Алракцитовое сердце. Том I (СИ) - Годвер Екатерина (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Голем покачал голово:
– В тебе говорит обида. Или неопытность… Та девушка в доме, Эльма, – она любит тебя.
– Ты это утверждаешь, как большой знаток женской любви? – Деян вымученно рассмеялся: все веселье разом куда-то подевалось, оставив горький привкус досады и надежды, которой никак нельзя было позволять крепнуть.
– Я знаток женской нелюбви! – Голем ответил с таким же вымученным смехом. – Твоей подруге ты не безразличен, уж поверь. Все-таки кое-что я понимаю в женщинах: как-никак я имел удовольствие близко знать стольких, скольких не найдется во всей твоей Орыжи и соседнем селе вместе взятых.
– Рад за твой богатый опыт, – хмыкнул Деян.
– Какой уж есть… Когда я сказал, что забираю тебя с собой, она не попыталась выцарапать мне глаза только лишь потому, что я убедил ее: уйти для тебя будет лучше, чем остаться. Ты не согласен, я знаю. Но, по существу, это чистая правда. Я думал, мне удастся убедить и тебя, но ты оказался редкостным упрямцем и даже теперь, зная все, продолжаешь отпираться от своих способностей, которые необходимо развить.
– И продолжу. – Деян предостерегающе поднял руку. – Оставь это, Рибен. Не сейчас.
– Несомненно то, что, связавшись с тобой, я вытащил счастливую карту. Снова я переоценил свои силы… Если бы кто-то другой и проявил ко мне милосердие, ему все равно не хватило бы умения помочь мне выжить. Я не хотел причинять неудобств, но моя добрая воля обернулась для тебя злом и пробудила ненависть; несмотря на это, ты спас меня… Немногие из известных мне людей поступили бы так же. Ты добрый человек, Деян. Будет жаль, если твоя жизнь оборвется рано и бессмысленно.
– Мне тоже, – кивнул Деян. – Но я не хочу лезть из кожи вон, чтобы ее продлить, не хочу со всем этим связываться, становиться одним из вас… Можешь ты это понять?!
– Я по-прежнему кажусь тебе чудовищем?
– Упрямым ослом с головой барана! Нет, – буркнул Деян, с трудом подавив раздражение. – Сам себе удивляюсь, но с некоторых пор не кажешься. Однако я не вижу ни одной причины, по которой мне стоило бы хотеть стать на тебя похожим. Разве твоя сила сделала тебя счастливым? Нет… Я лучше вернусь домой. Я должен вернуться, вернуться тем же человеком, что ушел, – или это будет уже не мой дом… Я не найду там себе места, и останется мне одна дорога – в какой-нибудь ваш чародейский, уж прости, гадюшник. Интриги плести и перевороты делать…Нет уж. Обойдусь без колдовской премудрости. Верю тебе – ты хочешь сделать как лучше. Но не нужно. И довольно об этом, Рибен.
– Какие-то дурацкие суеверия. – Голем раздраженно нахмурился. – Но ладно, будь пока по-твоему, – вздохнул он. – Когда ты ушел в лес перед тем, как напала повертуха, – я думал, все. Конец истории. Последний раз такой ужас охватывал меня в детстве, в казематах, когда отец однажды отсутствовал почти полдюжины дней… Эта хижина похожа на мою первую камеру: такая же теснота, такой же низкий потолок. Худо-бедно я заставил ноги слушаться и пошел за тобой. По счастью, Джеб понял, что пора перестать притворяться, и мы нашли тебя прежде, чем случилось непоправимое… Я был готов умереть, но ты снова спас меня и оттащил назад, едва не расставшись при этом с жизнью: Джеб сказал, что когда он пришел в себя и вернулся в хижину, дверь была открыта; еще немного – и мы оба замерзли бы… Вновь мне повезло.
– А мне, что ли, не повезло, что ты бросился ко мне на выручку? – раздраженно спросил Деян; благодарность чародея начинала надоедать.
– А это, между прочим, мой долг. Я вообще-то твой князь, если ты не забыл. – Голем криво улыбнулся. – Признают меня подданные или нет – мой долг защищать их от всякой угрозы. Так что я никак не мог позволить этой твари тебя сожрать.
– Правда? – Деян удивленно взглянул на Голема: такое объяснение чародейской самоотверженности не приходило ему в голову. Стало даже чуть обидно.
– Нет, не правда. То есть – правда, конечно, но дело не в этом… – Голем помолчал. – Было бы несправедливо, если бы тебе пришлось умереть из-за того, что ты пытался помочь мне. Ты – не то, что я: у тебя есть дом, куда ты хочешь вернуться, есть люди, которые любят тебя и ждут. И я понимаю их; происходи дело в мое время – непременно постарался бы заполучить тебя на службу, хоть бы даже ты и не стал бы учиться чародейству. Но нынче я самому себе – и то не нужен: какая уж тут служба… – Голем вздохнул. – Через пару часов после стычки с повертухой я очнулся. Честно признаться, следующие два дня были не лучшими в моей жизни. Джеб натаскал дров и принес птицу – и, поскольку нуждался в отдыхе, погрузился в сон. Это было то, чего я боялся больше всего на свете; хуже, чем еще раз оказаться в царстве несбыточного: я остался один, совершенно бессильный… Я не был уверен, что тебе не нужна помощь, но в моем состоянии помочь мог разве что глотком воды – и то расплескав половину. В эти два дня у меня было вдосталь времени еще раз подумать о том, как дошло до такого. О себе, о Миле, о Джебе и Венжаре, о том, что делал после возвращения… Картина, открывшаяся мне, оказалась совсем неприглядна. Как же я был самонадеян и слеп! Надеюсь, мое внезапное исчезновение не имело трагических последствий, но все же я подвел всех – Мирга и Радислава, Марфуса и Венжара, Милу и Нирима… Ты был единственным, кто после моего возвращения проявил ко мне участие, но и тебе от меня вышло больше вреда, чем пользы. Я мог надеяться лишь, что тварь не успела серьезно навредить тебе. Но время шло, а ты все никак не приходил в себя… Хвала Небесам – вчера ты, наконец, очнулся; быть может, тот бог, которому вы поклоняетесь, не так уж плох. – Голем слабо улыбнулся. – Тебе наверняка надоел мой рассказ; прости за это многословие: слишком долго я слушал тишину и не мог говорить ни с кем, кроме самого себя… Но тебе давно уже стоило все это узнать, чтобы не выдумывать для себя нелепиц. Чтобы понимать, что ты сделал, что делаешь… Солдат рубит солдата, видя перед собой только вражеский мундир: в том спасение разума от жестокости войны. Но в другое время лучше человеку знать, какую жизнь он губит, а какую спасает: это избавляет от напрасных подвигов и ненужных смертей. Теперь ты знаешь, кто я и чего стоит моя никчемная больная голова.
– Да уж. Спасибо, что рассказал, – неловко пробормотал Деян. Слова чародея о самом себе оставляли тягостное чувство, но возразить на них было нечего. Где-то существовали Венжар ен’Гарбдад и, может быть, другие старики-чародеи, но, раз имя Голема даже на его земле оказалось предано забвению, вряд ли им было дело до бывшего товарища. Деян мало что знал о большом мире, но надежда на то, что исчезновение кого-то столь важного и могущественного могло обойтись без «трагических последствий», словно исчезновение какого-нибудь одинокого калеки, казалось ему весьма наивной. Однако это было давно; а теперь в мире, куда Голем вернулся, он был, как говорили в Орыжи, лишним ломтем, которому только черстветь: никому он здесь теперь не был нужен.
«Как так может быть: человек есть, а места для него – нет? Неправильно это …»
Деян заглянул чародею в глаза, чувствуя, как крепнет внутри решение не иметь ничего общего с колдовством: неправильность всего происходящего была прямым следствием чар, нарушивших естественный порядок. Продолжать вопреки всему жить было если и лучше, чем умереть, то ненамного.
– А ты что скажешь, Джеб… Джибанд? – Голем внимательно взглянул на застывшего в полной неподвижности великана. – Теперь ты знаешь всю историю, твою и мою, целиком.
– Ничего.
– Что – «ничего»?
– Я ничего не помню обо всем этом, мастер. И ничего не хочу сказать. – Обезображенное лицо Джибанда не выражало никаких чувств.
– А жаль, право. Хотел бы я знать, о чем ты думал тогда! И раньше. Почему ты раз за разом помогал мне, а не занял раз и навсегда мое место. – Бледное лицо Голема исказила странная гримаса; все мыслимые чувства смешались в ней – или же только так казалось из-за слабого света. – Ты, Деян, наверное, думаешь, что у него не было другого выбора, кроме как всегда оставаться на моей стороне. Нет: это выбор, который он сделал… На закорках карет не стоят сотни полуживых лакеев, в войсках не маршируют тысячи полуживых солдат: ваятели почти никогда не создают полноценных искусственных людей, предпочитая неразумных тварей со слабой искрой души – и это не потому, что сами они слабы, а их мастерство не идет с моим ни в какое сравнение. Нет! Я хорош в своем деле, это верно, но в былые времена хватало тех, кто был намного лучше меня. Некоторые мои современники пытались повторить мой путь, и силы им хватало, но закончилось все плачевно для них. Потому как наши создания быстро становятся сильнее нас и после этого, если пожелают, могут занять наше место. Правда в том, что он, – Голем махнул рукой в сторону великана, – стал сильнее меня еще в ту пору, когда я был холост и служил в имперском приграничье. Он мог не слушать моих приказов, мог запереть меня в своем сознании и подчинить мое тело из плоти и крови, уязвимое, но чувствительное, и прожить вместо меня мою жизнь; никакой высокородный негодяй тогда не назвал бы его глиняным болваном, не попытался бы отказать ему в праве называться человеком и в человеческих правах… В любой момент он мог избавиться от меня. Еще когда я только создавал его, то считал, что однажды так и случится: он станет мной. Сперва я буду использовать его жизнь и тело, а затем, через некоторое время, он заберет мои… Мне казалось это вполне справедливым: ведь без него Старожские казематы стали бы моей могилой. Ни тогда, ни позже я не мог думать о том, чтобы избавиться от него прежде, чем он превзойдет меня: это было бы подлостью, предательством – ведь он не сделал еще ничего дурного… Я хотел жить, но не ценой братоубийства. Потому мне оставалось только довериться ему. Джеб разительно отличался от всех известных мне полуживых: его разум не уступал человеческому, и он развил его прежде, чем получил большую силу; возможно, в этом все дело. Когда в тренировочном бою он впервые победил меня, то сказал, что никогда не обернет против меня оружие и, как бы он ни стал со временем силен, я навсегда останусь для него старшим братом; «мастером» он звал меня лишь в шутку. Я был тронут, но сперва не придал большого значения его обещанию. У меня в полку был капитан: осколок ядра застрял у него в груди между ребрами и в любое мгновение мог убить его. Но капитан жил, как все, дрался, кутил, не думая об этой опасности, и лишь боли в ребрах иногда ему докучали. Через год после того, как вместе с полковым лекарем мы вытащили осколок, я спросил того капитана: изменилась ли жизнь для него? «Наверное, да, ваша милость: но я не заметил этого», – ответил он. Так и я.
