О пользе проклятий - Панкеева Оксана Петровна (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Он замолчал и старательно допил очередной кувшин.
– А дальше? – спросил Кантор.
– Дальше?.. – Элмар рассеяно оглянулся, потянулся к Ольгиному портсигару, который валялся поодаль, и чуть не свалился, потеряв равновесие. Однако набрались же вы, ваше высочество…
– Элмар, – осторожно заметил Кантор, наблюдая, как он ломает спички, пытаясь прикурить. – Ты забыл, что ты не куришь, или решил разнообразить круг своих увлечений?
– А почему ты решил, что я не курю? – проворчал Элмар, неловко затянулся и поднял на него совершенно пьяные мутные глаза.
– Наверное, я ошибся, – не стал спорить Кантор. – Так всё-таки, что там было дальше? Или ты всё ещё недостаточно пьян, чтобы рассказывать?
Элмар уставился куда-то вдаль, покрепче упёрся ладонью в пол, чтобы не упасть, и долго молчал, пока последняя затяжка не обожгла ему пальцы. Потом бросил окурок в пустой кубок, поднял глаза и заговорил, не отводя взгляда.
… Скажи, мистралиец, знаешь ли ты, что такое отчаяние? Ты скупо пожимаешь плечами и отводишь глаза, и я вижу, что ты перебираешь в памяти свою жизнь в поисках подходящего примера. Ты молчишь, но я представляю себе, что сейчас проходит перед твоим опущенным взором. Тюремная решётка, колючая проволока исправительных лагерей, возможно, даже мрачные стены подвалов – все, чем так славится твоя родина. Так вот, ты не прав. Все это не полностью безвыходно. Оттуда можно убежать, и ты живое тому доказательство. А если нельзя убежать, можно, по крайней мере, умереть. А я о другом. Совсем о другом…
Простите, принц, говорит тебе лучший маг королевства, и разводит руками. Мы сделали всё, что можно. И говорит что-то непонятное о функциях спинного мозга, нервных волокнах и прочих медицинских тонкостях. Больше ничего нельзя поделать. Вам остаётся только смириться. И консилиум из десяти лучших мистиков королевства тоже разводит руками, кивая вразнобой. Дескать, простите, принц…
И ты осознаешь, что это навсегда. Что отныне ты обречён на всю оставшуюся жизнь быть живым только наполовину. На верхнюю. До пояса.
Ты сидишь, окаменев от этого осознания, и не можешь произнести ни слова, и молча смотришь, как почтенные мэтры чинно покидают твою комнату. И как кузен Шеллар отворачивается к окну, вдруг напряжённо о чём-то задумавшись… И жгучая обида на весь белый свет закипает в тебе и вдруг взрывается позорной истерикой, недостойной принца и воина. Ты плачешь, ругаешься, бьёшь кулаком по постели, к которой ты отныне прикован, и кричишь, что это несправедливо, что ты не хочешь так, и что лучше бы ты умер сразу.
Шеллар молча стоит, отвернувшись к окну, слушает твои вопли и ждёт. Молча ждёт, пока ты успокоишься и сам поймёшь, насколько нелепо выглядит рыдающий герой. Потом негромко говорит: Элмар, будь мужчиной. Жизнь не кончена. Просто теперь ты будешь жить немного по-другому. Все не так страшно. Бывает и хуже. По крайней мере, тебе не нужно добывать себе на жизнь у ступеней храмов, как многим таким, как ты.
Ему не понять. Для него это, может быть, и не было бы так страшно. Окажись он на твоём месте, он бы вполне мог и дальше управлять страной, не покидая кресла в своём кабинете. Его гениальная башка всегда с ним, а больше ему ничего и не нужно. А для тебя это смерть. Даже хуже, чем смерть.
Ты слышишь, как он выходит и что-то приказывает твоим слугам. Кратко и чётко, как он это обычно делает. А ты падаешь на подушки и долго смотришь в потолок, понимая, что кузен не прав и что жизнь всё-таки кончена. И мужчиной тебе уже никогда не быть. А то, что он называет «жить по-другому» – это не жизнь. Никогда не встать на ноги, никогда не знать женщины и ходить под себя до конца своих дней. Это, по его мнению, жизнь? А тебе двадцать семь лет. Ты воин. И такое унижение выше твоих сил. Ты оглядываешься вокруг в поисках чего-нибудь подходящего, но тут входит слуга.
И с этого момента тебя не оставляют одного ни на минуту. Даже, когда ты спишь. Ты бесишься, ругаешься, орёшь не своим голосом и крушишь все, что попадает в пределы досягаемости твоего кулака. Они отводят глаза и виновато разводят руками. Простите, принц. Его величество приказал. Если с вами что случится, нам не поздоровится. Впрочем, слуги все равно недолго выдерживают такую жизнь, и скоро разбегаются кто куда. И тогда становится ещё хуже. Их заменяют бравые ребята из ведомства Флавиуса – здоровые, крепкие и тренированные. Их не пугают твои вопли и ругань, они вполне способны завернуть тебе руки за спину, если вздумаешь их распускать, и они очень чётко понимают и выполняют приказы. Вернее, единственный приказ – его высочество должен жить. Так что, простите, принц… приказ – дело святое. Извольте жить и не сопротивляться.
Мысль о смерти становится твоей навязчивой идеей, ты ни о чём больше не можешь думать, только день и ночь строишь хитрые планы, как всех обмануть и свести счёты с жизнью. Но в этом отношении тебе нечего и думать тягаться с твоим головастым кузеном. Он каким-то образом ухитряется все предусмотреть.
А жизнь идёт. Тебя кормят, моют, таскают из кровати в кресло и обратно. Тебя навещают друзья, и тебе тошно от их тщательно скрываемого сочувствия и их жалких попыток подбодрить и развлечь тебя. С кузеном ты постоянно ссоришься по одной и той же причине. Ты требуешь прекратить этот унизительный надзор, а он требует поклясться, что ты не попытаешься покончить с собой, как только останешься без присмотра. Вы расходитесь при своих, обиженные друг на друга, и когда он снова приходит, ссоритесь снова. Пожалуй, единственный, с кем ты можешь общаться более-менее спокойно, это Жак. Он не высказывает ни малейшего сочувствия и неоднократно повторяет, что ты маешься дурью, что у тебя взлетает блюдце и что лучше бы ты нашёл себе занятие, чем сидеть и страдать. Хоть бы прозу писал, раз уж у тебя стихи не получаются. Он какой-то беспроблемный, и с ним легко.
Периодически в твоём доме появляются какие-то подозрительные личности, предлагающие верное исцеление за конкретную сумму, и ты уже готов на все, но бравые ребята не дремлют. А кузен Шеллар смеётся и говорит, что благодаря тебе скоро все мошенники в столице будут изловлены и обезврежены.
Ещё тебя навещают какие-то мистики, которые тоже заверяют, что ты не безнадёжен, ибо божья милость беспредельна и всемогуща. Но для этого требуется сущая малость – уверовать всем сердцем. И ты понимаешь, что это тоже бесполезно.
Проходит луна, другая. Ты отчаиваешься настолько, что уже без малейших угрызений совести даёшь кузену слово, которое он требует, и которое ты не собираешься держать. Тебе уже наплевать на своё слово, на королевское воспитание, и даже на честь. Ты не хочешь жить. Так жить нельзя.
Ты делаешь вид, что смирился, успокоился и привык, и выбираешь момент. Выбираешь тщательно, чтобы наверняка, потому что второго шанса не будет. Если не получится, кузен больше ни за что не поверит тебе на слово. Даже на честное. Потому как чести у тебя уже не останется. Но придумать какой-либо верный способ сложно. Тебе по-прежнему не особенно доверяют и всяческие острые предметы стараются держать от тебя подальше. Да и в спальню по ночам заглядывают – так, на всякий случай. Не нужно ли чего? Все ли в порядке? Спит ли спокойно его высочество, не вздумал ли перегрызть себе вены зубами или ещё чего учинить?
И однажды, когда ты, как обычно, сидишь в своём кресле, размышляя все о том же, приходит она. Бесшумно возникает в дверях и смотрит на тебя своими нечеловеческими глазами.
– Здравствуй, – говорит она. – Я пришла к тебе.
Она улыбается. На ней цветное хитанское платье, потрёпанное и местами заплатанное, дешёвые ожерелья и огромные серьги, выглядывающие из-под беспорядочной копны чёрных локонов. И она как всегда босиком, хотя на дворе ранняя весна, как вот сейчас. Ты смотришь на неё, юную и прекрасную, и в этот момент особенно остро осознаешь, каков ты сам – жалкое подобие того красавца-героя, которого она знала раньше. А она этого, похоже, не замечает. Она действительно рада тебя видеть. И ты тоже, честно говоря, рад.
