Милость крестной феи (СИ) - Заболотская Мария (книги регистрация онлайн TXT, FB2) 📗

Любезный Ашвин в конце концов станцевал и с Эли, сделав ей пару весьма уместных комплиментов — ровно таких же, какие он делал Анисс, Эльме, Линте и еще доброму десятку девушек. Она, не зная, что ответить, точно так же вежливо поблагодарила его, так и не решившись ни о чем спросить. Вечер пошел своим чередом — и итогом его было то, что Эли оказалась для Ашвина одной из множества местных девиц, не хуже, но и не лучше прочих. Да что там — можно было спорить на что угодно: он даже лица ее не запомнил, не говоря уже об имени! Влюбленное сердце чует равнодушие так остро, как будто оно режет глубже любого ножа — и Эли не составило труда вынести себе безжалостный приговор. Насколько внезапна и сильна была ее влюбленность в Ашвина — настолько же естественным и спокойным оказалось его безразличие.

Эли и фея (7)

По дороге домой она не проронила ни слова, и в комнату свою поднялась молча — как будто увидала что-то пугающее, неведомое, лишившее на время дара речи. Внутреннее сияние, еще недавно освещавшее ее лицо и распалявшее на щеках горячечный румянец, погасло, а вместе с ним поблекла вся ее красота — даже платье, казалось, в единый миг выцвело, измялось и перекосилось, словно не его все эти дни старательно ушивали и подгоняли по фигуре.

Маргарета поспешила за ней, желая утешить, но дочь не слышала ее, глубоко погрузившись в свои размышления и невпопад кивая растрепанной головой в ответ на вопросы встревоженной матери. Лишь когда та собиралась уходить, так и не сумев утешить свое бедное дитя, Эли негромко, но отчетливо воскликнула, споря с одной ей слышимым голосом:

— Но ведь это неправильно! Так не должно быть!..

Слова эти испугали Маргарету куда больше, чем все остальное. Вместо того, чтобы отойти ко сну после утомительного вечера — а время было позднее, глубоко за полночь, — она ходила взад-вперед по гостиной и повторяла на все лады:

— Как же ей помочь? Отчего ничего не вышло?..

Одерик терпеливо слушал ее причитания, соглашаясь с тем, что проклятие феи если и сбылось, то наполовину — Ашвин был славным юношей, вполне достойным любви Эли, но вряд ли мог оказаться особой королевских кровей. С чего бы принц угодил в столь стесненные жизненные обстоятельства и очутился безо всякой свиты в старой усадьбе на краю света с одной лишь теткой-опекуншей? Да и манеры юноши хоть и произвели превосходное впечатление на здешний высший свет, свидетельствовали о хорошем воспитании, но отнюдь не о привычке к власти и богатству. Ашвин держался очень скромно, и сдержанность его совершенно не походила на высокомерие, а любезность была скорее сердечной, чем светской. Совершенно ничего королевского!..

— А если он не принц, а любовь Эли — не проклятие, — подытожил Одерик, обнимая заплаканную жену, — то все еще можно исправить!

Но, увы, его надежды не оправдались — утром оказалось, что Эли впервые в жизни заболела. Жар сменялся ознобом, сознание путалось, и спешно прибывший доктор сказал, что видит явные признаки горячки.

— Не случалось ли у барышни нервических приступов накануне? — спросил он, утомившись слушать о том, как крепко обычно здоровье Эли и как странно выглядит ее внезапное недомогание.

Пришлось признать, что старый врачеватель прав: девушка слегла от переживаний. Были ли внезапно вспыхнувшие чувства проклятием или же нет — но они оказались не из тех, что тихо угасают, не найдя взаимности. Несчастная влюбленность Эли переродилась не в тихую тоску, а в злейшую лихорадку, грозящую выжечь изнутри ее тело. К вечеру того же дня она почти что впала в беспамятство, да и наутро чувствовала себя не лучше.

— Должно быть, юная барышня с непривычки слишком много танцевала, заполучила испарину, затем ее продуло по дороге домой — вечера не такие уж теплые, — рассуждал доктор, почесывая лысину с огорченным видом, свойственным людям, которые не знают, с какой стороны браться за дело. — Тут добавились переживания, огорчения — и вот! Сильнейшая горячка — чего и стоило ожидать! Как неосмотрительно!.. Луна нынче переходит в созвездие Совы, самое опасное время для людей, склонных к нервическим приступам…

Но его умозаключения, конечно же, не успокаивали бедных родителей, а, напротив, повергали в страх: кто бы ни был виноват в болезни Эли — танцы, феи или сочетания небесных светил — девушке становилось все хуже.

Наконец, Маргарета, доведенная отчаянием до крайности, взмолилась:

— Одерик, давай поедем к этим людям! Я знаю, что Эли может спасти только этот мальчик, кем бы он ни был: принцем, нищим или выходцем из преисподней! Пусть он приедет к ней, пусть поговорит… Еще ничего не пропало — они виделись всего лишь раз. Пусть он не выказал к ней тогда интереса — и что с того? Столько суеты, столько людей вокруг! Наша бедная дочь приняла все слишком близко к сердцу, ей просто не доводилось бывать на таких сборищах, вот она и придумала себе невесть что. Мы объяснимся с тетушкой-опекуншей, и, быть может, окажется, что ничего не потеряно… Людям со стороны нипочем не понять, как страшно то, что происходит с Эли, но мы-то знаем о проклятии! Все наши несчастья происходят неспроста, и нам нужно во что бы то ни стало заполучить для Эли этого Ашвина!

— Но если мы пойдем сватать Эли к едва знакомым людям — они подумают, что мы сошли с ума, — отвечал на это Одерик, который был огорчен едва ли не сильнее жены, однако даже в горе сохранил некоторое здравомыслие.

— Ах, да какая разница, что они подумают! — закричала Маргарета. — Ради спасения дочери я готова на все!

И тем же вечером они отправились в гости к госпоже Кларизе и ее воспитаннику — безо всякого приглашения, без предупредительной записки!.. Но на что только не пойдешь, когда единственная дочь сгорает в лихорадке то ли от любви, то ли от проклятия, то ли от Луны, вошедшей в созвездие Совы.

Эли и фея (8)

Позже Маргарета не раз говорила, что сразу поняла — госпожа Клариза в тот вечер была смертельно напугана поздним нежданным визитом. Одерик, напротив, утверждал, что ни о чем не догадывался и посчитал, будто хозяйка попросту им не рада — как и любой другой человек, застигнутый врасплох незваными гостями. Но в одном они сходились: усадьба Терновый Шип, где с недавних пор обитали строгая дама и ее воспитанник, показалась им крайне неуютным местом!.. Мебель вся сплошь старая и неудобная, из оконных щелей тянуло сыростью, а дров в камине было ровно столько, чтобы создавать в доме видимость тепла, а не его ощущение. Дряхлые нерасторопные слуги, впустившие Одерика и Маргарету в дом, не могли объясниться даже друг с другом, не говоря уж о гостях, и прибавили бестолкового переполоху.

— Должно быть, они не успели еще обжиться, — прошептала Маргарета супругу, усаживаясь в потертое кресло, на которое ей указала мрачная Клариза, с трудом нашедшая слова для приветствия — и тут же удалившаяся под каким-то надуманным предлогом.

— И не так уж богаты, — так же вполголоса ответил Одерик, красноречиво обводя взглядом скромную обстановку гостиной.

Быть может, для чужого уха эти слова, исходящие из уст отнюдь не купца или другого выскочки без капли благородной крови, прозвучали бы возмутительно — и даже непозволительно! — но Маргарета услышала в них только то, на что сама горячо надеялась: во-первых Ашвин определенно не был принцем, раз уж довольствовался столь малым; а, во-вторых, госпоже опекунше при таких-то доходах следовало от души порадоваться нежданной-негаданной невесте с богатым приданым, не удивляясь лишний раз странности этого предложения.

Но ожиданиям этим не суждено было сбыться — разве могло получиться иначе в деле, где замешаны обиды феи? Весь разговор пересказывать смысла нет: и без того ясно, что Маргарета волновалась и говорила слишком много, а Одерик по той же причине не произнес и десяти слов, словно у него язык отнялся. Попробуйте-ка объяснить почти незнакомому человеку, что решили с ним породниться! Прийти в гости поздним вечером без приглашения — и то сомнительное предприятие, а если уж речь заходит о внезапном сватовстве!.. К женитьбе разговор вышел не сразу, после немалого блуждания по кружным путям приличий и обязательных любезностей — но это ничуть не помогло. Лицо хозяйки дома то краснело, то бледнело; временами она вздрагивала и начинала так пристально таращиться на гостей, словно ожидала, будто те сейчас превратятся в нетопырей или же завоют как оборотни. Не раз бедной Маргарете казалось, что госпожа Клариза ее вовсе не слышит или слышит как-то очень по-своему — иначе с чего бы ей так пугаться и вздрагивать? Удивление можно отличить от возмущения, а возмущение — от тревоги, и если первые два чувства казались вполне естественным для порядочно ошарашенной госпожи опекунши, то третье было определенно избыточным и странным — и Маргарета, не отдавая себе в том отчета, преисполнилась дурных предчувствий.