Гончие преисподней - Чекалов Денис Александрович (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
– Здесь вы правы.
– Но дело даже не в этом. Майкл. Вы хорошо изучили Франсуазу. Кстати, где она?
– Вернулась в геенну. Наверняка выбирает кузине свадебное платье.
– Прекрасно. Мне бы не хотелось слишком часто влезать ей в голову, чтобы мы могли спокойно поговорить. О чем я? Верно, ваша партнерша любит приключения, яркую жизнь, сильные эмоции. Но…
Он ждал, что я продолжу. Не стоило.
– Но в душе она осталась демоном. Мы хорошо знаем наши слабости, Майкл. Мы – народ, которой должен держать в страхе грешников, ужас преисподней… На самом деле мы простые мещане. Нам нравятся уютные домики, низкие крашеные заборы и, конечно же, пирог с тыквой по выходным.
Его глаза заблестели, потом виновато потухли.
– Некоторым это кажется скучным. Они у нас задыхаются. Им хочется в Верхний мир. Такие, как Франсуаз. Как Лаванда. Но в глубине души – вернее, у нас нет души, тогда скажу «в глубине сердца» – демоны всегда остаются мещанами. И они ищут пару, которая даст им то, к чему они привыкли дома. Стабильность, покой, ситцевые занавески. Стендельс даст ей все это.
– Брак по любви?
– Зачем же? По чистому расчету. Стендельс мечтает о такой, как Лаванда. Она – о таком, как он. Они друг другу подходят, как хлеб и масло.
– Прекрасное сравнение… Она размажет его, как масло по бутерброду. Заставит быть таким, каким его видит. Бросит в мясорубку, из которой он уже никогда не выберется – и даже не поймет, что с ним происходит, так быстро все случится.
– Разве не все женщины так поступают? – лукаво спросил демон.
– Нет, – отвечал я. – Если надеть им на голову целлофановый пакет и завязать на горле.
– Что ж, – согласился мой собеседник, – действительно помогает.
ГЛАВА 18
Человек в белом костюме танцевал степ. В его руках играла белая же трость с изогнутым наконечником и цилиндр, столь же ослепительно-снежный.
Высокая шляпа то опускалась на голову танцора, то скользила вниз, встречалась с палкой и снова взмывала вверх.
Две эти вещи казались волшебными, они танцевали вместе со своим хозяином, двигаясь так же ловко, так же непринужденно, как он, и, казалось, без какого бы то ни было его участия.
В комнате было тихо, звучали только туфли виртуоза, шепчущие в такт каждому па. И шепот этот был музыкой.
Люди сидели на деревянных скамьях по обе стороны широкого прохода. Они смотрели на человека в белом костюме и складывали руки в молитвенном жесте.
– Что это? – шепотом спросила Френки.
Дерзкая и нахрапистая, девушка в такие моменты испытывает странную робость. Наверное, оттого, что благоговейный трепет, какой охватил собравшихся здесь людей, всегда бывает ей непонятен.
Но, не понимая и не разделяя его, Франсуаз все же чувствует величественность происходящего, и это ощущение заставляет ее понижать голос.
– Перед тобой церковная служба, – пояснил я. – Если точнее, месса.
Лучи света падали из широких окон в деревянном потолке. Витражные стекла делали это сияние золотым. Оно окружало танцора, словно божественное благословение.
– Прочтите дома псалмы шестой и девятый, – раздался под сводами храма голос священника, оказавшийся вдруг удивительно приятным. – И молитесь за наших храбрых братьев, что берегут наш покой в стенах форпоста. Да пребудет с вами Господь.
Послышалось шарканье сотен ног – прихожане вставали и медленно выходили из церкви. Проходя перед иконами, каждый из них преклонял колени и крестился.
Да не прозвучат мои слова богохульством, но Франсуаз также вызывала у паствы бурные эмоции. Когда мне надоело ловить неодобрительные взгляды, обращенные на мою спутницу, я наконец соблаговолил пошевелить мозгами.
– Черт побери, – пробормотал я, – надо же быть таким тупицей. Это же храм, Френки. Тебе надо что-то на голову. У тебя есть шляпа?
Черный кожаный доспех, отделанный магическим золотом, мало располагал к такой детали костюма. Еще меньше он оставлял места для того, чтобы носить где-нибудь под ним берет или панаму, дабы надевать их в торжественных случаях.
Франсуаз смерила меня неодобрительным взглядом и прикрыла глаза. Ее пышная прическа зашевелилась, и маленькие рожки, обычно скрытые от посторонних взоров, поднялись над каштановыми волосами.
– Так сойдет? – спросила она.
Церковник уже направлялся к нам по широкому проходу. Его лицо озаряла приветливая улыбка, он потирал руки от удовольствия. При этом проповеднику удавалось по-прежнему держать в них шляпу и трость – пусть крокодилы научатся летать, если я знаю, как ему это удавалось.
– Приветствую вас в храме Святой Сесилии, – сказал он. – Найдется немного священников, кому удавалось встретить в стенах церкви одновременно эльфа и демонессу – представителей самых неверующих из всех народов мира.
Последняя группа прихожан выходила через широкие двери, и, судя по их мрачных взглядам, изогнутые рожки на голове Франсуаз так и не смогли сыграть роль воскресной шляпки.
– Комендант посоветовал нам поговорить с вами, – произнес я, вставая. – Он говорит, что у вас есть некоторые мысли о том, что произошло на шахте.
– Славный старина Стендельс! – согласился священник. – Садитесь же, чувствуйте себя свободно. Ведь это храм божий – он создан для того, чтобы люди открывали здесь свои души, а не замыкались в себе, как стая устриц.
– У меня нет души, – отвечал я, принимая его приглашение.
Проповедник уселся на скамью рядом.
– Значит, вам не страшны загробные муки. – Он усмехнулся. – Все имеет две стороны, не так ли? Меня зовут отец Мортимер.
Мне захотелось спросить, а где в этом сообшении вторая сторона, но я счел, что это будет несправедливо по отношению к человеку, который только что так умело танцевал степ.
– Стендельс славный малый, – продолжал проповедник. – И настоящий герой… Особенно если речь идет об укропе. Значит, он не рассказал вам о моей теории?
– Ему не следовало? – спросила Френки.
– Не знаю. Городок у нас, как видите, тихий. Но и терпению самых мирных людей тоже есть пределы. Вы наверняка уже слышали о том, как мои прихожане, не имея на то ровным счетом никаких оснований, обвинили во всех несчастьях старцев с Алмазной горы. Мне было непросто остановить их. Поэтому я не могу допустить новые слухи и уж тем более распространять их самому.
– И все же? – спросил я.
Отец Мортимер откинулся на деревянную спинку сиденья, его глаза вознеслись вверх. Он разговаривал с Богом.
– Уверен, причина бед в распушах, – сказал проповедник. – И даже в Священном Писании можно найти тому подтверждения.
– Вы считаете, старцы все же наложили проклятие на город? В качестве кары за то, что жители нехорошо обошлись со зверьками?
– О нет. Многие думают, будто отшельники вовсе не способны никому навредить. Я местный священник и хорошо знаю, что это не так. Однако темное колдовство, которое подвластно старцам, не имеет ничего общего с трагедией в шахте.
Я не знал, что именно он имел в виду, и это меня неприятно задело. Не затем я просидел десять лет в колледже Даркмура, чтобы теперь играть роль глуповатого почемучки. И тем не менее мне пришлось спросить:
– В чем же оно заключается?
Отец Мортимер повертел в руках белый цилиндр.
– Старцы накладывают на человека проклятие трех времен. Прошлого, настоящего и будущего. В жизни каждого из нас есть моменты, которые хочется забыть. Они причиняют боль. Именно эти мгновения приходится переживать снова и снова тому несчастному, на которого пал гнев отшельников.
Он подбросил вверх трость и поймал ее. Тема явно ему не нравилась, и священник пытался перевести все в шутку.
– Как видите, ничего похожего с нашими несчастьями. К тому же чары можно наложить только на одного человека, а не на весь город.
– Тогда при чем здесь распуши?
– Все дело в добре и зле, ченселлор Майкл. Когда человек начинает постигать религию, он обычно спрашивает себя – откуда в мире так много зла. Почему всемогущий, всеблагой Господь позволил существовать войнам, болезням, голоду.
