Мудрец острова Саре - Смит Джулия Дин (электронная книга .TXT) 📗
— Вы здесь уже были, — сказал он.
Принцесса кивнула, отчего голова снова закружилась.
— Да, была. Два дня назад.
— Вам плохо? — спросил он, нахмурившись.
В голосе не звучало ни тревоги, ни заботы. Он задал вопрос из простого детского любопытства.
— Да. Скажи мне, — с трудом произнесла Атайя, — в твоей комнате есть пурпурный камень? Может, на цепочке или в кольце?
Николас вскинул голову, не заподозрив ничего странного в вопросе.
— На цепочке, что висит на столбе у моей кровати. Он принадлежит папе маленького мальчика. Мне запретили его трогать, — равнодушно добавил он. — Он для того, чтобы отгонять дьявола.
Атайя едва не рассердилась.
— Мне плохо от этого камня, — объяснила она. — Ты не мог бы положить его в темное место, чтобы я его не видела? Тогда мне будет лучше.
— Но мне же запретили к нему прикасаться, — повторил Николас.
— Мы никому не скажем, — задыхаясь, проговорила принцесса. — Это будет наш секрет. Просто позаботься, чтоб он очутился во мраке.
Брат продолжал смотреть на нее с сомнением.
— Так это просто игра?
Атайя прикусила язык, чтобы не выругаться, впадая от боли в отчаяние. Принцессе давно не приходилось использовать все свое терпение в общении с детьми — или им подобными, — и ей казалось, что разговор с Николасом столь же безнадежен, как попытка вразумить Дарэка. Душераздирающий разговор.
— Ну, да… да, это такая игра.
Николас небрежно пожал плечами, словно ему было все равно, в игре он или нет. О чем бы ни думал принц, он пошел во внутреннюю кладовую и через минуту вернулся с самодовольной улыбкой.
— Положил ее в мой ночной горшок, — сказал он, хихикая.
Атайя ощутила, что голова проясняется, хотя недомогание оставалось.
— Спасибо, Николас. Теперь мне намного лучше. — Она сделала паузу и спросила: — А как ты себя чувствуешь?
— Башка болит, — ответил он, ссутулившись. — Очень сильно.
Как и моя, когда в ней закупорилось слишком много магии. Но меня по крайней мере истязала собственная сила, а не чужая.
Атайя присела на корточки рядом с ним, откинув накидку, чтобы не мешала.
— Тебе здесь нравится? — спросила она, обведя комнату рукой.
Николас повесил голову и начал дергать себя за волосы.
— Они никогда со мной не разговаривают… кроме маленького мальчика. И голоса, — добавил он, и Атайя вздрогнула. Это голос Мудреца, который совращает его, подбивая на убийство. — Они почти все злые, все время смотрят на меня.
— Хочешь пойти со мной? Я заберу тебя туда, где ты сможешь отдыхать, и никто не будет на тебя злиться.
Он поднял глаза, и они медленно засияли, как рассвет. Но не успел он дать ответ, как снаружи послышались голоса и забренчали железные ключи.
— Это мой друг, — сказал Николас и вскочил на ноги. Он тотчас забыл предложение Атайи и промчался мимо нее, чтоб поприветствовать гостя.
Принцесса замерла и почувствовала, что ее силы недостаточно окрепли, чтобы доверить свою жизнь заклинанию невидимого покрова, который может не сработать. Она подобрала юбку и выскочила из комнаты в узкий проход у платяного шкафа — излюбленное место для пряток, куда они с Николасом залезали в детстве, если не хотели купаться или подвергать себя другим ужасам, придуманным взрослыми. Атайя зарылась в складки несчетных платьев и камзолов взрослого принца, которые ныне словно насмехались над своим владельцем. Она оставила узкую щель. Куний мех щекотал нос, и пришлось отодвинуть его, чтобы не чихнуть.
Сначала грубый мужской голос предупредил об осторожности, а женский безропотно поддакнул. Последний принадлежал няне Мэйлена — мистрис Анне. Затем щелкнула закрывшаяся дверь, и последовал поток детской болтовни: мальчик рассказывал об олене, которого убил на охоте отец. Атайя улыбнулась, слушая его: маленький принц считал, что это самый большой олень на свете, чуть ли не крупней замка.
У Атайи уже начали затекать ноги, когда она почувствовала, что достаточно окрепла для защитного покрова. Ждать больше нельзя, а то Анна может решить, что ребенку пора идти спать.
Приблизились шаги, мимо щели прошли два человека, загородив на секунду свет: один коренастый и старый, другой — с запутанными волосами в широкой одежде.
— Ваше высочество, — послышался успокаивающий голос Анны. — Вам пора пить поссет.
Зашелестели тяжелые стеганые одеяла, послышалось тихое ворчание пожилой женщины, которая укладывала спать ребенка — ребенка двадцати двух годов от роду.
Сейчас.
Накинув невидимый покров, Атайя выбралась из потайного места. Николас лежал посреди подушек, над ним склонилась няня, поднося неглубокую чашу к его рту. Принцесса медленно подкралась сзади. Если б она была видна, брат заметил бы ее. Однако, судя по легкости в костях, заклинание подействовало. Николас молчал.
Как можно осторожней Атайя вошла в сознание Анны и стала напевать, как тяжелы ее веки, совращая мыслью, как хорошо было б немного вздремнуть, убеждая, что с Николасом и Мэйленом за это время ничего не случится, не надо беспокоиться.
Вымотанная за день мистрис быстро поддалась воздействию принцессы. Она опустилась, зевая, на табурет рядом с кроватью и через минуту, засопев, погрузилась в сон.
Разделавшись с ней, Атайя вернулась в соседнюю комнату, где Мэйлен тихо играл с деревянными солдатиками. Незримая, она проскользнула мимо и неслышно заперла дверь, ведущую в коридор. Теперь не важно, сколько человек охраняют опочивальню принца: до отбытия их никто не потревожит.
Атайя сняла невидимый покров и подошла к принцу. Она заглянула в его глубокие карие глаза — почти как у Дарэка, только способные на прощение. На них падали песочные волосы — черта Сесил. Уже не младенец, а маленький мальчик, сменивший платье на миниатюрный камзол из черного бархата и рубашку из тонкого белого льна.
— Привет, Мэйлен, — прошептала она, опускаясь на колени для разговора тет-а-тет.
Сначала Атайя испугалась, что стражники за дверью услышат ее голос, но потом решила, что они примут ее за мистрис Анну. Лучше позаботиться о том, как бы не напугать ребенка: Богу известно, чего ему наговорили про нее.
— Ты помнишь меня? Я твоя тетя Атайя. Очень давно тебя не видела.
У Мэйлена округлились глаза, но не от страха.
— Папа говорит, что ты дьявол, — выпалил он.
В свои четыре года мальчик еще не познал королевской дипломатичности. Атайя улыбнулась. Впрочем, Дарэк не сделал этого в двадцать девять.
— Боюсь, твой папа ошибается.
Мэйлен выпятил нижнюю губу.
— Нет, не ошибается! Король всегда прав!
Атайя поморщилась.
Тебе лучше изменить это убеждение до того, как ты сам станешь королем, мой маленький племянник, — подумала она.
Сесил с Мозелем не зря считают, что он слишком долго находится под влиянием Дарэка.
— Жаль, что ты так думаешь, — опечалилась она. — Мы раньше были друзьями, помнишь? Это я подарила тебе этих деревянных солдатиков.
Мэйлен замолчал, рассматривая доказательства.
— Ну да.
— И тогда я тебе нравилась. Что же сейчас переменилось?
Снова глубокая пауза, мальчик размышлял столь же серьезно, как взрослый над щепетильной деталью закона.
— Папа запретил. Папа говорит, ты причиняешь людям боль и заставляешь их делать плохие вещи. Он сказал, что ты навредила дяде Николасу.
— Нет, Мэйлен. Я люблю твоего дядю. — Атайя сложила руки на коленях. — Твоя мама знает. Ведь она никогда не говорила тебе, что я делаю кому-то дурно.
Это была жестокая тактика, но неизбежная. И она сработала. У мальчика задрожала нижняя губа, и он закачал головой.
— Мама так давно уехала.
— Знаю, — наклонилась вперед Атайя, настало время главного вопроса. — Хочешь навестить ее? Она так по тебе скучает.
Принц так и засиял.
— Мама здесь?
— Нет, не здесь. В другом месте. — Огорчению на пухленьком личике не было границ. — Но я могу отвести тебя туда, если хочешь. Ты сможешь увидеть маму и твою сестренку. По рукам?