Кодекс Ордена Казановы (СИ) - Радин Сергей (список книг .txt) 📗
А потом побрели к машинам — в непривычной тишине, без дождя, и Леонид спросил:
— Лёхин, а без тебя мы сможем спуститься в Каменный город?
— Не знаю. Место вы знаете — может, и спуститесь. Попробуем как-нибудь поэкспериментировать. Но только не сейчас, ладно?
— Замётано. Но помни: ты обещал — когда-нибудь.
Вмешался Олег:
— Ребята, я вас развезу. Сначала Леонида с собаками, потом Павла, а потом…
— Олег, Алексея Григорьевича и Романа я отвезу сам, — мягко сказал Соболев, который до сих пор как-то держался в стороне.
— Хорошо. Ребята, смотрите-ка — тихо как…
— А чего ты хотел? Четвёртый час ночи…
— Так. Которые наши машины?
Сначала быстро и деловито загрузили пассажиров в машину Олега. Только машина отъехала, как Соболев вдруг дёрнул головой и тихо, но отчётливо в ночном безмолвии сказал:
— На заднем сиденье… Кто-то…
Лёхин немедленно ухватился за меч-складенец и неспешно пошёл к машине. Роман и профессор — за ним. Перейдя на другое зрение, Лёхин увидел, разглядел — и усмехнулся. Позади машины мелькнула тень.
— Дмитрий Витальевич, на заднем сиденье Ромкина гитара в чехле. Вы пока садитесь, а у меня небольшая беседа намечается.
Роман тут же нетерпеливо задёргал дверную ручку.
Вслед за тенью Лёхин перешёл дорогу к дому, к памятному подъезду с бетонными скамейками. Там уже поджидала его вся честная компания. Сияющий Бирюк сказал:
— Как вы ушли, мы всё пробовали в кафе-то войти, а Камень-город всё не пускает. А недавно глядим — дождь перестал. Ну, мы снова пошли в подвал, а там!.. Благодать — одним словом ежели. Пока милица туда-сюда, мы гитару Ромушкину разыскали да, пока никого нет, на улицу-то и вытащили, а то не видать ему гитары-то али затаскают по сыскному делу-то.
Несмотря на приподнятое настроение всей компании домовых и подвальных, Лёхин чувствовал какое-то напряжение.
— Дедушки, говорите, что не так? Ведь чую — не про гитару хотели вы мне рассказать!
— Дело такое, Лексей Григорьич, — коротко вздохнув, сказал Сверчок. — Незадолго до того, как дождю кончиться, вылезла с вашего хода крыса зелёная. Одна, правда. Ох и злющая!.. Всё что-то рычала-бормотала, да и побёгла к дороге!
— Понял. Спасибо, дедушки!
56.
Зелёная крыса в очередной раз прыгнула на магическую преграду, укутавшую дом Лёхина, словно в несколько праздничных упаковок. Оранжевая кровь брызнула из неосторожно подставленного носа. Задохнувшись от боли и ненависти, крыса начала трансформацию. Где-то там, на задворках звериного сознания, оставался маленький кусочек поля Анатолия, который крыса пока ещё не растворила в собственном микрокосме. Этот кусочек изрядно надоел зверю за последние сутки, но за то же время уже не раз пригодился. Крыса, как и Анатолий, знала, что возвращаться к хозяину с пустыми руками/лапами не стоит. Информации, которую она получила из неосторожных реплик людей, посчитавших её мёртвой, маловато, но она надеялась получить её на месте.
Почувствовав, что его, кажется, всё-таки выпускают, Анатолий забился, пытаясь взять верх над тварью, так легко подчинившей его сознание.
Крыса недовольно рыкнула. Трансформация в человеческое тело нужна ей, только чтобы проникнуть в подъезд. Выход человеческого сознания поверх её собственного ей точно не нужен. Остановив жутковатое действо на половине — хватит человеческого тела и головы на кривых крысиных лапах, тварь неуклюже понесла себя к двери.
Магическую преграду крыса одолела легко. Посомневавшись, та пропустила, но осторожно звякнула в местах соединения "паутины безопасности", где с вечера дежурили домовые.
В лифт крыса даже не пыталась сунуться: Анатолий вдруг начал сопротивляться так отчаянно, что она не могла вернуть первоначальную форму, а затем прийти в форму крысюка. Вновь заблокировав сознание человека, тварь решилась оставить тело как есть. По лестницам бежалось в таком виде легко.
… Едва она одолела два этажа, к подъезду приблизилась машина.
Стекло со стороны водителя опустилось, и Данила сказал в трубку:
— Нет, и окна тёмные… Да, сейчас пробовал. Совсем тихо. Может, у мобильника аккумулятор сел?.. До утра? Ладно. Осталось-то. До свидания, Егор Васильевич.
Он обернулся к двоим на заднем сиденье.
— Слышали?
— Слышали. Чего старик так за Лёхина беспокоится? Загулял парень — ну и пусть себе гуляет.
— Если б ты его вчера видел, не говорил бы так.
— А что?
— Да его будто через мясорубку пропустили да трое суток спать не давали. Интересно, по какому делу его Васильич так гоняет…
… Крыса дошлёпала до седьмого этажа. На ровной поверхности ей приходилось нелегко. Особенно мешала человеческая голова, которая то и дело норовила мотаться в разные стороны, разглядывая всё вокруг: глаза-то у человека впереди — не как у зверя, по бокам. Неправильно устроены. Тело хоть и подчинялось больше, но постоянно пыталось командовать лапами, дёргая мышцы, чтобы вознестись над полом. Из-за чего плохо сохранялась координация движений.
Стукаясь обо все поверхности, крыса наставила себе синяков и едва не вывихнула лапу, когда тело в очередной раз начало бузить. Обозлившись, крыса сконцентрировала боль и послала импульс в тот самый кусочек Анатолиева сознания. Человек взвыл от боли. Слушая его жалобный вой и смакуя оттенки, тварь не сразу сообразила, что человеческий остаток в ней сейчас особенно уязвим. А сообразив, она поняла и другое: человек больше не нужен, к его форме она уже никогда не вернётся. И, пока человек в ней орал, она внутренне подобралась (в очередной раз стукнувшись глупой человеческой башкой в дверь Лёхиной квартиры) и сожрала никчемный довесок. После чего принялась уже спокойно трансформироваться в крысюка.
… Глухой стук в дверь привлёк внимание Касьянушки, который слонялся из пустой кухни в пустую прихожую. Пока весь народ толпился у компьютера, он сочинял колыбельную песенку для детишек. Две строчки он уже придумал — дело оставалось за малым: придумать ещё две строчки и припев.
— Листики кленовые на дорожке спят. Песню колыбельную изредка шуршат… Дождик притомился, за окном уснул… — бубнило привидение. — Уснул — зевнул, куснул… Ой, чтой-то я — куснул?.. Уснул… Уснул… Гул? Ну какой же ночью гул? Разве что от ветра? Дык ветер-то, небось, тоже баиньки? Охти ж, непростое то дело-то — виршеплётство, ой непростое!.. За окном уснул… — Касьянушка остановился, улыбнулся: — Дормидонт Силыч сказал бы, небось, "загул"!
Бух!
Касьянушка застыл в воздухе, а затем осторожно сунул голову сначала в одну дверь, затем в другую. Увиденное поразило его так, что он замер на целую минуту, глядя, как страшенный усатый зверь на двух лапах тщательно обнюхивает лестничную площадку, постепенно всё ближе и ближе подбираясь к двери бабки Петровны.
Выдернув голову из-за дверей, Касьянушка бросился в зал.
— Елисеюшка! Никодимушка! Страсти-то какие! Ужасти!
Вскоре вся входная дверь была облеплена домовыми, Шишиками и привидениями. Никодима, увидевшего, что зверь подслушивает под дверью его дома, впору было сердечными каплями отпаивать.
— Что же делать, что же делать!.. — лихорадочно повторял он.
А Елисей сообразил.
— Вячеслава, Лексей Григорьича дружка, на помощь звать!
Домовые переглянулись. Елисей подбежал к стене, стукнул — из квартиры за стеной перестукнулся тамошний домовой: "Чего, мол?" Ему коротко объяснили и показали картинку — он помчался к стене на стыке со следующей квартирой передавать информацию соседу, как и тот передаст её по цепочке.
Домовой Вечи, получив послание, недолго думая погрузил картинку с лестничной площадкой и жуткой тварью на ней прямо в сон хозяина. Наложенные на картинку страх и тревога мгновенно разбудили Вечу.
… Крысюк проверил ещё раз. Всё правильно: следы девушки в квартиру Лёхина не вели, а исчезали за порогом квартиры напротив. Он обнюхал дверь ещё раз и обнаружил на ней следы и мальчишки, который так сейчас досаждал хозяину! Следы девушки и мальчишки. Одно подтверждено другим. Логично.
