Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа - Хьюз Мэтью (книга регистрации .txt) 📗
На параде перед бегами команды погонщиков проводили тараканов мимо клетки на колесах, в которой сидела землеройка, чтобы те почувствовали ее запах и поняли опасность. Зверь Магготори, по кличке Арест, сверкавший, как золотая монета, прошествовал мимо бесновавшейся землеройки, высоко поднимая лапы и дергая антеннами. На ставках его оценивали как второго. Петри никогда его раньше не видел. Таракан был длиннее и тоньше, чем Великолепный, но двигался плавно, несмотря на волнение. Дальше вышел темно-коричневый скакун управляющего гаванью — надкрылья этого таракана были бирюзового цвета.
— Никакой угрозы, — сказал сержант. — Существовала бы некоторая опасность, будь это бег на короткую дистанцию. Но на длинной ему не выдержать. Хотя на него тоже ставят деньги.
Следующим шел тусклый рыжевато-коричневый таракан. Его жокей нервно смотрел на землеройку.
— Этому придется бежать очень быстро, когда тварь поймают, — ухмыльнулся сержант. — Он знает, что едет на самом медленном таракане из всех. Спорю, он пытался разорвать контракт.
Главный хранитель герцога появился, ведя Великолепного, чьи угольно-черные надкрылья сияли на солнце серебряными завитками. Следом шли погонщики в официальных ливреях. Таракан, которого приходилось толкать, остановился, поднял одну лапу и согнул ее. Надкрылья поднялись, насколько возможно, и выпустили прозрачные крылья; голова качнулась из стороны в сторону. Жокей, тоже одетый в ливрею герцога, перебирал веревки.
— Они заставляют его это сделать, чтобы он побольше испугался и побежал быстрей, — сказал кто-то за спиной Петри.
— Ну не знаю… — прозвучал ответ. — По мне, так выглядит жалко.
Рука сержанта еще крепче сжалась на воротнике Петри; он ничего не сказал.
Пятый таракан, светло-коричневый с зелеными полосками, просто нарисованными, а не вырезанными, проковылял мимо клетки с землеройкой — его тащили погонщики.
Теперь, стоя на исходных позициях, тараканы яростно шевелили антеннами и пытались рвануть с места, но мешали путы на лапах. Когда взмахнул флаг, погонщики отпустили веревки, а в двух сотнях шагов от них открылась клетка с землеройкой.
Толпа взревела. Таракан управляющего гаванью рванул вперед и возглавил гонку. Арест шел прямо за ним. Великолепный, сначала бежавший на одном уровне с Арестом, несмотря на бешеные усилия погонщика, быстро начал сдавать вбок и тереться об ограждение, словно собака, пытающаяся унять зуд. Он бежал быстро, но по более длинной дистанции, чем остальные. К тому времени, когда жокей сумел вернуть таракана на середину тропы, было поздно — землеройка оказалась уже совсем близко. Испуганный, он все равно несся вперед, ему даже удалось обогнать самого последнего таракана, тускло-коричневого, а затем перед очередным поворотом — еще одного. Далеко впереди таракан управляющего гаванью уступил лидерство Аресту. Великолепный продолжал его настигать, он обошел таракана управляющего гаванью, но даже со своего места Петри видел, что Арест идет спокойнее, не тратя сил на взмахи надкрыльями. Более быстрый Арест приник к земле, двигаясь рядом с Великолепным, и вновь вырвался вперед. Герцогский таракан еще раз попробовал его обогнать, когда твари приблизились к следующему повороту.
Голова к голове неслись они, перебирая лапами так быстро, что их почти невозможно было разглядеть. То красный, то золотой вырывался вперед. Далеко позади оставшиеся три таракана явно сошли с дистанции, и землеройка отхватила лапу одному, прежде чем настичь другого. Жокей спрыгнул и изо всех сил понесся за защитную ограду — успел, к разочарованию зрителей.
Петри смотрел на все это с интересом, а сержант ни на секунду не ослаблял хватку. Парень прекрасно знал, какая судьба ждала его в случае проигрыша Ареста. Он сделал все, о чем его просили, но этого оказалось недостаточно для спасения. А в ложе купцов сидел его наниматель — он разгневается, если проиграет Великолепный. Не важно, что Геримар понятия не имел об истинной вине Петри; в любом случае он будет достаточно зол, чтобы превратить жизнь парня в ад.
— Убери его, — пробормотал сержант над головой Петри. — Убери его от этой твари…
— Господин, от землеройки? — спросил Петри. — Они довольно далеко…
— Нет, дурак, от Великолепного! Плохо, что они так близко…
А на трассе тем временем два таракана неслись во весь опор, и Арест медленно вырывался вперед… на ладонь… на локоть…
Жокей Великолепного нагнулся вперед, подхлестывая таракана… и вдруг блестящее облако поднялось с Ареста и осело на его противнике. Наездник замахал руками, словно человек, отмахивающийся от роя пчел, и чуть не свалился на землю.
— Пусть его заберут все демоны в аду! — сказал сержант. — Мы его предупреждали!
— Кого предупреждали? — спросил Петри. — Что случилось?
Но прежде чем сержант успел объяснить, он и сам все понял. Чистильщики, перенесенные на Ареста, почувствовали рядом запах своего хозяина — из-за бега выделение секрета усилилось — и попрыгали обратно. В следующее мгновение они как будто исчезли, зарывшись в щели в панцире Великолепного, чтобы почистить его. Таракан замедлился, а затем и вовсе остановился, в то время как Арест продолжил гонку и вскоре пересек финишную черту. Несмотря на все старания жокея, герцогский таракан замер на трассе, вытянув антенны. Петри представил, какое облегчение испытывала тварь… все эти чистильщики делали свою работу, и чувство блаженства пересилило страх.
Таракан управляющего гаванью, едва-едва опережавший землеройку, но уже изрядно удалившийся от тех тварей, которых сожрала преследовательница, пронесся мимо Великолепного. Слишком поздно чемпион почувствовал опасность; слишком поздно он собрал свои длинные лапы и попытался бежать… слишком поздно и слишком медленно.
Радостные крики толпы в честь победителя смолкли, пока люди созерцали немыслимое… Лапа за лапой лучший герцогский таракан исчезал в пасти землеройки; жокей храбро попытался отбить его, но разъярившаяся землеройка оторвала ему ногу. Дюжина мужчин с оружием бросились спасать жокея, но тот умер прежде, чем успели найти целителя. А здоровенный таракан был сожран целиком. Герцогский главный хранитель швырнул на землю украшенную перьями шляпу и принялся топтать ее с яростными криками; погонщики сгрудились в кучу, горестно завывая.
— Ну что, — сказал сержант, наконец ослабляя хватку, — как я и сказал, парень, пришло время уладить дела с Геримаром и обдумать свои возможности. Если придешь к нам, работа будет не тяжелее, а у тебя появятся шансы стать стражником, когда подрастешь.
А когда он не подрастет, они начнут интересоваться почему; а выяснив…
Петри нацепил на лицо улыбку.
— Правда? Но мне нужно забрать свои вещи у мастера Геримара, прежде чем…
— Прежде чем он придет в себя и достанется всем, — отозвался сержант. — Хорошо. Иди. Я побуду здесь — на случай, если хранитель решит подать официальный протест, это на него похоже. Впрочем, он не сможет ничего доказать. Приходи к зданию стражи после заката… Вот тебе несколько монет в доказательство честности моего предложения. Больше не кради кошельки… — И он отсчитал пять медных кругляшков.
— Нет, мой господин! Я и не думал о таком! — Петри взял деньги, повернулся и локтями стал проталкиваться через толпу. Этого было недостаточно для ночлега или хорошего ужина, но больше, чем у него появлялось с тех пор, как Эмеральдина забрала все сбережения. И… ни Геримар, ни сержант не были сейчас на своих местах.
Вот и представился случай надуть их обоих. Пришло время покинуть город: один год без внешних изменений еще возможен для мальчишки, а вот два — уже многовато. К тому же он хотел бы найти место, где не зависел бы от магического зелья.
Наверняка вся стража сейчас вышла на улицы, оставив свое помещение запертым, но без охраны. Запертым — но уязвимым перед мужчиной ростом с мальчишку, обладающим определенными навыками. В столе сержанта в ящике лежал бархатный кошелек и его драгоценное содержимое. Петри спрятал его в карман куртки, нацарапал инициалы Геримара на одном из деревянных жетонов и уронил его на пол, слегка подтолкнув под стол рядом с бронированным ящиком. Он оставил царапины вокруг замка, словно безуспешно пытаясь открыть его. Затем он вновь запер здание стражи и отправился к «Днищу-и-брюху».
