Имаджика. Примирение - Баркер Клайв (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Миляга успел предупредить всех, что в доме нет никаких удобств. Ни мебели, ни воды, ни электричества. Но он сказал, что там их ждет прошлое, а это и будет главным удобством по сравнению с пребыванием в Башне.
— Я помню этот дом, — сказала Юдит, вылезая из машины.
— Нам обоим надо быть очень осторожными, — предупредил Миляга, поднимаясь по ступенькам. — Сартори оставил здесь одного из своих овиатов, и тот чуть не свел меня с ума. Я хочу избавиться от него, прежде чем все мы войдем в дом.
— Я иду с тобой, — сказала Юдит, двинувшись вслед за ним к двери.
— По-моему, это не слишком благоразумно, — сказал он. — Позволь мне сначала разобраться с Отдохни Немного.
— Так зовут эту тварь?
— Да.
— Я хочу на нее посмотреть. Не беспокойся, она не причинит мне никакого вреда. Ведь у меня внутри частичка ее Маэстро, помнишь? — Она положила руку себе на живот. — Так что я в полной безопасности.
Миляга ничего не возразил и отступил в сторону, пропуская Понедельника к двери, которую тот вскрыл с мастерством опытного квартирного вора. Юдит тотчас перешагнула порог и оказалась в затхлой и холодной прихожей.
— Подожди, — сказал Миляга, входя следом за ней.
— А как выглядит эта тварь? — поинтересовалась Юдит.
— Похожа на обезьянку. Или на грудного ребенка. В одном я уверен: она постоянно треплет языком.
— Отдохни Немного…
— Да, такое вот имечко.
— Идеальное — для подобного места.
Она подошла к подножию лестницы и стала подниматься к Комнате Медитации.
— Будь осторожна… — сказал Миляга.
— Свежий совет…
— По-моему, ты просто не понимаешь, какими сильными…
— Я ведь родилась там наверху, не правда ли? — спросила она тоном не менее холодным, чем воздух. Он не ответил, тогда она резко развернулась и спросила снова: — Не правда ли?
— Да.
Кивнув, она продолжила подъем.
— Ты сказал, что здесь нас ожидает прошлое, — напомнила она.
— Да.
— И мое прошлое тоже?
— Не знаю. Вполне вероятно.
— Я ничего не чувствую. Это место похоже на кладбище. Несколько расплывчатых воспоминаний, и все.
— Они придут.
— Завидую твоей уверенности.
— Мы должны обрести целостность, Джуд.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мы должны… примириться… со всем, чем мы были когда-то. И только тогда мы сможем пойти дальше.
— Ну а если я не хочу ни с чем примиряться? Если я хочу изобрести себя заново и начать все сначала?
— Ты не сможешь, — ответил он. — Прежде чем попасть домой, мы обязательно должны стать цельными.
— Если это дом, — сказала она, кивая в направлении Комнаты Медитации, — то можешь забрать его себе.
— Я имел в виду не место, где ты родилась, — сказал он.
— Что же тогда?
— Место, где ты была до этого. Небеса.
— К чертям собачьим Небеса! Я и с Землей еще как следует не разобралась.
— А в этом нет нужды.
— Позволь мне самой об этом судить. У меня еще даже не было жизни, которую я могла бы назвать моей, а ты уже готов впихнуть меня во вселенскую драму. Сомневаюсь, что мне туда хочется. Я хочу побыть в своей пьесе.
— Ты и будешь в ней. Как составная часть…
— Никакая не часть. Я хочу быть самой собой. И жить так, как мне хочется.
— Это не твои слова. Это слова Сартори.
— Пусть даже и так.
— Ты знаешь, что он совершил, — сказал Миляга в ответ. — Зверства. Чему хорошему он может научить?
— Ты хочешь сказать, что ты можешь? С каких это пор ты стал таким совершенным? — Он ничего не ответил, и она приняла его молчание за очередное проявление новообретенного высокомерия. — О-о, ты слишком благороден, чтобы снисходить до взаимных обвинений, верно?
— Давай отложим эту дискуссию, — сказал он.
— Дискуссию? — насмешливо переспросила она. — Маэстро собрался преподнести нам урок этики? Хотела бы я знать, что делает тебя таким чертовски исключительным?
— Я — сын Целестины, — сказал он спокойно.
Она напряженно уставилась на него.
— Ты — кто?
— Сын Целестины. Ее похитили из Пятого Доминиона…
— Я знаю, что с ней случилось. Дауд всем этим заправлял. Я думала, он рассказал мне всю историю.
— Кроме этой части. Впрочем, мне надо было как-то иначе тебе об этом сказать, извини.
— Нет… — сказала она. — Здесь самое подходящее место.
Взгляд ее вновь устремился наверх, к Комнате Медитации. После долгой паузы она заговорила шепотом.
— Ты счастливчик, — сказала она. — Дом и Небеса для тебя одно и то же.
— Может быть, и для всех нас, — пробормотал он.
— Сомневаюсь.
Последовало долгое молчание, нарушаемое только Понедельником, который пытался насвистывать на крыльце какой-то мотив. Первой заговорила Юдит:
— Теперь я понимаю, почему для тебя так важно добиться успеха. Ведь ты… как бы это сказать?., выполняешь поручение своего Отца.
— Я никогда об этом не думал.
— Но это так.
— Может быть, и так. Я только надеюсь, что мне оно под силу. То мне кажется, что это вполне возможно, а в следующую минуту…
Он пристально вгляделся в ее лицо. Понедельник тем временем в очередной раз начал мелодию сначала.
— Скажи мне, о чем ты думаешь?
— Жалею, что не сохранила твоих любовных писем, — ответила она.
Последовала еще одна болезненная пауза, а потом она отвернулась и направилась во внутреннюю часть дома. Он медлил у подножия лестницы, размышляя о том, не стоит ли пойти за ней — ведь подручный Сартори до сих пор мог находиться здесь, — но боясь обидеть ее неотступным присмотром. Он оглянулся на открытую дверь и освещенный солнцем порог. Спасение рядом, если оно ей потребуется.
— Как дела? — подозвал он Понедельника.
— Жарко, — раздалось в ответ. — Клем отправился за едой и пивом. Много пива. Мы должны устроить себе праздник, Босс. Уж мы-то его заслужили, едрит твою в корень! Точно?
— Точно, точно. Как Целестина?
— Спит. Уже можно входить?
— Подожди еще чуть-чуть, — ответил Миляга, — Только перестань свистеть, хорошо? Осторожнее, ведь где-то там рядом была мелодия…
Понедельник рассмеялся. Смех был самым что ни на есть обычным, и все же он показался Миляге чем-то экзотичным и редким, словно песня кита. Он подумал, что если Отдохни Немного все еще здесь, ему не удастся причинить никакого вреда в такой волшебный день. Успокоенный этим соображением, он направился вверх по лестнице, раздумывая, не разогнал ли солнечный свет все воспоминания. Но не успел он одолеть и половины пролета, как перед ним возникло доказательство обратного. Рядом с ним появился призрак Люциуса Коббитта, с сопливым, заплаканным лицом, ожидающий от Маэстро слов мудрости и ободрения. Через несколько мгновений стал слышен его собственный голос, которым он наставлял мальчика в ту последнюю ужасную ночь.
— Не изучай ничего, кроме того, что в глубине души уже знаешь. Не поклоняйся ничему…
Но прежде чем он успел завершить второе изречение, фраза была подхвачена чьим-то мелодичным голосом наверху.
— …кроме своего подлинного «я». И не бойся ничего…
Чем выше поднимался Миляга, тем бледнее становился призрак Люциуса Коббитта и тем громче звучал голос.
— …если ты уверен в том, что враг не сумел тайно овладеть твоей волей и не сделал тебя своей главной надеждой на исцеление.
И Миляга понял, что мудрость, которую он изливал на Люциуса, принадлежала вовсе не ему. Источником ее был мистиф. Дверь Комнаты Медитации была открыта, и там был виден усевшийся на подоконнике Пай, улыбающийся ему из прошлого.
— Когда ты все это придумал? — спросил Маэстро.
— Я не придумывал, я научился этому, — ответил мистиф. — От моей матери. А она узнала это от своей матери или от отца — кто знает? Теперь ты можешь передать эту мудрость следующему.
— А я кто такой? — спросил он у мистифа. — Сын твой или дочь?
Мистиф пришел в замешательство.
— Ты — мой Маэстро, — сказал он.
— И все? Неужели здесь есть слуги и хозяева? Не говори мне этого.
