В погоне за утром - Роэн Майкл Скотт (книги онлайн полностью .TXT) 📗
– Я склоняюсь перед коллегой редких выдающихся качеств; мне жаль, что он должен разделить судьбу тех, кто стоит ниже его. Это правда, ни один человек не мог бы подвергнуть Их такому унижению. Однако прошло много лет, как я перестал быть всего лишь человеком.
Стриж издал булькающий звук и сплюнул:
– Это весьма распространенная ошибка – а лекарство от нее быстро и фатально! Кто ты, как не мелкий Калигула, обучившийся чуть-чуть самым азам колдовства? Наслаждайся своими маниакальными идеями, пока можешь, человек; они просто насмехаются над тобой, ожидая времени, когда Они освободят тебя от твоей мании! Да, и от всего прочего тоже!
– Калигула? – Казалось, темного человека это позабавило. – Едва ли, ибо он был лишь смертным, что вообразил себя богом. В то время, как я… – Он снова взглянул на меня. – Сначала, уверяю вас, у меня не было таких мыслей. Я стремился лишь украсить существование, ставшее для меня обременительным, найти… удовлетворение, выходящее за рамки условностей. – Он издал негромкий смешок, как человек, вспоминающий наивные детские мечты. – С благосостоянием, составленным мне моими существами, я приобретал все больше и больше и изобретал изощренные развлечения. Некоторых я умертвил смертью быстрой и болезненной. Других оставил в живых – идти по узкой тропе, понемногу ослабляя их связи с жизнью, наблюдая, как они цепляются все крепче за шаткие, обманчивые обрывки, оставшиеся от нее. Из той смерти при жизни, что я им устраивал, я научился извлекать новую жизнь, освежавшую меня, и это было много; однако и это приелось. Один раз в жизни я держал племя рабов на своей ладони и, как хозяин и БОКОР, держал в руках не только их жалкие тела, но их мысли, мечты, сердца – а потом сила, которую я извлекал из их мук, стала слабеть. Но даже тогда я уже стал зависеть от нее, чтобы поддерживать само мое существование. Даже тогда кровь была вином, что я пил, муки – воздухом, которым я дышал. Мне необходимо было найти какой-то новый источник. Но тогда у меня еще не хватало смелости и предвидения, чтобы искать Абсолюта. Итак, хотя мои силы были еще тогда ограничены, я обратился – как и положено человеку, не так ли? – к людям моего собственного…
Валет улыбнулся.
– Не скажу, чтобы это вовсе не приносило мне удовлетворения. Бедные глупцы! Их жестокость была почти такой же, как моя, однако они творили зверства просто так, без всякой цели. Остров кипел под ними, и однако они беззаботно кружились в вихре своих маскарадов, завтраков и пустых празднеств. На них я наслал чуму, оспу, бесчисленные раздоры и заполнил их кладбища. А потом я пробуждал некоторых из их числа – тех, кто оскорблял меня больше всех, и самых красивых женщин. И им я устроил множество раутов моего собственного изобретения. – Он покачал головой с ностальгической снисходительностью. – Говорят, память о некоторых из них все еще хранится в стенах моего старого дома – возможно, вы видели их? Так оно и есть. Это, разумеется, приносило удовлетворение. Однако мне казалось, что необходим некий артистический мазок, чтобы шутка приобрела завершенность. И я завладел рабами и сделал эту власть гораздо более сильным хлыстом, чем их хозяева. Культ крови и мести – с ритуалами столь чудовищными, что у их участников не оставалось после них ни сдерживающих центров, ни страха, ибо они уже проделали все самое худшее. Я стал как бы богом среди них, почти, одним из Невидимых; и я толкал их к дикости и безжалостному мятежу. Тройная ирония!
Он негромко хихикнул.
– Чтобы я, их мучитель, помогал им получить свободу! Хотя я, разумеется, следил за тем, чтобы последствия были достаточно кровавыми, чтобы они годами не знали покоя. И в том еще большая ирония, что они своим поклонением помогли моим спотыкающимся ногам встать на тропу власти.
За это время никто не произнес ни слова; нетрудно догадаться, почему. Однако при его последних словах резко поднялась чья-то голова, и голос хрипло произнес:
– Твоим? Самого зверского из своих мучителей они почитали как своего освободителя? Ритуалы Петро, живой дух мести рабов – культ гнева, кровавых жертвоприношений – это все ТВОЕ?
К моему изумлению – и, судя по виду этого человека, к его тоже – это была Молл, она нашла в себе силы заговорить. Измученная, окровавленная, бледная, но живая и в полном сознании. Мое сердце буквально подпрыгнуло при виде ее. Человек, которого она назвала Доном Педро, казалось, испытывал по этому поводу совершенно иные чувства. Его темные глаза метнули в нее взгляд, похожий на язык змеи, и он поклонился, в этот раз напряженно, почти осторожно.
– Сеньорита права, – сказал он. – Мое, все мое. Толпа обнимает того, кто проливает перед нею кровь, не замечая, что кровь – ее собственная. Разве не так всегда бывало с освободителями?
Молл больше ничего не прибавила, лишь изо всех сил старалась не отводить от него взгляда. Он отвернулся от нее так резко, что его накидка взметнулась, и снова встал лицом ко мне:
– Я Дон Педро, кого они зовут Петро, и коль скоро я сам стал одним из Невидимых, все их могущество отдано мне в руки. – Он сжал руки медленно, сурово. – Я прожил много веков, прежде чем, наконец, сделал великий шаг. Я привел к расцвету мою внутреннюю цель, вошел в свою настоящую силу. И все же рядом с Невидимыми я был все равно что никто. Когда тебя боятся, когда тебе повинуются – это много; однако те, кто повиновались, были всего лишь бедными людьми с несчастного острова, их легко было приручить, легко было погонять. И хотя они считали меня богом, я был всего лишь посредником, способным тонкими путями призывать к власти Невидимых, однако мало чем владел сам. Власть Невидимых! Она всего лишь напоминала мне еще сильнее о моей собственной пустоте. Потребность власти бурлила во мне, в прах развеивала мои самые утонченные радости. Агония целой расы казалась мне слишком малоценным даром, чтобы утешить меня, служить компенсацией того, чего я не имел! И я постоянно экспериментировал, вызывал, расспрашивал, торговался – до тех пор, пока, наконец, не понял, что для того, чтобы достигнуть большего величия, мне сначала надо потерять все, что имел. И я сделал последний шаг, самый великий. Я сбросил свои оковы. Я оставил Внутренний Мир и пустился вплавь по течению Времени, в постоянном поиске некоего более тесного, глубокого, более полного союза со Смертью. Я искал – и нашел! Среди самих Невидимых я нашел одного, вечно жаждавшего господства над остальными и над более широким миром – и, наконец, над всеми мирами, которые только возможны. И все же даже Он не мог этого достичь, во всяком случае, один. Его сила была бесконечно больше моей, однако мой живой ум – вот чем он был обделен. До тех пор, пока не пришел ко мне и не соединился со мной, влился в мое пустое сердце. Я нашел – и впервые в моей долгой жизни я почувствовал вкус свершения! Я был наполнен с высоты до самых глубин, я был завершен, более чем завершен!
Он прижал руку к груди.
– Смешавшись таким образом, мы стали Одним великим – более великим, чем Его товарищи, и властелином над ними. Способным сгибать их по моей воле, мучить не просто смертных, но и высшие силы, и вытягивать из них силу, чтобы она переходила ко мне. Налить кровью глаза Эрзулии, зажечь огонь в ее бедрах! Довести Агве до штормового безумия, заставить Дамбалла трясти Землю в пределах его мира! Все должны повиноваться мне, когда бьют мои барабаны, когда поют мне ритуальные песни – когда через мой камень перехлестывает кровь жизни!
Пламя неожиданно затрещало и вспыхнуло, и хотя он практически стоял спиной к костру, казалось, что в его глазах блеснул ответный отблеск.
– Я обрел высшую власть, какую искал – и в этот бесконечный час я впервые испытал истинную радость. И это, сеньор Эстебан, все это я предлагаю вам – и вы СМЕЕТЕ колебаться?
– Что… – Я говорил хрипло, словно каркал. – Что вы собираетесь делать?
Длинные пальцы задрожали, как падающий дождь.
– Сегодня наши ритуалы вызовут ЛОА – и они придут. Придут к вам! Но не в своих обычных естественных формах, нет, чтобы играть в звериные празднества с дураками. Они придут, как я им велю, во власти и ужасе, которые мы напустим на этот ничего не подозревающий Внутренний Мир, вы и я! Они пройдут сквозь него, сквозь все бесконечные вселенные, сквозь все время и времена, что спиралью вьются от него! Они станут нашим винным прессом, в котором мы станем давить сердца и людей, и высших сил одинаково, давить их в их горькой судьбе. Начиная с агонии одного ребенка и кончая мирами, что будут умирать в медленном пламени!
