Владычица магии - Брэдли Мэрион Зиммер (читать книги без TXT) 📗
Возможно ли, чтобы она случайно забрела в туманы, сама того не ведая, и теперь находится на большой земле, окружившей Озеро и Остров? Нет, Моргейна мысленно восстановила каждый шаг своего пути. Никаких туманов не было. В любом случае Авалон — почти что остров, выйди она за его пределы, она оказалась бы на берегу Озера. Да, существовала потаенная конная тропа, проложенная по твердой земле, но отсюда до нее далеко.
Даже в тот день, когда они с Ланселетом повстречали в туманах Гвенвифар, их окружали болота, а вовсе не лес. Нет, она не на острове Монахов и не на большой земле — разве что в ней вдруг пробудилась магическая способность ходить через Озеро точно посуху. И не на Авалоне. Моргейна посмотрела вверх, пытаясь определить, где находится, по солнцу, но солнца так и не увидела: день стоял в разгаре, однако свет — мягкое сияние в небесах — струился словно отовсюду одновременно.
Девушка похолодела от страха. Итак, этот мир ей вообще не знаком. Возможно ли, что в пределах магии друидов, изъявшей Авалон из мира, есть еще некая неведомая страна, сфера вокруг Авалона или за Авалоном? Глядя на раскидистые деревья, на древние дубы и орешник, на папоротник и иву, она понимала: да, этого мира она в жизни своей не видела. Совсем рядом рос в одиночестве сучковатый, искривленный дуб, такой древний, что и представить невозможно, — уж его бы Моргейна не пропустила. Уж, конечно же, дерево настолько старое и внушительное друиды объявили бы священным. «Ради Богини! Да где же я?»
Но, куда бы она ни попала, оставаться здесь Моргейна вовсе не собиралась. Либо она будет блуждать до тех пор, пока снова не окажется в знакомой ей части мира и не отыщет какую-нибудь веху, указующую путь назад, туда, куда ей надо, либо она дойдет до того места, где начинаются туманы, и сможет вернуться домой этим способом.
Девушка медленно пробиралась вперед сквозь густеющую чашу. Впереди вроде бы виднелся просвет: к нему-то она и шла. Вокруг прогалины густо рос орешник — ни одного из этих кустов, как подсказывал Моргейне инстинкт, никто и никогда не касался, — даже металл друидического ножа, срезающий «волшебные лозы», с помощью которых можно отыскать воду, спрятанное сокровище или яды. На Авалоне имелась ореховая роща, однако тамошние кусты Моргейна знала: много лет назад, по-перву обучаясь таким вещам, она сама срезала там «волшебную лозу». Это — совсем иное место. На краю рощицы она приметила заросли одной из необходимых ей трав. Ну что ж, отчего бы не взять, что нужно, прямо здесь: в конце концов, не зря же она сюда попала! Моргейна опустилась на землю, соорудила из юбки что-то вроде подстилки под колени и принялась выкапывать корень.
Дважды, пока девушка рылась в земле, ей померещилось, будто за нею наблюдают; она вроде как спиною ощутила легкое покалывание — всем, кто живет среди диких тварей, это чувство знакомо. Но стоило ей поднять глаза — и, хотя среди деревьев словно бы промелькнула тень, чужака девушка не увидела.
В третий раз Моргейна крепилась до последнего, так и не поднимая глаза и внушая себе, что никого рядом нет. Она вырвала растение из земли и принялась очищать корень, шепча подобающее в таких случаях заклятие: моля Богиню возвратить жизнь вырванной траве, чтобы, при том что один кустик она забрала, на его месте неизменно вырастали другие. Но ощущение чужого присутствия усиливалось, и наконец Моргейна подняла взгляд. На опушке леса, едва различимая в тени деревьев, стояла женщина, внимательно наблюдая за нею.
То не была одна из жриц, ее Моргейна никогда прежде не видела. На ней было неброское серо-зеленое платье — цвета ивовых крон, когда на исходе лета листва увядает и блекнет, и что-то вроде темного плаща. На шее поблескивало золото. В первую минуту Моргейна подумала, что перед нею — женщина из низкорослого смуглого племени, вместе с которым она дожидалась исхода поединка с Королем-Оленем. Но держалась незнакомка совсем иначе, нежели этот затравленный народец, — величественно, как жрица или даже королева. Моргейна даже представить не могла, сколько незнакомке лет, но, судя по глубоко посаженным глазам и морщинкам вокруг них, женщина была немолода.
— Что ты делаешь, Моргейна Волшебница?
По спине девушки пробежал холодок. Откуда незнакомке известно ее имя? Однако девушка скрыла страх — в число умений жриц входило и такое — и молвила:
— Раз тебе ведомо мое имя, госпожа, стало быть, ты и сама видишь, чем я занята.
Моргейна решительно отвела взгляд от темных, неотрывно устремленных на нее глаз, и вновь принялась счищать кожицу. Спустя какое-то время она подняла голову, отчасти надеясь, что незнакомка исчезла так же мгновенно, как и появилась, но та стояла на прежнем месте, бесстрастно наблюдая за занятием собеседницы. Задержав взгляд на перепачканных ладонях девушки и на обломанном при выкапывании ногте, женщина молвила:
— Да, я вижу, что ты делаешь, и знаю, что ты задумала. Но почему?
— Но тебе что до этого?
— В глазах моего народа жизнь бесконечно ценна, — отозвалась женщина, — хотя и рожаем, и умираем мы не так просто, как ваше племя. Однако дивлюсь я тому, что ты, Моргейна, из королевского рода Древних и, стало быть, мне дальняя родня, тщишься изгнать из чрева единственное дитя, что тебе суждено когда-либо родить.
Моргейна судорожно сглотнула. С трудом поднялась на ноги, стыдясь перепачканных землею рук, и полуочищенных корешков в ладони, и измятой от сидения на влажной грязи юбки, — ни дать ни взять гусятница перед Верховной жрицей.
— С чего ты взяла? — вызывающе отпарировала девушка. — Я еще молода. Откуда тебе знать, что, если я избавлюсь от этого ребенка, я не рожу дюжины других?
— Я и позабыла: к тем, в ком кровь фэйри разбавлена, Зрение приходит увечным и неполным, — отозвалась незнакомка. — Я видела, тем и удовольствуйся. Подумай дважды, Моргейна, прежде чем отвергать то, что Богиня послала тебе от Короля-Оленя.
Нежданно-негаданно Моргейна вновь разрыдалась.
— Я не хочу! — всхлипывала она. — Я этого не хотела! Почему Богиня так со мной обошлась? Если ты пришла от нее, так отвечай, слышишь!
Незнакомка грустно поглядела на нее.
— Я не Богиня, Моргейна, и даже не ее посланница. Мой народ не знает ни богов, ни богинь, но лишь грудь нашей матери, что у нас под ногами и над головой, от нее мы пришли, к ней мы уходим, когда истекает наш срок. Потому ценим мы жизнь и скорбим при виде того, как ее губят. — Женщина шагнула вперед и отобрала корень у Моргейны. — Тебе это не нужно, — промолвила она, отбрасывая растение в сторону.
— Как тебя звать? — воскликнула Моргейна. — Что это за место?
— На своем языке ты мое имя произнести не сможешь, — промолвила незнакомка, и внезапно Моргейна задумалась, а на каком, собственно, наречии они беседуют. — Что до места, это заросли орешника, и оно то, что оно есть. Здесь пролегает путь в мои края, а вон та тропа, — дама указала рукой, — выведет тебя домой, на Авалон.
Моргейна посмотрела в указанном направлении. Да, там и впрямь вилась тропа, юная жрица могла поклясться, что, когда она только вступила в заросли, никакой дороги здесь и в помине не было.
А дама по-прежнему стояла с нею рядом. От нее исходил странный, неведомый аромат: не едкий запах немытого тела, как от престарелой жрицы Племени, но смутное, нездешнее благоухание, точно от незнакомой травы или листвы, — ни на что не похожее, свежее, чуть горьковатое. И, точно под воздействием ритуальных трав, пробуждающих Зрение, Моргейна почувствовала, будто глаза ее, силой неких чар, видят больше, нежели обычно: как если бы вещи заурядные и повседневные внезапно обрели новизну и ясность.
— Ты можешь остаться здесь, со мною, если хочешь, — проговорила дама негромко и завораживающе. — Я погружу тебя в сон, так что ты произведешь на свет дитя, даже не почувствовав боли, я заберу его, ибо источник жизни в нем обладает немалой силой, и проживет он дольше, нежели среди твоих собратьев. Ибо прозреваю я, что за судьба ждет его в твоем мире: он станет пытаться творить добро и, как большинство твоих соплеменников, причинит лишь вред. Но здесь, в земле моего народа, жить ему назначено долго, очень долго — ты бы, пожалуй, сказала, что вечно, — и, возможно, станет он у нас чародеем или заклинателем среди деревьев и диких тварей, коих рука человеческая вовеки не укрощала. Оставайся здесь, маленькая, отдай мне младенца, что тебе немил, и возвращайся к своему народу, зная, что дитя твое здесь счастливо и ничто ему не угрожает.
