Из грязи и золота (СИ) - Баюн София (читаем полную версию книг бесплатно txt, fb2) 📗
И когда последний шип был выпущен, Арто натянула рукав рубашки, чтобы спрятать щупальце, и сказала:
— Аве, Дафна. Репорт.
— Аве, Дафна… репорт, — едва слышно повторила Орра.
Но на нее никто не смотрел. Все смотрели на Арто, и она успела рассчитать, что это и были те самые голодные глаза и перекошенные в жадном предвкушении рты, которые так часто вспоминала Марш. Еще она рассчитала, что Марш были бы неприятны эти взгляды и стала смотреть на Хельгу, которая смотрела со смесью тоски, непонимания и отвращения.
Вот это был привычный для Марш взгляд.
Женщина в браслетах протянула руку. И взяла у нее папку.
Аве, Дафна Шаам. Аве, Абрахам Шаам — аве-Аби. Аве мир, которым правит их ребенок, аве Рональд Шаам.
Аве, и послушайте, как отголоски трагедий рождают новые, и как кто-то не хочет с этим мириться.
Арто не могла отправлять репорты, но Орра могла. Врач, проводящий операцию, мог сослаться на служебную этику и закончить ее, но Орра не стала бы так поступать, потому что у нее было трое детей и голографические синие пауки, которые лезли из всех трансляторов четвертый день.
Дафна медленно открыла папку. Закрыла глаза и кивнула. Арто видела, как из-под ее покрытых золотом век текут слезы, но не верила ей.
Рихард говорил с Хенде Шаам. Рихард давно понял, какую сделку заключил когда-то Абрахам Шаам, и кого ему напомнил Айзек — Аби, и еще немного Дафну, которая в большинстве модификаций не была похожа на себя. Вот еще одна трагедия, отраженная в веках, повторенная тысячи раз. Весь их мир был построен на попытке не дать повториться истории и таких людях, как Клавдий, Марш, Поль или Рихард — тех, кто раз за разом находит способы ее повторить. Только способы — но потом находятся те, кто ими пользуется.
Орра опустила руки. Рейтинг Берхарда Колдера упал. Он потерял свое право на операцию.
Погасли панели лабора, погас свет в зале. Замер щуп, распустивший черные шипы в легких Колдера, и никто не отдаст команду его убрать. Арто не смотрела ни на Дафну, ни на Хельгу, ни на остальных зрителей — только на него. Она не знала, когда он умрет — до того, как пройдет действие наркоза или после?
Никого к нему не подпустят. Никто ему не поможет, как и всем людям, погибшим в центре Лоры Брессон.
Какая глупость — повторять историю Марш и Леопольда. Ведь она не кончилась ничем хорошим.
Арто не знала, когда умрет Берхард Колдер, насаженный на шипастый скальпель, ради которого он убил стольких людей и чуть не убил дочь Клавдия. Но она не собиралась вставать с кресла до самой его смерти.
…
Айзек начал утро с того, что пришвартовал свою абру выше по течению и пешком вернулся в лагерь. Успел увидеть, как Грейс и Хэтти отплывают в сторону города на весельной лодке. Если бы он мог — тоже греб бы в город. Вместо этого он налил кофе из общего автомата, сел на берегу и стал ждать.
Еще не рассвело, когда Арто равнодушно сообщила ему, что больше не является основным помощником Поля. Что у нее больше нет доступа к базам, микрофонам, трансляторам и камерам, и что к вечеру никто, кроме Рихарда, не сможет обращаться к ней в пределах лагеря. Айзек точно знал, что она не станет ждать, когда Поль заберет у нее доступ. Еще он знал, что уже к полудню Поль пойдет к Гершеллу и будет требовать доступ к управлению Арто.
Айзек щурился на волны и думал, а чего, вообще-то, хочет Поль? Раньше он не задавал себе этот вопрос. Поля не интересовали ни рейтинги, ни деньги. Айзек видел его общий рейтинг и статистику по блокам — там были вполне реальные, не накрученные значения. Все медицинские, коммуникационные и эмпатические блоки были почти пусты, в семейном болталось несколько сотен баллов, которые не обновлялись уже пятнадцать лет — значит, это были еще не растраченные баллы родительских рекомендаций. Денег у Поля было много, но он тратил их на плоты, кур, зарплаты и оборудование лаборатории.
Потом Айзек стал думать, а чего он сам хочет, и выходило, что он просто не хочет жить в городе. Работа на Поля стала чем-то вроде переезда от родителей, только вот Айзек никогда не стал бы переезжать от матери, если бы только ясноокая Хенде Шаам, да не забудется вовек ее имя, была жива.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Наверное, Поль тоже просто не хотел жить в городе. А еще он хотел убивать людей, но Айзек не мог его осуждать, потому что успел в юности поработать официантом.
— У вас входящий звонок от Рихарда Гершелла, — чирикнула Полли, временный ассистент.
— Прими, — вздохнул Айзек. — Утречка вам доброго, мистер Гер…
— Поль прислал мне рабочую лицензию. А еще у меня ночью сперли топор. — Рихард на приветствия времени не тратил. — Рыбка. Приплыла и сперла.
— Вас это расстраивает? — уточнил Айзек.
— Ну конечно меня это расстраивает, это же был такой ценный предмет интерьера, — выплюнул он. — Задавал стиль комнате. У вас в лагере прячется девчонка, которую злые врачи наверное просто так держали на рецептурных эйфоринах, и у нее есть топор.
— А еще уважаемый член общества, который умудрился закончить карьеру пиарщика тремя трупами и которому злые социальные работники не просто так не давали рабочую лицензию, — не удержался Айзек. И улыбнулся облачку, закрывшему солнце.
Молчание Рихарда было почти физически ощутимо.
— Еще пошути, у тебя так замечательно получается, — наконец сказал он. — Зайди к Клавдию, там встретимся. Он на все согласился, так что когда все закончится — погрузишь его в абру и поплывешь в город.
— У него дырка в боку, — напомнил Айзек.
— Значит, удобнее будет тащить, — прошипел наушник. Полли несколько секунд растерянно молчала, а потом опомнилась и включила задорную детскую песенку про ежика.
…
Поль начал утро с чувства, похожего на печаль, и ему это не нравилось. Впервые за много лет он не мог ответить себе, правильно ли он поступает. И хочет ли он поступать правильно.
У людей в городах были границы куполов. Их не запрещалось пересекать, просто за куполами воздух был нефильтрованным, а солнечный свет смертельным. Поль и другие «исследователи» регулярно отправляли отчеты, полные все новых подробностей.
Арто не боялась ни солнца, ни воздуха, но она зависела от искусственно ограниченного действия сети. Границы для Арто пролегали в пустыне, вверх по течению реки. Туда они и отправились вчера вечером — Поль с транслятором и Арто со всей своей злостью.
Вчера пустыню топил особенный закат — красно-лиловый, накатывающий волнами, на которых дрожала золотая рябь. Поль сидел на песке, транслятор лежал напротив. У транслятора был широкий радиус действия, но Арто стояла рядом с Полем. Они смотрели в пустыню, и Поль рассказывал, как пахнет песок, речная вода и раскаленный мазут. Он старался. Выбирал слова, которые Марш должна была понять, но выходило что-то вроде «как снег, но наоборот». Арто благодарно щурилась и курила, распуская слишком густой для ее сигареты дым.
— Я устала, Волански, — говорила она. — Какого хрена Гершелл это все на меня взвалил?
— Он думал, что ты будешь жить какую-то другую жизнь, — мягко отвечал Поль, и сам себе верил.
— Обхохочешься. Я сраный песочек понюхать не могу, вот это жизнь. А знаешь, чем я ночью занималась? В конвенте трахалась. В конвенте, Волански. Настоящие вещи, настоящие поступки.
— Ты ведь пришла не потому, что не можешь поцеловать мужчину, который тебе нравится.
— Я пришла, потому что через полтора часа убью человека. Сделаю это с особой жестокостью, и водичкой на труп не покапаю.
— Ты знаешь о мертвецах в храме?
— Я искала Эда Таля. Таль выбрался. Копил воду, сушил хлеб, и однажды поперся за твоим вездеходом. Умер, конечно, в зоне действия сети Среднего Рейла. Знаешь, за что он ненавидел Клавдия? Какой-то хрен убедил его отца воспользоваться рыбьей костью, спер у него со счета все деньги, а потом голову ему проломил, вроде даже случайно. Какого-то хрена так и не нашли, но Клавдий нарисовал аватар, который казнили в очередную пятницу, и дело закрыли. Если бы Таль знал, что Клавдий еще и кость изобрел — вообще на говно бы изошелся. Может даже добрался бы до Валейна…