Закалка клинка - Паркер К. Дж. (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
«Так и будет, – подумал Темрай, – много часов пройдет, прежде чем мы поймем, получается ли что-нибудь. Ну что ж. Хоть полными дураками себя не выставляем»
Мясорубка продолжалась еще долго. Это была своего рода нелепица; механики лихорадочно работали – тянули тросы, таскали огромные камни, пытались удержать мулов, впряженных в канаты для подъема противовесов, чтобы животные в панике не сорвались с места, когда рядом падал снаряд из катапульты. А остальное войско стояло и смотрело, как зрители на заседании какого-нибудь перимадейского суда: как и там, на этой сцене трудились и гибли люди.
После того, как Темраю удалось побороть в себе желание вывести механиков из опасной зоны, он понял, что происходящее похоже на какой-то утомительный ритуал на похоронных играх – и не его ли самого хоронят? Здесь царил все тот же невероятный контраст: на арене – неистовое, отчаянное напряжение, в толпе – тишина и неподвижность, только кто-нибудь время от времени переступит с ноги на ногу да с хрустом откусит яблоко; над головами разносится приглушенный шум голосов, если прислушаешься, поймешь, что говорят о чем-то совсем постороннем.
Довольно скоро Темраю пришла отличная идея, как добиться преимущества. Он приказал механикам раздвинуть требушеты подальше друг от друга. Хотя за десять залпов его людям удалось сделать всего два прямых попадания, Темрай заметил, что со стен стали стрелять куда менее быстро и точно, чем вначале. Поразмыслив, он понял: в бастионе скопилось так много людей и машин, что, куда ни угоди, кого-нибудь зацепишь. Камни из требушетов убивали и калечили городских механиков – людей, специально обученных обращению с катапультами. На их место вставали те, кто знал о требушетах меньше, чем воины Темрая. Целиться они не умели. В результате попадания в цель (их сопровождал хруст дерева и костей) сделались разве что случайными – так применялся на практике закон вероятности. А люди Темрая тем временем стреляли все лучше и лучше.
Раз за разом останавливалась вереница мулов, катапультный мастер подсоединял рычаг к лебедке, капитан механиков проверял наводку и поправлял натяжение так, чтобы насечка на барабане точно совпадала с нужной риской на раме, и давал мастеру отмашку; тот за шнур выдергивал стальной крюк из петли под рычагом, противовес – огромная бочка, набитая булыжниками, – падал вниз, рычаг взметался вверх (толстый брус гнулся, словно саженец под могучим ветром), и двухсотфунтовьгй снаряд летел в небо, как будто мальчишка бросил камушек в птаху, стремительно уменьшаясь, пока не превращался в крохотную точку, в черную звезду на небосклоне, а потом звезда падающая звезда – обрушивалась на стену бастиона.
Даже на таком расстоянии звук каждого попадания слышался отчетливо ясно: то был мощный, исполненный боли удар, несколько глуховатый – так бьется о землю выбритая голова всадника, выпавшего на полном скаку из седла. Несложно было вообразить себе силу, с которой камень врезался в стену, ведь когда на землю падали снаряды городских катапульт, она отзывалась глухим стоном. На камни смотрели, завороженные страхом: видели, как разрастается летящий камень, гадали, куда он угодит, пытались просчитать выгнутые, неровные траектории – то ошибались, то нет.
Темрай проследил за одним из своих воинов. Тот сорвался с места, пробежал немного, замер, кинулся в другую сторону – так несколько раз, не сводя глаз с пухнущей черной точки, – наконец рванулся вбок, и, надо же, совсем неудачно. Камень угодил прямо в него и вбил в почву так глубоко, что трудно было и поверить, что на этом месте только что кто-то стоял.
У одного требушета треснул рычаг, туго натянутый канат хлестнул по работавшим рядом механикам. Никого не убило, но руки, ноги и ребра переломались, как ветви мертвого дерева – те, что с хрустом проваливаются под тобой, стоит на них наступить. Потом были люди, выбежавшие вперед толкать и подкапывать камень, а те, кого им придавило, кричали: «Нет, перестаньте! Вы его не туда тащите! Вы меня раздавите, откатите его в другую сторону…» – и еще люди, путавшиеся у тех, первых, спасателей под ногами.
В десяти футах от них падает еще один снаряд, он задевает уже лежащий на земле камень и разбивается. Острые края осколков секут кожу и перебивают кости. На помощь опять бросаются пехотинцы, а механик со стертыми в кровь ладонями (из-под волос у него текут ручьи пота) машет руками и кричит: «Уберите их отсюда!»
Спасатели стоят, не зная, что им делать. Кто-то восклицает: «Осторожно, летит!» – они не успевают двинуться, как снаряд уже приземляется в пяти ярдах от них, и тому, кто кричал, почти напрочь отрывает ногу. Он опускает взгляд, он так удивлен, что не может сказать ни слова; пытается шагнуть и падает, И все это время Темрай смотрит на них, не шелохнется, молчит.
А на стене творился кошмар, смесь воплей, крови и каменной пыли. В галерее зияли большие пробоины, разбитый требушет повис между зубцами – перевесившая кадка с булыжниками качалась на тросе, а рама застряла. Люди перешагивали через трупы и из последних сил распутывали тросы, пинками загоняли в пазы вышедшие от тряски клинья, роняли гаечные ключи – те падали за парапет. Катапультные мастера, сжимая в дрожащих руках щипцы и молотки, прямили спусковые крючья, капитаны, стараясь не обращать внимания на шум и беспорядок, сосредоточивались над зарубками и рисками или же кричали на своих людей – пусть поставят на место сдвинувшуюся машину.
Механик Гарантес, стоя на коленях, развязывал затянувшийся узел – поясной кинжал был слишком тонок для этой работы, – а Лордан переходил от одной машины к другой чтобы хоть где-нибудь пригодиться. Солдаты сапогами откидывали с дороги тела товарищей, механики сорванными голосами материли неумелых подручных, вставших на место погибших. Внизу закричали – лопнул трос, и двухсотфунтовый камень покатился обратно на заряжающих. Еще у одного человека с ноги свалился башмак, тот беспомощно посмотрел, как он падает со стены, потом наступил босой ступней на острые осколки камня и, не обращая внимания на то, что кожа глубоко распорота, принялся менять погнутый храповик, а остальные оттягивали кверху тяжелый противовес: не выдержи они или порвись веревка – механику либо оторвет руку, либо проломит грудь.
«Просто я не вижу противника, – сказал себе Лордан. – Потому мне и кажется, что все куда хуже, чем на самом деле. Все пропало. Если так пойдет и дальше, мы проиграем. Надо что-то делать!»
Шесть первых ступенек лестницы были стерты прокатившимся по ней камнем. Пришлось сесть и съехать на собственном заду. Дальше лежали раненые – те, кто сумел доползти досюда и решил, что хватит. Лордан перешагнул через них, неловко ступил каблуком на чью-то вытянутую ладонь. Ни извиняться, ни даже оглядываться было некогда. Спустившись, он быстро пошел – его не должны видеть бегущим – вдоль по улице, в город.
Поперек мостовой будто провели черту. Дальше война кончалась. По ту сторону покупатели ходили от лавки к лавке, на порогах своих домов сидели ремесленники (сапожник вощивший дратву, поднял голову и уставился на перепачканного кровью, запыленного, просто грязного, в конце концов, мужчину в доспехах) – все было так, словно в сотнях ярдов не отверзлись врата ада; как будто достаточно просто повернуться к войне спиной, и она тебя не тронет.
И тишина.
Лордан вошел в палату Совета и направился прямо к префекту, сидевшему у окна с кипой бумаг, разбросанных по столу. Тот оторвался от работы как безукоризненно бела его мантия! – и начал что-то говорить.
– Нам надо сделать вылазку, – перебил его Лордан. – Можно взять корабль, выйти из гавани до самой цепи и высадить на западном берегу отряд всадников. На реке наверняка стоят их плоты. Мы бы взяли пару штук, спустились вниз по течению под прикрытием холмов и напали на варваров. Как только мы перебьем у них всех механиков, набег захлебнется.
Префект покачал головой:
– Никаких вылазок, никакой рукопашной. У нас все согласовано.
