Дорога в сто парсеков - Стругацкие Аркадий и Борис (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
А потом потянулись будни, упущенные писателями. Спаленка - три метра на три, гамаки, столик, шкаф. За стенкой - рабочая комната чуть побольше. В ней телескоп, пульт управления, приборы, счетные машины. Дальше - склады, машинная и полкилометра баков с топливом. Хочешь, прогуливайся вдоль баков, хочешь, надевай скафандр и кувыркайся в пространство. А потом опять гамак, столик и шкаф. По существу, тюрьма. Тридцать лет со строгой изоляцией.
Тьма и звезды, звезды и тьма. На часах двадцать четыре деления, иначе спутаешься. День и ночь - никакой разницы! Днем в кабинете - электричество, ночью - электричество. Днем за окошками звезды, ночью - звезды. Тишина. Покой. А на самом деле летим - состояние равномерного и прямолинейного движения. За час - почти полтора миллиона километров, за сутки - тридцать пять миллионов. В журнале отмечаем: «23 мая прошли миллиард километров. 1 июня пересекли орбиту Сатурна». По этому случаю - парадный обед. Песни поем, радуемся.
А по существу, условность, потому что до орбиты пустота и после нее пустота. И Сатурн виден не лучше, чем с Земли, - обыкновенной звездочкой.
Это Павел Александрович придумывал всякие праздники. Великий мастер был насыщать часы. Даже там, в ракете, ему не хватало времени. После сна - космическая зарядка, по крайней мере час.
Без нее мускулы атрофируются от постоянной невесомости. Обязательная прогулка в пространстве, осмотр ракеты снаружи, потом изнутри. Работа у телескопа. Обед. Затем два часа - диктовка воспоминаний. Он диктовал мне. Потом чтение микрокниг.
Дед читал ровно час и обязательно откладывал книгу, когда приходило время. Игра отчасти.
И вместе с тем - борьба за бодрость. «Нужно завтрашний день ждать с нетерпением», - говорил он частенько. И я тянулся за стариком, как мог. Понимал: иначе нельзя - раскиснешь, опустишься. Придет хандра, потом лень, потом болезни. И работу бросишь и обязанности забудешь. В космосе бывали трагедии: люди себя теряли и даже назад поворачивали.
От хандры одно спасение - работа. Но как раз работы там немного: осмотр, мелкая починка много времени не занимают. Я разрабатывал свой проект реконструкции планет, Ho больше для собственного удовольствия. Человечество - такой могучий коллектив, его в одиночку не обгонишь. А у меня знаний - по год вылета, для Земли устаревшие.
Единственное разумное занятие - астрономические наблюдения. Каталог мы составляли - измеряли расстояния до звезд. Обычно измеряются они по треугольнику. Основание треугольника - диаметр земной орбиты, два угла - направление на звезду. По стороне и двум углам определяется и высота - расстояние до звезды. Но так как треугольники получаются худые и длиннющие, велики ошибки, и годится этот способ только для близких звезд. Нам было удобнее - мы ушли от Солнца в тысячу раз дальше, можно измерять расстояния в тысячу раз точнее. Грубо говоря, до всех звезд, какие видны в телескоп. Ну вот и было нам занятие на всю дорогу: измеряешь, высчитываешь, измеряешь, высчитываешь. Потом пишешь в гроссбух: «Номер по каталогу такой-то, спектральный класс АО, расстояние - 7118 световых лет». Напишешь, и зло берет иной раз. Мы на семь световых суток всю жизнь тратим, а тут семь тысяч световых лет. Ведь никто никогда не полетит в такую даль, к этому солнцу класса АО.
Скука, томительное однообразие и вместе с тем настороженность. Годами ничего не случается, но каждую секунду может быть катастрофа. Ведь пустота не совсем пуста: летят метеориты, метеорная пыль. Даже газовые облака при нашей скорости опасны - врезаешься в них как в воду. Еще какие-то встретили мы в пространстве уплотненные зоны, неизвестные науке. Когда входишь в них, все сдвигается и в груди теснота. Почему - неясно. Метеорная пыль разъедает обшивку, металл устает, появляются блуждающие токи. Так постепенно портится все. И глядишь, утечка воздуха, или управление вышло из строя, или приборы подвели. Годами ничего не случается, а потом вдруг… Поэтому один кто-нибудь обязательно дежурит.
Хуже всего эти часы одинокого дежурства. Земля вспоминается. Хочется в лес и в поле. И чтобы ромашки цвели и жаворонки в синем блеске пели.
В толпу хочется, в метро, на стадион, на митинг.
Чтобы крик стоял - не звенящая тишина, чтобы локтями тебя толкали и тесно кругом, чтобы многомного людей, все незнакомые, и женщины, и девушки. Глаза закроешь - Красная площадь, Кремль, демонстрация, цветные флаги… Откроешь - гамак, столик и шкаф.
Так день за днем, месяц за месяцем. Нас шестеро было в ракете. Два года каждый из нас дежурил, четыре спал. Сон, конечно, искусственный, с охлаждением. Делается это не только для нашего удовольствия, но главным образом, чтобы сэкономить груз. Две трети пути люди спят, не едят, не пьют и почти не дышат. И как только вылетели мы за пределы солнечной системы, пространство стало чище, опасность столкновения уменьшилась, сейчас же две пары стали готовиться ко сну. Сначала трое суток голодовка, потом наркоз… и в холодную воду.
Температура тела постепенно понижается, ее доводят до плюс двух градусов, так что человек становится словно камень. Затем его кладут в термостат - стеклянный ящик с автоматической регулиробкой температуры. За градусами нужно очень тщательно следить. Чуть выше - бактерии начинают активизироваться, чуть ниже - кровь замерзает, и льдинки рвут ткани. Так лежат рядом с тобой окаменевшие товарищи, а ты за стенкой ешь, записываешь цифры, отдыхаешь. А когда твоя очередь спать, не чувствуешь ничего. Только сначала в голове дурман и поташнивает от наркоза. Потом все черно… И тут же чуть брезжит свет. Это значит - прошло четыре года, тебя оживляют. Это самый опасный момент, потому что голова отдохнула, свежесть мыслей необычайная, сразу любопытство: где летим? Что произошло за четыре года? Хочется вскочить и за дело приняться. А сердце чуть-чуть билось эти годы, ему нельзя мгновенно сменить режим. Я, например, хорошо переносил пробуждение, а Дед наш худо.
Все-таки старый человек, сердце изношенное. Первый сон еще сошел хорошо, а после второго и обмороки были, и в сердце рези, и в левое плечо отдавало. Часа четыре отхаживала его Айша - наш старший врач. И тогда она сказала, что за третий раз не ручается. Может быть, старику придется на обратном пути все четырнадцать лет дежурить бессменно.
