Волки и вепри (СИ) - Альварсон Хаген (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
О, лучше бы их обоих сожгли, как подобает хоронить благородных витязей!
Сельмунд сын Сигмунда заключил сделку с Хейдис и городским советом: престол остаётся свободным до совершеннолетия Кольгрима Тиварсона, статная дочь Брокмара, всеобщая любимица, остаётся королевой и выходит за Сельмунда, которого назначают регинфостри наследника и хранителем государства. Предлагали ему и корону, и кольцо конунга, но тот отказался наотрез: мол, я невысокого рода, и не мне сидеть на троне Грима Первого!
(- Похвальная скромность, как сказал бы Орм Белый, — ехидно заметил Лейф).
А спустя пару месяцев, накануне праздника Соммаркема, туман с курганов впервые опустился на стольный град Гримсаль.
— Ха! — хмыкнул Бьярки на этот рассказ. — Откуда бы твоему старикашке всё это знать?
— Действительно, — согласился Лейф, — многовато свидетелей. Если так уж любили Тивара конунга, то нипочём не признали бы Сельмунда правителем. Ему бы не отмыться во всех сорока реках, истекающих из Хвергельмира [11], во всех потоках Нибельхейма!
— Стало быть, не шибко его и любили, этого короля-охотника, — рассудил Хродгар. — К тому же Сельмунд похож на человека, умеющего подчищать хвосты. Но с чего бы нам верить на слово твоему рассказчику, дружище Лемминг?
— Во-первых, — многозначительно загнул палец Хаген, — Альвард Учёный заслужил доверие своими учёными трудами в те дни, когда мы с вами сиську сосали. Во-вторых, я ему вполне верю — не разумом, но сердцем. А в-третьих, он тогда был писарем при дворе. Довольно близким к Сельмунду. Тот его и выгнал после известных событий. Четыре года назад.
— Просто выгнал? — поднял бровь Хродгар. — Оставил жить?
— Верно, сын Сигмунда не любит лишней крови, — пожал плечами Хаген, — и решил, что от Альварда, смешного учёного старикашки, не будет вреда. Кто ему поверит?
— Ну, допустим, это правда, — с неохотой признал хёвдинг. — Нам-то какой прок? Эта увлекательная сага не поясняет, почему братьям Хорсесонам не лежится в могилах.
— Ну почему же, — улыбнулся Хаген, — отчасти поясняет.
Хродгар, Лейф и Бьярки посмотрели на товарища, как на говорящую брюкву.
— То ли я дурак, — поскрёб под волосяным узлом на затылке Лейф, — то ли лыжи не едут…
— А я их сейчас салом смажу, — самодовольно усмехнулся Хаген. — Вы все, наверное, слышали легенду о вражде Ильвингов и Хундингов? Или «Прядь о Сёрли»? Или хокеландское сказание о Хагене, Хетеле и Хильде?
— Это там, где у старого конунга была красавица-дочь, — припомнил Лейф, — её полюбил один молодой герой, она тоже его полюбила, он её выкрал, отец отправился мстить за поруганную родовую честь, они встретились на каком-то острове, перебили кучу народу, сразили друг друга насмерть, а дочка оказалась ведьмой и воскресила оба войска? Вроде бы они каждый день сражаются, потом она их поднимает заклятием и всё по новой, и так до конца времён?
— О, сколь сведущи линсейцы в преданиях древности! — Хаген сделал вид, что плачет от умиления.
— Ну да, ну да, — покивал бритой головой Хродгар. — Поменяйте местами старого конунга на молодого королевича, а островок — на главную городскую площадь… Звучит безумно, но не бессмысленно. Презабавная выходит издёвка над Вельхаллем и эйнхерьями, теми воинами, что пали в битвах, избраны в светозарный чертог и проводят время в вечных битвах да пирах! Разве только — здесь нет пиров, одни битвы. Но — зачем? Зачем ей это?
— А зачем это было нужно Хильде, дочери моего тёзки-кольцедарителя? — спросил Хаген в ответ. — Зачем Фрейе Блещущей Доспехами забирать часть павших в свои палаты? И куда, кстати, подевался наш Торкель?
— А он с этой, рыжей Эрной, дочкой дворецкого, — простодушно пояснил Бьярки.
Тут дверь открылась, и в покой ввалился Торкель с довольной ухмылкой, а следом — упомянутая Эрна, румяная и смущённая. Эрна сказала:
— Госпожа Хейдис желает видеть Хродгара хёвдинга и говорить с ним.
— Прямо сейчас? — озадаченно нахмурился Хродгар.
— Истинно так, — кивнула Эрна. И добавила, — в её личных покоях. Наедине.
Викинги многозначительно переглянулись. Не сдержали ржания, которому позавидовали бы самые громогласные из коней. А Эрна глянула назад, потом притворила дверь и тихо сказала:
— Вы хотите положить конец колдовству? Тогда мне есть, что вам поведать.
— Тогда будь добра, поведай, — велел Хродгар, надевая плащ — в замке по вечерам было зябко, — а я скоро вернусь. Ну — надеюсь, что скоро.
— Богатый подарок не всюду сгодится, — с умным видом проговорил Торкель, обнимая девушку, — часто за меньший желанное купишь! [12]
— Ты не самый щедрый из волков моря, — дочь дворецкого щёлкнула его по носу.
— Мы будем щедрее, коль в этом всё дело, — заверил Лейф. — Но скажи-ка, ты ли та самая Эрна, дочь Эрнгарда, чей отец служил тут дворецким и которого не так давно нашли мёртвым?
— Истинно так, — кивнула рыжая. — Но откуда ты…
— Стражники болтали, — отмахнулся Лейф. — Мы не знали твоего отца, но сожалеем о твоей утрате. Каждый из нас терял близких.
— Благодарствую.
Голос у девушки был глубокий и чуть ниже, чем обычно у девиц её лет. И — ровный, как озёрная гладь. Холодные блики мерцали в светло-серых глазах. Округлое личико не выражало никакого волнения, никаких сильных чувств. Она отлично владела собой. Однако Хаген, да и не только он, заметил, как она вцепилась пальцами в позолоченную безделушку, подарок Торкеля.
— Наверное, не ошибусь, — мягко, как мог, проговорил Хаген, — если скажу, что ты не просто так подарила улыбку нашему лоботрясу нынче поутру? Думается мне, ты быстро соображаешь, куда быстрее… хм… — бросил взгляд на слегка озадаченного Волчонка и уверенно закончил, — быстрее многих. И Волчонок таки попался!
Все сдержанно рассмеялись, а Торкель накрыл пальцы девушки ладонью.
— Расскажи им, Эрна, что говорила мне, — ласково прошептал на ухо дочери мёртвого дворецкого. — Им ты можешь верить больше, чем мне самому, — и неожиданно добавил, — мы здесь такие же чужаки, как и ты.
— Даже если ты, служанка королевы, действуешь по её воле и выполняешь некий её замысел, — нехорошо улыбнулся Хаген, — всё равно — говори. Не бойся. Бояться будем после. Все вместе. А ты, Бьярки, не зевай тут, как снулая стерлядь, а стань снаружи у дверей. Чтобы те уши, коими обросли здешние стены, свернулись рожком от твоей свирепой морды.
Бьярки зевнул, взял секиру и вышел за дверь. Он привык слушаться Хагена, когда сам Хродгар хёвдинг не мог отдать приказа. Они все привыкли.
— Ну, липа перстней? Мы внимаем.
Эрна какое-то время молчала. Так долго молчала! Целых полгода, с тех пор, как её отец лёг на погребальный костёр. Никому — ни слова. Даже матушке — но та обезумела после смерти Эрнгарда, перестала узнавать собственное дитя. Она просто не поймёт, а прочие — не поверят. А коли поверят… кто вспомнит рыжую дочку Эрнгарда дворецкого? Кто станет плакать?
И — кто поднимет руку на зеленоокую ведьму?!
— Верно ты подметил, юноша с черепом на перстне, — проговорила Эрна, глядя в глаза Хагену, — я не просто так обратила внимание на Торкеля, хотя и желала бы, чтобы мы познакомились в иное время, в ином месте. Долго я ждала, долго молилась богам старым и новым, чтобы они послали надёжных людей в Гримсаль. Вы, честно признаюсь, не кажетесь надёжными, но, видимо, таковы забавы богов.
Эрна вздохнула, собираясь с духом, как пловец перед заплывом. Викинги — шутка жестоких северных богов — ждали. Девушка коснулась кружки с водой в руке Торкеля, смочила губы. И — отважно нырнула в горький поток памяти. Спрыгнула с утёса благоразумия.
— Меня сделали эскмэй Хейдис Брокмарсдоттир незадолго после её приезда в Гримсаль и пышной королевской свадьбы. Батюшка думал, что это большая удача для девчонки — прислуживать самой королеве. Да я и сама так считала. Даже после той резни… четыре года назад. Я тогда дивом уцелела. Присматривала за малышом Кольгримом. Повезло? Ну, наверное. Пережили худо-бедно тяжёлые времена? Вот это вряд ли.