением дуэльного кодекса. Благодаря бычьей силе и верткости — умело завоевывал призы… Люди Ренквиста нашли, предложили много денег, чтобы прикончил бесноватого архканцлера — а то, что я бесноватый и кровожадный — так об этом все знают… тут уж фракции Коронного совета позаботились, убить такого — не грех вовсе…
— Пытай! — заключил Валтор. — Пытай, казни. Мне плевать на все.
— А если я сделаю с вами кое-что другое?
Он предпринял яростную попытку освободиться из объятий Алых — как видно, решил, что «кое-что другое» будет куда хуже пытки, такая простая средневековая и вульгарная психология.
— Что же? — спросил, тяжко отдуваясь. По тролльего роже с выставленным акромегалическим подбородком текли ручьи пота. — Нет уж, господин хороший, лучше прикажите вскрыть мне горло!
— Зачем же мне вскрывать вам горло? Я лучше превращу вас в самого популярного художника Норатора.
Он задохнулся:
— Как?
— Да легко. Вы умеете рисовать. А я имею власть в Санкструме. И я употреблю ее с той целью, чтобы сделать из вас популярную особу.
По телу его прошла крупная дрожь. Да, да, медные трубы — это то, чего он хотел, чего он жаждал всей душой, сердцем и даже пропитой печенью. Наверное, все творческие люди таковы — им нужна слава как подтверждение их таланта, а может быть, и гения.
— У меня есть газета. Вы знаете, что такое газета, Валтор? Когда вы исполните свою роль — я устрою вам немалую рекламу… — Мне пришлось вкратце пояснить ему смысл этого слова. — Такую рекламу, что к вам будут выстраиваться очереди. И ваши портреты украсят стены лучших домов Норатора. И стены Варлойна украсят. А позднее, когда слава ваша начнет шириться, к вам начнут приезжать и заказчики из-за границы.
Он тяжко дышал, вращал глазами, морщил лоб — думал.
— Что… что я должен сделать, господин архканцлер?
Вот, я уже «господин». Я купил его с потрохами, просто нажав на самую болезненную точку — на тщеславие.
— Вы скажете Ренквисту, что не смогли меня убить; слишком много вокруг моей персоны охраны — что в целом соответствует действительности. Вы скажете также, что смогли завоевать мое доверие и я заказал вам свой парадный портрет при всех регалиях и финтифлюшках — но не срочно, а через пару недель, когда выберут нового монарха. Вы скажете, что готовы меня прикончить, когда выдастся случай и я отпущу всю охрану. Впрочем, думаю, в свете новых событий Ренквист может отложить мое убийство… Он будет думать. А вы будете думать вместе с ним. Возможно и очень вероятно, он решит превратить вас в шпиона при моем дворе, раз уж вы завоевали мое доверие… Он будет думать. А вы будете думать вместе с ним. Если узнаете что-то серьезное — отправите нарочного или сами выедете за пределы владений Ренквиста. Отправитесь в Прядку, там есть трактир «Счастье» — и там вас будет ждать постоянно мой человек. Спросите о нем трактирщика Кардала… Вы станете моим шпионом, и, очевидно, будете курсировать между Варлойном и владениями Ренквиста до тех пор, пока я не уничтожу барона. Вы же не любите Ренквиста, Валтор?
— Нет. Он свихнутый. Но он платит.
— Я буду платить тоже. Мою плату вы знаете.
— А где гарантии?
— Мое слово порукой. А кроме того… я начну постепенно… — Едва не сказал «раскручивать». — Начну постепенно публиковать ваши рисунки в своей газете. Завтра же начну. Пока без вашего имени. Я подберу вам псевдоним. Нарисуйте сейчас два-три эскиза… Хм… пусть это будут обнаженные женщины, чьи волнующие прелести едва прикрыты легкой тканью…
Религиозные и нравственные традиции тут вполне соответствуют концу европейского Средневековья и началу Возрождения. И обнаженная натура Возрождения на тех картинах, что я видел в Варлойне, присутствует вполне. Но такие радости доступны лишь аристократом и богатому купечеству. А моя газета должна быть бесплатной — и бешено популярной. Поэтому введем традицию публиковать на последней страничке скромный и отнюдь не вульгарный рисунок нагой красотки… Таким образом, газета моя станет очень ценным предметом.
— А затем, Валтор — у меня еще есть немного времени! — мы с вами, по моим устным приметам — составим портрет упомянутого плута по имени Хват…
Валтор оказался прекрасным художником.
Глава сорок первая
Дела. Последующие полторы недели были заполнены бездной дел. Я мотался из Норатора в Варлойн и обратно, как челнок на ткацком станке.
За неделю в казармах скопилось уже больше тысячи ветеранов и дезертиров, всех требовалось расселить, вооружить, накормить, разбить на десятки, полусотни, сотни и полки. Бернхот и Бришер занимались этим вопросом. Брат Литон пропадал на казенном дворе. Налоги поступали крайне скудно. Имперские мытари — очевидно, контролируемые фракциями — не торопились привозить сборы, или привозили — но в карманы фракций. Но это дело требовало медленной, постепенной реформации. И я начну ее сразу, как получу в свои руки полноценную армию — хотя бы пять-шесть тысяч человек. Пока у меня была тысяча солдат и тысяча Алых, и фракции внезапно уяснили, что под их боком в Варлойне появилась не просто четвертая власть, а четвертая власть с реальной силой, с которой нужно считаться. Покушения на меня прекратились. Не выходили больше и порочащие статьи в газетах. Фракции затаились в преддверии летнего бала и позволяли — именно позволяли! — мне наращивать военное преимущество и совершать некоторые другие опасные глупости.
За неделю мы сумели отобрать для правительственных нужд десяток комнат, примыкающих к ротонде и вновь позвать под знамена нелегкой — но такой почетной! — государственной службы уволенных чиновников из списка Блоджетта. Старый секретарь лично вызвался ездить по домам особенно важных и нужных людей. Кроме того, я взял на работу в правительство двадцать секретарей из числа студентов Университета. Таким образом, старое и новое смешалось — чиновники обзавелись молодыми, яростными, честными студентами-секретарями с функциями контролеров, а студенты получили умудренных опытом наставников. Эта молодая и старая поросль стала ядром нового правительства.
