Запретная Магия - Уэллс Энгус (книги онлайн .txt) 📗
Чуть впереди слышался шум просыпающегося лагеря: всхрапывание привязанных лошадей и грубые голоса часовых; затем показался смутный огонек костра; и вдруг прямо перед ними вырос каменный столб. Брахт поднял руку, указывая на край плато.
— Лошади там. Попробуй воспользоваться заговором Варента, делай что хочешь, но испугай их так, чтобы они разбежались. Я зайду с тыла.
Каландрилл молча кивнул. Брахт положил ему руку на плечо и посмотрел прямо в глаза.
— Они нас не пропустят, ты это понимаешь? — Он говорил шепотом, быстро. — Скорее всего, они держатся группой. Когда я выстрелю, они разбегутся, но кто-то бросится к лошадям. Убей их. Ибо те, что останутся в живых, будут преследовать нас или помчатся сообщать о происшедшем Сафоману.
Каландрилл коротко кивнул, не доверяя своему голосу.
— Дай мне время подобраться к ним поближе, — сказал Брахт. — Отвязывай лошадей, когда упадет первый.
Он быстро пересек дорогу и скрылся в подлеске. Каландрилл пробормотал слова, которым его научил Варент, и почувствовал легкое пощипывание на коже; запах миндаля смешался со свежим утренним воздухом. Он начал пробираться сквозь серебрящийся от дождя кустарник, крепко сжимая меч и внимательно прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. Запели птицы, приветствуя рассвет, солнце озарило восточный небосклон красным золотом, и в его блеске колеблющийся серый свет начал таять. И тут у обочины дороги перед ним предстал огромный темный камень. Здесь дорога спускалась вниз с плато. У подножия камня горел костер, кто-то только что подбросил в него хворосту; сонные часовые поднимались, стряхивая воду с подстилок. Один обогнул камень, стал мочиться, потом громко с облегчением вздохнул. Еще двое возились около костра, а те, кто только что сменился, придвигались поближе к костру. На некотором расстоянии он увидел привязанных лошадей, тихим ржанием приветствовавших восход. Каландрилл стал осторожно подбираться к животным.
Неожиданно он услышал свист стрелы и резкий выдох человека у камня, мгновенно согнувшегося вперед со стрелой меж лопаток. Ударившись о камень, он упал в кусты с поднятой, как в мольбе или упреке, рукой. Часовой, стоявший у костра, вытянул шею, пытаясь разглядеть, что произошло за камнем. Каландрилл видел его как на ладони — пухлый коротышка с седеющей черной бородой и нагрудником, украшенным изображением морского конька. Бандит нахмурился, встал, сделал несколько шагов вперед и, пораженный, уставился на мертвого товарища. Глаза у него расширились, он открыл рот, чтобы предупредить об опасности остальных, но тут из груди у него неожиданно вырвалась стрела. Он спиной повалился на костер, подняв тучу искр, и его товарищи с криками выхватили из ножен мечи. Каландрилл выскочил из кустов и бросился прямиком к лошадям.
Они почувствовали его присутствие и стали перебирать ногами, натягивая уздечки. Он разрубил привязь и стал размахивать мечом направо и налево, разрезая уздечки и не обращая внимания на удары копытами и на дикое ржанье перепуганных животных. Он размахивал руками, забыв, что лошади его не видят, а затем стал хлестать их мечом плашмя, разгоняя в разные стороны.
Еще один бандит с вонзившейся в горло стрелой резко закричал, и еще один повалился со стрелой в ребрах. Трое бросились к разбегавшимся лошадям, и одному даже удалось ухватиться за перерезанную привязь. Каландрилл набросился на него с поднятым мечом и нанес удар по руке, что удерживала лошадь, а затем еще раз, и тот упал с окровавленным лицом; не давая себе времени опомниться, Каландрилл тут же набросился на оставшихся двоих — они яростно размахивали перед собой мечами, защищаясь от невидимого противника.
Он убил их обоих, безжалостно, напрочь забыв о чести. О том, что он невидим, Каландрилл вспомнил, только когда те уже испустили последний дух у его ног. Тут ему стало не по себе, и он произнес обратное заклятье. Он бросился назад к дороге, туда, где все четче в нарождающемся свете проступала тень Аномиуса. Неожиданно перед ним вырос дородный кандиец с мечом в руке и круглым щитом с изображением дракона перед грудью. Со звериным оскалом и яростным блеском глаз под зеленым тюрбаном он взмахнул мечом, опуская его на голову Каландрилла. Каландрилл сумел отбить удар и контратаковал, но попал в щит. Он отбил еще один удар и, скользнув мечом по чашечке меча кандийца, поразил его в незащищенное плечо. Бандит попытался прикрыться щитом, но Каландрилл продолжал наседать.
Теперь он не чувствовал угрызений совести и ни в чем не сомневался: это был честный поединок, мужчина с мужчиной, и оба видимы. В ярости он бросился вперед, думая только о том, как бы одержать победу. Он нанес удар противнику в голову, увернулся от ответного удара и сделал выпад вперед, направляя меч прямо в живот под кирасой. Кандиец отскочил, Каландрилл сделал обманное движение, заставляя его раскрыться, и нанес удар в открытую грудь. Клинок распорол защитную кожу, и он отскочил в сторону, уворачиваясь от удара в бок. Изогнувшись, Каландрилл попытался поразить противника в руку, в которой тот держал меч. Ему это удалось, и он перерубил ее и тут же вонзил клинок в бок противника. Бандит вскрикнул. Каландрилл выхватил меч и моментально нанес удар в шею. Бандит начал падать прямо на него, и Каландрилл отступил. Из раны полилась кровь. Он молча смотрел на кандийца, который уперся руками в землю, затем встал на колени, тряся головой, словно не желая верить в то, что умирает; может, когда он упал лицом вниз, он был еще жив.
Каландрилл тут же забыл о нем и вновь бросился туда, где его дожидался колдун. Одним махом перелетев через дорогу, он схватил поводья коня Брахта и ударил чалого пятками в бока. Тот рванул с места. Каландрилл галопом послал свою лошадь по направлению к столбу, лишь смутно сознавая, что Аномиус скачет где-то рядом; Брахт, выскочив из кустов, бросился им наперерез со сверкающим мечом в руках, уложив по дороге еще двух кандийцев. Каландрилл попридержал лошадей, чтобы Брахт мог вскочить на коня на ходу, и уже в следующее мгновенье они галопом понеслись туда, где дорога ныряла резко вниз с плато.
Несколько разбойников выросло вдруг перед ними как из-под земли, и на какие-то долгие мгновения все смешалось: кричащие люди, вздыбившиеся лошади, мечи и огонь, вырывавшийся из протянутой вперед руки Аномиуса. Наконец они выскочили из кольца врагов и, промчавшись мимо столба, бросились по дороге, круто спускавшейся с плато. Здесь надо было быть поосторожней: лошади ржали и не хотели подчиняться узде, едва удерживаясь на склоне. Мимо них свистели стрелы, пролетая совсем рядом с их головами, и они низко прижимались к лошадям до тех пор, пока дорога не повернула и они не оказались под защитой крутого откоса.
Солнце поднялось над восточной оконечностью плато, и они поняли, что все-таки спустились во впадину; дорога здесь была вымощена камнем и бежала по дну оврага, защищенная высокими склонами. Постепенно спуск становился более пологим, и наконец дорога вывела их к широкой реке, бегущей вдоль подножия плато.
Они опять погнали лошадей и сбавили бег, только когда за спиной у них образовалась стена из деревьев; однако запыхавшимся лошадям они позволили остановиться, лишь когда Брахт заявил, что теперь они вне досягаемости стрел.
Лес здесь был гуще, чем на восточном склоне; деревья окружали полукругом луга, поросшие сочной травой и испещренные голубыми ручейками, сбегавшими вниз к широкой реке. Прямо перед ними лежало сердце Кандахара — густой лес, как покрывало, сшитое серебристо-голубыми нитками рек из мириад зеленых клочков материи; далеко-далеко в дымке терялась саванна, а линия Кхарм-Рханны казалась черной тесьмой, соединявшей небо и землю. Вид открывался прекрасный. Вдруг Каландрилл почувствовал угрызения совести.
— Я никогда раньше… — он замолчал, сглатывая горечь, которую вдруг почувствовал во рту, — не убивал.
Брахт кивнул.
— В следующий раз будет легче.
Каландрилл вовсе не был уверен, хочет ли он, чтобы в следующий раз это оказалось легче, — он вообще не был уверен, хочет ли, чтобы был следующий раз. Он сплюнул и покачал головой, словно отгоняя воспоминания о металле, раздирающем плоть, о крови и стонах умирающих людей; он все пытался убедить себя в том, что не имеет права уповать на то, что доберется до «Заветной книги», не пролив ни капли чужой крови, — было бы просто лицемерием полагать, что только Брахту придется пятнать руки кровью. Но ему это не помогало, сердце по-прежнему ныло от сознания того, что от его клинка погибли люди.
