Ветеринар для Единорога - О'Донохью Ник (библиотека электронных книг .txt) 📗
«Хорея Хантингтона — одно из наиболее тяжелых дегенеративных поражений нервной системы. Его малая распространенность (в США 1 — 2 случая на 20 000 человек) — слабое утешение для людей, страдающих этим заболеванием или имеющих шанс заболеть к середине третьего или, чаще, к концу четвертого десятилетия жизни.
Хорея Хантингтона — наследственное заболевание с доминантным аутосомным модусом наследования; у детей больных она развивается с пятидесятипроцентной вероятностью. В настоящее время методов лечения не существует; возможны симптоматические меры для снятия наиболее тяжелых осложнений. Транквилизаторы и препараты типа галоперидола несколько снижают выраженность непроизвольных сокращений мышц (которым заболевание обязано своим названием), но не существует методов лечения, способных предотвратить постепенную умственную деградацию: потеря контроля за движениями на начальном этапе сменяется депрессивными состояниями, потерей памяти и наконец слабоумием. Развитие болезни продолжается 10 — 15 лет, индивидуальная последовательность проявления симптомов может варьировать.
Хорея Хантингтона известна с 1872 года, но недостаточная разработанность гистологических и генетических методик препятствовала детальному исследованию болезни. С появлением ядерной и магнитно-резонансной томографии стало возможным оценить степень атрофии нервной ткани, а применение электронной микроскопии позволило выявлять аномалии в коре головного мозга и структуре базальных ганглиев. Однако томография малодоступна, и никакие из существующих методов не выявляют болезнь до появления выраженных симптомов (в некоторых случаях слабоумие опережает наступление физической деградации).
Ставший ныне возможным генетический анализ позволяет определить хромосомный спектр детей, больных хореей Хантингтона; укороченная четвертая хромосома свидетельствует о наличии заболевания. Желательность проведения подобных тестов остается сомнительной. С одной стороны, знание о дегенеративной природе и неизлечимости болезни разрушительно для личности пациента, с другой стороны — сокрытие информации, в результате которого неосведомленный больной может передать дефектный ген потомству, аморально. В настоящий момент медицинская этика не предлагает однозначного решения для подобных ситуаций. Сторонники обеих точек зрения рекомендуют консультацию специалиста-генетика перед проведением теста. Сам тест…» Бидж внимательно дочитала реферат до конца и в очередной раз пожалела, что не стала изучать медицину.
Она достала из рюкзака блокнот и открыла его на одной из последних страниц. Блокнот содержал несколько списков с аккуратно подчеркнутыми заголовками. На первой странице значилось: «Дела, которые нужно завершить в первую очередь». Все списки были длинными и тщательно продуманными: Бидж отличалась добросовестностью.
«Друзья, которым нужно написать» занимали полторы страницы; в этот список попали люди, которым Бидж не писала годами. Напоминает список адресов, по которым рассылают оповещения и благодарности после окончания колледжа, мрачно подумала Бидж.
Следующий список, «Имущество», был, наоборот, огорчительно короток: стереопроигрыватель, древняя побитая «шеветта» и чересчур много учебников. Рядом с каждым названием значилось имя. Бидж перевернула лист. Очередь этого еще не пришла.
На чистой странице она написала: «Найти консультанта-генетика». Она покусала кончик ручки и еще раз заглянула в распечатку, где было название статьи, реферат которой она только что прочла.
Но листы распечатки перемешались, и перед ней оказалось другое название: «Неизлечимая болезнь и самоубийство: этично ли использование донорских органов». Бидж отложила распечатку и блокнот. Когда Стан принес ей джиро, она съела его медленно и без удовольствия.
Глава 4
Стена конференц-зала была увешана схемами: розово-лиловыми срезами суставных хрящей, изображением передней ноги лошади со стрелками, указывающими местоположение нервных узлов, диаграммами неправильного положения плода у лошади и свиньи.
В углу стоял проектор с кипой рентгеновских снимков копытного, венечного и путового суставов лошади и белая подставка с пластиковыми моделями глазных яблок и пищеварительной системы свиньи, украшенными наклейками с рекламой фармацевтических компаний.
Рядом на полке стояли бумажные стаканчики и кофейник с холодным кофе неопределенного возраста. Настенные часы показывали 7.20.
Все выглядело рациональным, удобным и обычным — и никак не сочеталось с тем, что принесла в своем рюкзачке Бидж.
Такими же обычными выглядели и сонные однокурсники Бидж. Девушка в углу, Ли Энн Гаррисон, приехавшая в колледж с коневодческой фермы около горы Эйри в Северной Каролине, была известна тем, что уверенно предрекала себе провал на каждом экзамене и всегда получала отличные отметки.
Ли Энн, смотревшая прямо перед собой, перевела взгляд на Бидж и сказала отрывисто:
— Рада тебя видеть. Чувствуешь себя нормально? — Бидж кивнула; продолжая вертеть в руках ручку. Ли Энн спросила: — Конфетка сказал тебе, куда мы отправляемся?
— Я сегодня делаю доклад, — покачала головой Бидж. — Я и не знала, что мы куда-то отправляемся.
— Ничего-то ты не знаешь, — раздался от двери протяжный голос.
Бидж обернулась, узнала говорящего, и сердце у нее упало. Дэйв Вильсон, известный как Стрелок Дэйв. Дэйв твердо верил, что шокировать окружающих столь же важно, как и быть блестящим студентом, и если вы звезда в науке, то можете себе позволить любую грубость, бестактность и безответственность. В будущем его, конечно, ждало воздаяние — небрежность могла стоить ему карьеры, а то и кончиться гибелью животного, — но пока что работать с ним было сущим наказанием.
— Конфетка отправился за грузовиком, — закончил он.
— В присутствии клиентов давайте называть его «доктор Доббс», — сказала Бидж.
Дэйв плюхнулся на стул, водрузил ноги на стол для заседаний и надвинул на глаза бейсболку с эмблемой «Краснокожих».
— Звучит здорово. И мы все тоже будем называться докторами. — Он протянул руку и пробасил противным деланным голосом: — Привет, я доктор Дэйв. Когда никто, кроме него, не засмеялся, он посоветовал девушкам:
— Да расслабьтесь вы! — Сдвинув козырек так, чтобы видеть Бидж, он спросил: — Конфетка сказал, что у тебя сегодня доклад. О чем?
Бидж инстинктивно прижала к себе сумку с книгами:
— О нашем первом пациенте. А вы разве ничего не будете докладывать?
Дэйв застыл, чуть не свалившись со стула.
— Да так, ничего особенного. Видеть Дэйва столь смущенным было приятно. Бидж почувствовала себя немного спокойнее.
— Вы не поверите мне, если я скажу, — вступила в разговор Ли Энн.
После этого они некоторое время сидели молча. Ли Энн читала. Дэйв ковырял в зубах свернутым в трубочку листом бумаги.
Правая рука Бидж нащупала тесемку, привязанную к «молнии» на сумке. Бидж принялась завязывать, развязывать и снова завязывать одной рукой хирургические узлы; это была тренировка для операций, но главным образом способ удостовериться, что она еще не утратила координации движений.
В зал заглянула Диди и сказала: «Доброе утро». Как всегда, она придала своему голосу такую жизнерадостность, что все почувствовали необходимость улыбнуться ей.
— Что это за группа?
— Амбулаторная практика. Ее проводит Конфетка, — ответила Ли Энн. Диди закатила глаза:
— У него как будто земля под ногами горит. Доктор Трулав просил меня узнать. — Она ласково улыбнулась Бидж. — Как ты себя чувствуешь? — Вопрос прозвучал почти интимно.
— Я в порядке, — ответила Бидж, вспыхнув. — Это хорошо, это просто замечательно… А куда вы сегодня отправляетесь?
Бидж почувствовала, что Ли Энн и Дэйв смотрят на нее со значением.
— Мы еще не знаем.
— А-а… — Диди выглядела разочарованной. — Доктор Трулав спрашивал. Ну что же, счастливо, — закончила она, исчезая за дверью.
Лори тоже заглянула в зал, загадочно улыбнулась, но ничего не сказала. Дэйв поежился на своем стуле: Лори была единственной женщиной в колледже, которая могла его смутить.
