Клетка для мятежника - Якоби Кейт (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Кенрик снова кивнул и наклонился вперед. Охваченный внезапным страхом, Осберт кинул взгляд на Годфри, который внимательно прислушивался к разговору короля и проктора. Никто больше из-за шума и музыки их слышать не мог.
— Всего? А сколько статей закона касается убийства?
— Шестнадцать, сир.
Кенрик криво усмехнулся и насмешливо спросил:
— Сколько времени потребуется Гильдии, чтобы внести пятьдесят шесть изменений в закон?
Сердце Осберта заколотилось. Он прошептал:
— Сир... Я не понимаю... Что вы хотите...
Кенрик откинулся в кресле и властно взглянул на проктора.
— Я желаю, чтобы вы отменили законы, касающиеся колдовства. Пусть оно отныне не преследуется и не карается смертью. Вам все понятно?
Осберт еле мог дышать. То, чего требует Кенрик, это же... Нет, невозможно! Суровые законы против колдунов были созданы пять столетий назад, после битв, разрушивших древнюю Империю. Осберт не властен их отменить! Такое вправе сделать лишь вся Гильдия большинством голосов... а споры длились бы годами, прежде чем удалось бы прийти к согласию...
— Ну? — Кенрик, казалось, терпеливо ждал нужного ему ответа, не обращая внимания на то, что Осберт оказался на краю пропасти.
— Сир, — начал проктор, стараясь не показать растерянности, — я не хотел бы подвергать сомнению вашу мудрость...
— Но тем не менее делаете это?
— Вы меня не поняли, повелитель. Я не вправе произвести такие изменения. Эти законы...
— Отныне являются государственной изменой. Осберт, задохнувшись, умолк. Сердце его трепыхалось от того, что сбывались самые ужасные предчувствия.
— Да, Осберт, государственной изменой. Ибо как может Гильдия применять законы против колдовства, считать его величайшим злом, держаться за свой священный долг искоренить колдовство, когда ваш собственный король обладает колдовской силой? — Кенрик прищурился. — Ведь ни вы, ни ваши гильдийцы не сделали попытки схватить меня, — значит, вы наделе признаете такие законы государственной изменой. Какими глазами станет смотреть на меня весь мир, если я женюсь, если у меня появится наследник, который может тоже обладать колдовской силой, но при этом я допущу, чтобы в ваших книгах сохранялись законы, позволяющие меня казнить?
— Конечно, сир... — пробормотал Осберт, но Кенрик перебил его.
— Я желаю, чтобы законы о колдовстве были отменены. Вы сегодня же ночью начнете готовить необходимые бумаги. Я пошлю епископу Брому приказ сделать то же самое в отношении церковных законов. А теперь, думаю, мне следует присоединиться к танцующим, — иначе что подумает наш уважаемый гость?
Осберт встал, когда король поднялся из-за стола. Тут же рядом с проктором оказался Годфри.
— Что вы собираетесь делать?
Поморгав, чтобы разогнать туман в голове, Осберт взглянул на архидьякона — человека, в котором он иногда видел друга и который теперь превратился в такого необходимого союзника.
— А что, как вы считаете, я могу сделать? Разве я могу ему отказать? Он убьет меня и назначит на мое место кого-нибудь, кто выполнит его желание. В любом случае закон будет изменен. Выбора у меня нет, и он это прекрасно знает.
— У вас есть и другие возможности, — пробормотал Годфри, выразительно глядя на проктора. Взгляд архидьякона умолял Осберта задаться давно требующими ответа вопросами, подумать не только о том, как бы выжить, найти в себе мужество нанести ответный удар.
— Нет, святой отец, это у вас есть какие-то возможности. На мне лежит слишком большая ответственность. — Голос Осберта был глухим, на сердце его лежала свинцовая тяжесть. — Хотел бы я знать, что вы сделали бы на моем месте. Как бы вы поступили, если бы любой ваш ход вел только к проигрышу и выбирать вы могли только из двух зол? Извините, но меня ждет работа. Прощайте.
Нет, мужество никогда не было его величайшим достоинством — и сейчас не время позволить даже этому сомнительному мужеству превратиться в фатальную слабость.
Глава 2
Влажные листья тихо зашелестели под ногами едва не потерявшего равновесие Финлея. Пригнувшись низко к земле, он всматривался вперед сквозь густой подлесок, стараясь дышать бесшумно и не шевелиться. Слой хвои под кронами сосен исполосовали бледные тени: лунный свет едва проникал сквозь тонкий покров облаков. Руки Финлея замерзли, сквозь сапоги проникла сырость инея, покрывающего землю. Однако он не мерз — слишком напряженной была погоня.
Финлей глубоко вдохнул холодный вечерний воздух и выдохнул, прикрыв лицо локтем, чтобы клубы пара не выдали его. Он вбирал лесные запахи, все целиком и по отдельности, перебирал их, оценивая и отбрасывая, пока не нашел тот, который был ему нужен.
Всюду вокруг раздавались тихие звуки, неумолчный шорох лесной жизни. Финлей мог назвать каждую составляющую, но было гораздо легче — и несравненно полезнее — поймать их все разом, дать запомнить образ леса колдовским чувствам, а потом позволить пришельцу обнаружить себя на этом знакомом фоне.
Шан Мосс жил теперь внутри Финлея постоянно, и так было уже восемь лет. Этот бескрайний лес, сейчас почти полностью обнаженный осенними ветрами, давал ему мало радости и непрерывную боль, сеял семена печали и радовал лишь редким проблеском надежды. И вот теперь, после четырех дней выслеживания, его терпение почти иссякло.
Бросив на всякий случай еще один взгляд на окрестности, Финлей сделал шаг вперед. Чуткие уши ловили любой шорох, ветки кустов, казалось, раздвигались, пропуская его. Длинные иглы низко опустившей ветки сосны скользнули по его лицу — едва ощутимая ласка, почти приветствие. Финлей сохранил в себе достаточно мальчишеского, чтобы эта мысль заставила его улыбнуться.
Потом он снова остановился, прислушиваясь, и стал ждать.
Кинжал скользнул из-за голенища сапога прямо ему в руку; Финлей ощутил его знакомую тяжесть, замерзшие пальцы охватили костяную рукоять, потертую и привычную. Перенеся тяжесть тела с одной ноги на другую, Финлей сделал еще один глубокий вдох...
... И прыгнул вперед. Он обхватил своего пленника, одной рукой приставив клинок к его горлу, а другой вырвал из негнущихся пальцев меч. Только когда оружие с глухим стуком упало на землю, Финлей позволил себе сделать выдох, на этот раз не заботясь о том, будет ли заметен пар от дыхания. Впрочем, удовлетворения он не чувствовал: только все то же отчаяние...
— Проклятие, мальчик мой, как ты думаешь, чем это могло кончиться?
Тело пленника немного расслабилось, ответом на вопрос Финлея послужил сдавленный вздох.
— Извини, Финлей. Я просто...
Финлей крепче прижал клинок к шее подростка, чтобы тот ощутил холодную острую сталь.
— И что бы ты делал, если бы тут оказался не я?
Шок заставил мальчишку замереть.
— Прости. Я в самом деле старался. Просто...
Финлей с ворчанием выпустил пленника, сунул кинжал за голенище и поднял с земли меч. Бросив его подростку небрежным жестом, он все же отказал себе в удовольствии дать волю гневу и задать тому хорошую трепку.
— Пошли!
Фиилей не оглядывался, двинувшись в долгий путь к лагерю, и молчал, прислушиваясь к тяжелым шагам позади; его спутник то и дело переходил на бег, чтобы не отстать.
Если бросить его здесь одного, тогда, может быть, мальчишка начнет относиться к делу хоть немного более серьезно...
Оеовно почувствовав его раздражение, подросток заговорил, перемежая слова быстрыми вдохами:
— Знаешь, ведь сейчас совсем не поздно. Не могли бы мы попробовать еще раз?
— Нет. — Но... Финлей остановился и резко обернулся.
— Какой смысл пробовать еще раз, а? Мы целый день только этим и занимаемся. Тебе, должно быть, надоело. Мне-то надоело определенно.
Финлей почти не мог разглядеть лица темной фигуры перед собой, но ему и не было нужды видеть спутника. Выражение этого лица было ему давно знакомо. Надежда, стыд за неудачу, готовность сделать еще одну попытку.
