Я — хищная. Ваниль и карамель (СИ) - Ангел Ксюша (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Мой взгляд скользит, цепляясь за привычную обстановку. Камин с тлеющими дровами, журнальный столик с расставленными стаканами. Небрежно брошенная на пол салфетка. Диван.
На нем без движения лежит Ира. Широкий свитер задрался, обнажая загорелый живот, глаза закрыты, а волосы спутались и слиплись от крови.
— Пусти!
Я не стала дожидаться, когда Влад поставит меня на пол — вырвалась. Споткнулась, но, удержав равновесие, бросилась к Ире. Дотронулась до безвольно опущенной руки, сжала ладонь.
— Она жива. — Эльвира подошла осторожно, словно боялась напугать. — Дышит, но…
— Никаких «но»! — оборвала я. — Ты ее вылечишь. Вылечишь ведь, Эля?
Покачала головой. И глаза опустила, словно стыдилась, что не может противостоять магии свихнувшегося жреца.
Она не может, но Эрик-то сильнее!
Из-за плеча Даши виден кусок улицы. Темное небо, гладкие бока колонн, подпирающих спину крыльца. Аккуратно подстриженный кустарник. Эрик, вернее, спина его, и руки, расставленные в сторону. А чуть поодаль, в невидимых путах — Крег.
Казалось, эта игра может продолжаться вечно.
Но Эрик отступает. Руки медленно опускаются, и он шагает за незримую черту защиты. А тело охотника, распятого в воздухе, с глухим звуком приземляется на асфальт.
Ослаб. Русые волосы сбились и торчат клочьями. Только глаза, когда он отводит их от неба, горят фанатичным огнем. И губы кривит едкая усмешка.
А смотрит Крег уже не на Эрика, устало опустившего плечи. На меня. От взгляда этого амулет жжется сильнее, и я невольно поднимаю руку к груди.
— Ты сама придешь, — плюется охотник словами и встает. — Я умею ждать. — Пауза после этих слов звенит неестественной тишиной. — Убивать я умею еще лучше.
Он развернулся и пошел прочь, к распахнутым настежь воротам. Походка его была легка, и, несмотря на изорванную и грязную одежду, выглядел он сильным. В отличие от Эрика, который, прислонившись к мраморной глади колоны, тяжело и часто дышал.
— Эрик…
Я осторожно подняла руку, коснулась его плеча. Обернулся, и меня обдало безумием, остатки которого клочьями кружили в воздухе. Суженные почти в точку зрачки, побелевшие, сжатые в тонкую линию губы. Карамельный ореол вокруг, который понадежнее всякой защиты.
— В дом! — почти прорычал он, и в низком, гортанном голосе я уловила угрозу.
Я выдержала взгляд. Расправила спину и выдохнула:
— Ире помоги.
Диван неисправимо испачкался кровью. Кровь засохла на щеке Иры, бледной и впалой. Ира дышала. Грудь вздымалась едва заметно и редко, но, если прислушаться, под ребрами аритмично стучало сердце. Я ловила каждый звук и молила богов, в которых до того дня не верила, чтобы она выжила.
Эрик сидел рядом и держал ее за руку. Хмурился. Молчал. И каждая секунда натягивала струну напряжения в гостиной еще больше. А потом он поднял голову и нашел в собравшейся в гостиной толпе Роберта.
— Нож, — велел коротко и перевел взгляд на Влада: — Если ты не против.
Влад ответил не сразу, и время между вопросом и ответом показалось мне вечностью. Затем он кивнул и отошел в сторону, будто не желал принимать в этом никакого участия. Подошел к Даше, которая все еще стояла у порога и вглядывалась в холодную, опасную темноту улицы.
— Есть шанс, что она не выживет, — сказал мне Эрик. Спокойный, привычный мне Эрик, отличающийся от того, на улице. Предплечье мое сжал, подбадривая. — Фокусы Первозданного я не в силах предугадать.
— Просто… помоги.
Блестящее острие ножа, кровь — теперь уже на ладонях, она смешивается и стекает на пол, но Эрика, кажется, это не волнует. Ему самому интересно, сможет ли он противостоять магии Крега. Кену Первозданного. Азарт на лице, тягостное ожидание, надежда. И облегчение, когда Ира шумно вдыхает и сжимает его руку. Второй судорожно хватается за спинку дивана.
А мне хочется плакать — то ли от страха, то ли от облегчения, то ли от отчаяния, потому что…
— Он убьет вас всех, — срывается с губ. И вспоминаются последние слова Крега. Убивать я умею еще лучше. — Каждого, кто будет защищать меня тут. Что мы делаем? Я… тут… Нельзя. Я должна уйти, иначе все умрут!
Тишина. Десятки взглядов, как софиты. Лара бледная, и Роб обнимает ее за плечи. В руках у защитницы — злосчастный амулет. Эля, прижавшая руки к груди. Тома — воинственная и раскрасневшаяся, и кудряшки смешно торчат. Она каждое утро укладывает их специальными средствами, но дольше, чем до обеда укладка не держится. Волосы у воительницы такие же непокорные, как и она сама.
Алиса — и та здесь. Я и думать про нее забыла, отвлеклась на Крега и Иру. Ревность, жгучая и горькая, теперь показалась мне глупостью.
Эрик наблюдал за мной, прищурившись, и молчал. Не поверил? Списал на шок? И я сама уже пожалела, что сказала это. Вырвалось. Но слово, как говорится, не воробей.
— Куда уйти? Ты же скади! — Роберт отпустил Лару и шагнул ко мне. — Часть семьи.
Верно, скади. Но также и сольвейг. Одиночка. Рано я забыла об этом…
Ира застонала, Эля всплеснула руками и убежала на кухню готовить кароэ. Гостиная ожила, словно и не было тех слов, которые всех напугали. Диван обступили. Смотрели все — кто с интересом, кто с сочувствием, шептались, интересовались самочувствием. Ира отвечала вяло, и я слышала нотки вины в ее голосе.
Не рассмотрела. Поверила. И поплатилась. Только вот разве ее это вина? Разве виноват человек в том, что нуждается в понимании? У Иры нет семьи — старую война забрала, а новая ее не приняла. И она бы жила с этим, смирилась бы, если бы он — человек, за которым она в эту семью пришла — был рядом.
Женщина на многое готова ради мужчины. Даже врать, прикрываясь связью с другим. А на слабостях проще всего играть.
Ира не любила казаться слабой. Вечно прямая, как струна, и подбородок задран, в глазах огонь, особенно когда видит несправедливость. И непоколебимые принципы ее меня всегда восхищали. А теперь вот вина в голосе и… За что?
Влад даже не подошел к ней. Так и стоял у двери, отвернувшись, и о чем-то молчал с Дашей. Они всегда понимали друг друга без слов.
Я тряхнула головой и решительно шагнула в толпу.
— Идем, — протянула Ире руку. Кровь запеклась на виске, там, где совсем недавно была рана, остался лишь едва заметный шрам. У Эрика получилось. Она жива, а это главное. — Я тебе комнату покажу. У нас переночуешь.
Это Эрик разрешения у Влада спрашивал, а я не стану. Не унижу подругу.
Она, казалось, была благодарна. В глаза только смотреть боялась, опиралась на руку молча, и мы медленно преодолевали ступени. Под гнетом любопытных взглядов, от которых мне хотелось ее спрятать.
Эрик возмущаться станет — уверена, что станет, Ира ему никогда не нравилась. И он ей. Плевать. Это и мой дом тоже! Семья.
— Прости, — сказала она уже в гостевой спальне, когда я меняла постельное белье. — Прости, что я…
Голос сорвался, а в глазах мелькнули слезы. Держится. Все еще держится, хотя и на грани истерики. Руку порезанную прижимает к свитеру, пачкая его кровью. Красное на красном.
— За что? — спросила я серьезно и усадила ее на кровать. — Ложись, тебе отдыхать надо.
— Если бы не я, он бы не стал за тобой охотиться.
— Если бы не ты, он бы нашел другой способ, — возразила я. — Такие, как Крег, не отступают.
— Я ошиблась…
— Все ошибаются.
— Он теперь ненавидеть меня будет… — Она всхлипнула совсем по-детски. — Влад.
Я вздохнула и присела рядом. Обняла ее за плечи — иногда нам просто необходимо, чтобы нас обнимали. И жалели, даже самых сильных духом. Так действительно легче.
Я убрала у нее со лба слипшиеся от крови волосы.
— Ну и дурак!
Мы еще некоторое время сидели, обнявшись. Потом Эля принесла кароэ. Ира пила жадно, обеими руками обнимая чашку. Плечи дрожали, и я только теперь заметила, что свитер ее измазался в грязи. Она допила, но еще долго держала чашку, словно боялась выпустить из рук. А когда выпустила, на внешних стенках ее застыла кровавая печать — как память о том, что доверять опасно. Ира молчала, сжимала губы и, как могла, сдерживала рвущиеся на волю слезы. Воительницы не плачут. Разве что в одиночестве.
