Осколки (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна (книга регистрации .txt) 📗
Да, это был Льюс Магайон — молодой человек лет тридцати, светловолосый и сероглазый. Зимой он показался мне несколько менее крепким, чем его младший брат, а сейчас и вовсе производил впечатление развалины. Впрочем, кто из нас, мучимый болезнью, выглядит привлекательно?
— Что-то случилось?
Да, и голос слабый. Неужели, слишком поздно?
— С вами желает говорить Мастер Академии.
— Мастер? — Припухшие веки удивленно вздрагивают. — Что привело Мастера в этот город?
«Этот город». Не «мой город». Существенная разница. Молодой человек не чувствует себя здесь хозяином?
— Тревога за жизни горожан, милорд.
— Они в опасности? — Льюс едва успевает подхватить накидку, на которой от волнения ослабла хватка его пальцев.
— Полагаю, да, милорд, и в большой. В смертельной.
— В чем ее причина?
— Отравленная вода.
— Вода? — Он на мгновение задумался. — Вы говорите о городских колодцах? Но люди не берут из них воду: еще зимой отец, получив известие о воде, непригодной для питья, велел изыскать другой источник. И если не ошибаюсь, его нашли?
Льюс подошел к столику и взял бокал, наполненный прозрачной жидкостью.
— Эта вода выше всяких похвал.
— К сожалению, милорд, именно о ней я и говорю. Она отравлена.
Хрустальные брызги смешались с водяными, когда герцог разжал пальцы.
— Отравлена?
— Но ее пили не все жители города. Например, без нее обходились те, кто был осведомлен об угрозе, исходящей от источника. Мэнсьер, к примеру. Не так ли, почтенный?
Я обернулся, но успел только увидеть отступающего назад и захлопывающего за собой дверь старика. Последовавший далее лязг железа ясно сказал: нас заперли.
— На что вы надеетесь, глупец? — Крикнул я, подозревая, что мэнсьер не ушел далеко.
Мои подозрения оправдались: старик хрипло расхохотался за дверью.
— Прожить дольше, чем вы!
— Это не так просто.
— Проще, чем кажется! Герцог уже не жилец, а вы покинете этот дом с обвинением в убийстве. Не думаю, что вас спасет ваш титул!
Сколько прошло времени? Не более пяти минут с того момента, как защелкнулся дверной замок. А казалось, что минула вечность. Но если об этом говорили даже мои чувства, что должно было твориться в душе молодого герцога, носящего, как ему наверняка думалось, свой титул последние дни?
Льюс смотрел мимо меня, да и вообще, мимо. В дали, недоступные обычному взгляду. Смотрел, задержав дыхание, а потом прошептал:
— Значит, я умираю…
— Приговор еще не подписан, милорд, — я осторожно попытался увести мысли молодого человека с опасной тропинки, но он меня попросту не слышал.
— Я заслужил это… Боги покарали меня за недостойные желания.
— Делать им больше нечего!
Фыркаю, но даже кощунство в отношении небожителей не помогает: Льюс медленно, но верно погружается в омут скорби.
— Я желал смерти своему брату, и теперь должен искупить этот грех…
Я вдохнул. Выдохнул.
Могу понять отчаяние, вызванное неожиданным и крайне печальным известием, но пока герцог нужен мне вменяемым. Да и потом тоже, поскольку лично я не собирался ни умирать, ни доказывать свою непричастность к смерти Магайона. А лучший способ отвести от себя обвинения — предъявить живую и здоровую жертву. М-да, но как выполнить оба эти условия? Особенно касающееся здоровья? Телесное в явном непорядке, а душевное, если не принять действенных мер, скоро с ним сравняется.
Кладу руку на плечо Льюса и сжимаю пальцы: ничего, одеяло толстое, больно не будет, даже синяков не останется. Мое прикосновение нарушает сосредоточенность герцога на собственных переживаниях, и туман в серых глазах становится чуть разреженнее.
— Не время и не место напоминать вам такие простые вещи, но выхода нет. Вы помните о ваших долгах, милорд?
— Долгах? — Он рассеянно приподнимает брови. — Их много?
— Нет, всего два. Перед вашими подданными и перед самим собой.
— Вы кое-что упустили, Мастер… — Даже смертная (точнее, предсмертная) тоска не явилась причиной, удерживающей от нанесения маленького язвительного укола открывшемуся противнику. — Есть еще семья.
— Правда? — Улыбаюсь. — Вспомнили наконец-то? Какая радость! Тогда бросьте думать о глупостях и послушайте меня: у нас с вами очень много дел.
— Есть ли в них смысл? — Равнодушный вопрос. — Я скоро умру и, возможно, не успею сделать и малой части, что должен.
— Увы, милорд, ваше предположение не подходит для оправдания бездействия, да и не станет таковым.
— Как мне вас понимать?
— Принести пользу может и жизнь, и смерть: нужно только уметь извлекать выгоду из того, что попадает в руки. Мэнсьер хорошо знает это правило!
Льюс болезненно сморщился:
— Не ожидал от старика такой прыти… Неужели он заимел что-то против меня? Когда успел? И чем я мог его обидеть?
— Скорее всего, ничем, милорд. Не беру на себя многого, но могу предположить повод для столь… дерзкого поведения почтенного мэнсьера. Проблема поколений.
— Поколений?
— Видите ли, милорд, со временем каждый из нас начинает полагать (и зачастую, вполне обоснованно), что знает и умеет больше, чем еще не достигшие сходного возраста. Это полузаблуждение-полуоткровение основывается на очень простом сравнении себя нынешнего и себя тогдашнего. Разумеется, чем меньше жизненный опыт, тем больше ошибок мы совершаем, и детство в этом смысле — самая опасная пора, когда любой наш поступок может стать роковым для последующей жизни. Собственно, потому мы и нуждаемся в присмотре мудрых и терпеливых родителей и наставников, оберегающих нас от подобной опасности. Но время идет, мы взрослеем, набираемся уверенности в своих силах, умнеем, и в какой-то момент начинаем свысока посматривать на более молодых. Конечно, мы им завидуем, вспоминая собственную лихую беспечность, но гордимся достигнутым и смиряемся с тем, что юность, с ее отвагой и азартом, не вернется.
— И что же объясняют ваши рассуждения касательно старика?
— Разве не понятно? Он вправе полагать себя разумным хозяином, успешно управляющим Вэлэссой, и на сем основании считает, что не нуждается в указаниях свыше. Приказы и распоряжения вашего отца он принимал и будет принимать, пусть и скрипя зубами, потому что разница в годах не слишком велика. Но когда в город прибыли вы, милорд… Подчиняться мальчишке? Юнцу, который ничему еще не научился? Никогда и ни за что!
— Я не так уж молод, Мастер, и изучил достаточно… — В голосе Льюса проявилась долгожданная твердость.
— Не оправдывайтесь передо мной, милорд: я оцениваю людей по всей совокупности качеств, а не довольствуясь одной лишь внешностью. Но почтенный мэнсьер, уверен, чувствовал примерно то, о чем я только что рассказал.
— Вы сказали, «чувствовал», а не «думал», — заметил герцог. — Почему?
Слава богам, всем разом и Пресветлой Владычице в особенности: парень снова начал соображать! Теперь дела пойдут на лад.
Мое воодушевление не осталось незамеченным: Льюс нахмурился.
— Вас рассмешили мои слова?
— О нет, милорд, нисколько! Просто я позволил себе немного порадоваться.
— Чему же?
— Тому, что вы оставили в покое мысли о смерти.
Складка губ сжалась сильнее.
— Я не…
— Знаете, как говорят в народе? Не зови Тихую Госпожу, глядишь, она и пройдет мимо!
— Ваша веселость неуместна, Мастер.
— А я и не веселюсь, милорд. Я нахожусь в предвкушении.
— Предвкушении чего?
— Охоты. Вы любите охотиться?
— Нет, — коротко ответил герцог.
— Но участвовали, не так ли?
— Мне не доставляет удовольствия смотреть на страдания беззащитного зверя.
— Не такого уж и беззащитного… Впрочем, силы, разумеется, не равны, иначе и быть не может. Но я имел в виду охоту другого рода. Охоту за тайнами.
— На них тоже можно охотиться? — Льюс поневоле увлекся беседой, упрощая мою задачу все больше и больше.
