Танец Арлекина - Арден Том Дэвид Рэйн (бесплатные серии книг .txt) 📗
Эй Фиваль сочувственно кивнул, глаза его лучились, а прихожане от души смеялись. Наконец смех утих. Все шло хорошо. Улыбка соскользнула с губ Фиваля, лицо его стало серьезным.
— Друзья мои, моя паства… давайте задумаемся. Давайте задумаемся как следует о тех кристаллах, что роздал своим детям умирающий бог. Ибо, в конце концов, чем мог одарить Орок своих детей, кроме любви. Ведь он отдал им свою любовь, верно? И кому же, я спрашиваю, он отдал самую великую свою любовь?
Взгляд капеллана прошелся по рядам прихожан справа налево так, словно он искал и ждал ответа. В глазах некоторых крестьян он увидел нечто подобное страху. Нет, сегодня никакой беседы не будет. Пройдет еще луна-другая, и каждому, даже самому тупому крестьянину станет ясно, что на вопросы, заданные с кафедры, с кафедры и отвечают.
Ответ упал зерном в благодарную тишину.
— Агонису! Агонису он отдал самую свою великую любовь. Задумайтесь, друзья мои, о том, как это важно. Ибо все мы и каждый из нас — дети Агониса. Нет, мы не дети его плоть от плоти, ибо написано, что мы — народы более низкого сословия, но мы дети его заботы! Дети его милосердия! Дети его любви! Задумайтесь же хорошенько, друзья мои, о том, какая нас всех ожидает судьба!
За словами капеллана явно таилось что-то большее, но Джем к этому мгновению перестал слушать проповедь. Он нахмурился. Похоже, капеллан хотел сказать, что раз бог Агонис — самый лучший из богов, то и агонисты — самые лучшие из людей. И что они должны позаботиться о том, чтобы об этом узнали все.
Но что-то было еще.
А может, и не было.
Джем не был до конца уверен. Думал он только о кристаллах, но капеллан и тут все спутал.
После литаний и последних песнопений прихожанам полагалось подойти к капеллану и пожать ему руку. Люди низкого сословия, естественно, должны были совершить этот обряд поскорее, потупив взор, а вот с людьми рангом повыше капеллан имел обыкновение обмениваться любезностями.
— О любезная госпожа! — капеллан взял Умбекку за руки и не выпускал их из своих пальцев все время, пока разговаривал с ней. Толстуха и ее племянник-калека были последними прихожанами, задержавшимися под колоннами портика. Джем смотрел на заснеженное кладбище. Эй Фиваль, многозначительно приподняв бровь, наклонился к Умбекке.
— Вид у вас, сударыня, я бы сказал, весьма одухотворенный.
— О капеллан, конечно, а как же иначе! Ваша проповедь — истинный шедевр. Вы возродили меня любовью к богу Агонису. Редко кому удавалось пробудить во мне такие чувства.
— О любезная госпожа, эта, безусловно, большая победа, но подозреваю, что у вашего душевного подъема есть и другая причина, поважнее? Вероятно, причина более… приземленная?
— Вы оскорбляете меня, капеллан. Что вы имеете в виду?
— Я имел в виду, любезная госпожа, некий бал… А дата бала действительно приближалась.
— Капеллан, ну что вы такое говорите! Я, безусловно, готова исполнить мой долг перед здешним обществом, но ведь это всего лишь часть моего долга перед богом Агонисом.
— Ну, естественно, любезная госпожа, естественно! А я разве хоть слово сказал иначе?
Последние прихожане исчезли за кладбищенской стеной.
— Капеллан, — проговорил Джем. — А где кристаллы?
— Прошу прощения?
Капеллан никак не ожидал, что юноша-калека вмешается в их разговор. Лоб Джема был наморщен так, словно юноша решал какую-то трудную задачу. Вероятно, вопрос сорвался с его губ непроизвольно.
Такое никогда не нравилось капеллану.
— Кристаллы Орока, — уточнил Джем. — Где они?
— О Джем, — воскликнула Умбекка. — Ты не понял ни слова из того, о чем говорил капеллан!
ГЛАВА 49
ПОЛТИ СМОТРИТ В ЗЕРКАЛО
— Фу, как от него несет!
— Грязная скотина!
— Дерьма-то, дерьма… меня сейчас стошнит.
— Ладно, давай работай!
Жалобы стражников Полти почти не слышал. Его ослепил дневной свет, а потом он чуть не задохнулся при погружении в холодную воду. Чьи-то грубые руки его толкали и тянули, терли и дергали. Его царапали и скребли и при этом нещадно распекали.
Что они делали с ним?
И зачем?
Потом, когда его отпустили, он услышал «вжик, вжик!» и увидел прямо перед глазами остро заточенную бритву. Полти зажмурился, решив, что ему хотят перерезать горло. Ну, точно, с ним поиграли в какую-то игру, теперь им надоело, и они решили с ним покончить. Он открыл рот, чтобы заорать, но во рту его тут же очутилась мыльная губка.
А они всего-навсего собирались его побрить.
Наконец все кончилось.
Завернутый в чистую белую простыню, Полти сидел на стуле с жесткой спинкой в большой и довольно странной комнате. Стражники удалились, он остался один. Перед ним, вдалеке, стоял письменный стол. Стол производил устрашающее впечатление — размерами он намного превосходил тот, что стоял в кабинете досточтимого Воксвелла — гигантское сооружение из резного красного дерева. Массивная крышка покоилась на ножках, вырезанных в форме колонн храма. За таким столом должен был сидеть большой человек, важная шишка. Такого человека должны были бы окружать соответствующие его рангу предметы — всяческие печати, карты, государственные бумаги. Но стол был пуст, и на нем не лежало ничего, кроме стопки небольших книжек.
Стол стоял на роскошном ковре цвета весенней травы. Кроме стола, в комнате было всего два предмета мебели: большое кресло с изогнутой спинкой, обитое синим ситцем, и еще стройная деревянная скульптура — человеческая фигура в натуральную величину. Фигура представляла собой портновский манекен в форме солдата-синемундирника. Вернее — офицера. То была капитанская форма. Даже треуголка, расшитая галуном, на голове у манекена имелась.
Внизу, на полу, были аккуратно сложены сапоги, чулки и подвязки.
Но самые большие странности начинались там, где заканчивался ковер. Все пространство вокруг стола и вдоль стены было заполнено живыми растениями. Повсюду — раскидистые широкие листья, острые стебли и листья, похожие то на высунутые языки, то на опахала. Закрученные усики, повисшие лианы, яркие красивые цветы. Сверху в комнату проникал бледный жаркий свет. Полти задрал голову и увидел, что потолок в комнате стеклянный.
Он не сразу понял, что это за комната такая. И где она могла находиться.
А теперь понял.
Во время детских игр Полти с друзьями забирались сюда, но тогда это место было заброшено, и пышная зелень разрослась тут так, что пройти сквозь нее было невозможно. Он-то думал, что попал в подземелье замка, а оказалось, что его держали в проповедницкой. Теперь же его привели в ту комнату, что, словно веранда, шла вдоль одной из стен проповедницкой. Полти слышал об этой комнате от Воксвелла, и в рассказах лекаря восторг сочетался со страхом. Она называлась «Стеклянной комнатой». Здесь прежний проповедник, тот, что потом сбрендил и убежал в Диколесье, жил и писал свои проповеди.
Зашуршали листья.
— Почти пришли. Сюда, сюда, — послышался чей-то угодливый голос. — Знаете, господин командор, было бы лучше, если бы мы воспользовались портшезом. Можно было бы прорубить в зарослях тропу…
— Хватит чепуху городить, слышите, вы? — ответил чей-то раздраженный голос. — Вы что, меня инвалидом считаете?
— О нет, что вы, господин командор, конечно нет! Ответом на эти заверения было всего лишь сердитое:
— Хмпф!
Затем листья раздвинулись, и Полти увидел грузного старика в великолепном мундире, который, с трудом переставляя ноги, шел к столу в сопровождении худого мужчины в черном костюме. Молодой человек поддерживал старика под руку. У старика были роскошные седые усы, а верхнюю часть лица скрывала плотная маска из узорчатой ткани.
«Слепой он, что ли?» — подумал Полти.
— Привели его? — поинтересовался старик, когда молодой человек, явно испытывая облегчение, помог ему опуститься в обитое зеленоватой кожей кресло за письменным столом. Кресло жалобно скрипнуло.
