Я - четвертый - Лор Питтакус (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Я нагибаюсь и трогаю шрамы на правой лодыжке. Три круга, которые символизируют троих мертвых. Мы связаны друг с другом чем-то большим, чем просто принадлежностью к одной расе. Трогая шрамы, я пытаюсь представить, кем были те другие, мальчиками или девочками, где они жили, сколько им было лет, когда они умерли. Я пытаюсь вспомнить других детей, которые были на корабле вместе со мной, и каждому дать номер. Я думаю о том, как мы могли бы встретиться и пообщаться. Как бы это выглядело, будь мы до сих пор на Лориен. Как бы это было, если бы судьба всей нашей расы не зависела от того, выживем ли мы, которых так мало. Как бы это было, если бы нам не грозила смерть от рук наших врагов.
Это страшно — знать, что следующим будешь ты. Но мы опережаем их, переезжая и убегая. Хотя меня тошнит от необходимости постоянно бежать, я знаю, что только благодаря этому мы до сих пор живы. Если мы остановимся, они нас найдут. А теперь, когда я стал первым на очереди, они, несомненно, активизировали поиски. И они наверняка знают, что мы становимся сильнее, вступая в права владения своим Наследием.
И есть другая лодыжка и другой шрам на ней, который появился, когда в те драгоценные последние минуты на Лориен было произнесено лориенское заклинание. Именно оно всех нас объединяет.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Я вхожу в дом и ложусь на пустой матрац в своей комнате. Утро обессилило меня, и я позволяю себе закрыть глаза. Когда я снова их открываю, солнце уже висит над деревьями. Я выхожу из комнаты. Генри сидит на кухне с открытым лэптопом, и я знаю, что он, как всегда, просматривает новости, разыскивая информацию или заметки, которые могут дать нам понять, где находятся остальные.
— Ты спал? — спрашиваю я.
— Немного. У нас теперь есть Интернет, а я не проверял новости с самой Флориды. Это меня угнетало.
— Есть что-нибудь? — интересуюсь я.
Он пожимает плечами.
— В Африке четырнадцатилетний мальчик выпал из окна на четвертом этаже и ушел без единой царапины. Пятнадцатилетний подросток в Бангладеше уверяет, что он — Мессия.
Я смеюсь.
— Я знаю, что пятнадцатилетний не из наших. А как насчет другого?
— Нет. Выжить после падения с четвертого этажа — не такое большое дело, и, кроме того, если бы это был один из нас, он для начала не был бы так неаккуратен, — говорит он и подмигивает.
Я улыбаюсь и сажусь напротив него. Он закрывает компьютер и кладет руки на стол. Его часы показывают 11:36. Мы провели в Огайо чуть больше полусуток, а уже так много случилось. Я поднимаю ладони. С тех пор как я последний раз смотрел на них, они потускнели.
— Ты знаешь, что у тебя теперь есть?
— Свет в моих руках.
Он усмехается.
— Это называется Люмен. Со временем ты сможешь контролировать свет.
— Очень на это надеюсь, потому что если руки скоро не погаснут, то вся наша скрытость лопнет. И все-таки я не понимаю, что это за контроль.
— Люмен — это больше, чем просто свет. Уверяю тебя.
— А что еще?
Он идет в свою комнату и возвращается с зажигалкой в руке.
— Хорошо ли ты помнишь своих бабушку и дедушку? — спрашивает он. Дедушки и бабушки — это те, кто нас растит. Мы редко видим родителей до двадцатипятилетнего возраста, когда сами заводим детей. Лориенцы живут по двести лет, гораздо дольше людей, и когда в возрасте двадцати пяти — тридцати лет у них рождаются дети, их воспитывают дедушки и бабушки, тогда как сами родители продолжают совершенствовать свои способности.
— Немного. А что?
— Такой же дар был у твоего дедушки.
— Не помню, чтобы у него светились руки, — говорю я.
Генри пожимает плечами.
— Может, у него никогда не было нужды использовать этот дар.
— Изумительно, — замечаю я. — Хорош дар, которым не придется воспользоваться.
Он качает головой.
— Дай мне свою руку.
Я протягиваю ему правую руку, он щелкает зажигалкой и подносит огонь к кончику моего пальца. Я отдергиваю руку.
— Что ты делаешь?
— Доверься мне, — говорит он.
Я снова протягиваю ему руку. Он берет ее и еще раз щелкает зажигалкой. Он смотрит мне в глаза. Потом улыбается. Я смотрю на руку и вижу, что он держит огонек у конца моего среднего пальца. Я ничего не чувствую. Инстинкт все равно заставляет меня отдернуть руку. Я тру палец. Ощущения те же, что и до зажигалки.
— Ты чувствовал огонь? — спрашивает он.
— Нет.
— Давай руку, — говорит он. — Когда что-то почувствуешь, скажи.
Он опять начинает с кончика пальца, потом медленно двигает пламя вдоль тыльной стороны ладони. Там, где пламя касается кожи, чувствуется только легкое щекотание и больше ничего. Только когда огонь доходит до запястья, я начинаю ощущать жжение. Я убираю руку.
— Ой.
— Люмен, — говорит он. — Ты станешь неуязвимым для огня и жара. Руки пришли к этому сами, но остальное тело придется потренировать.
Мое лицо расплывается в улыбке.
— Неуязвим для огня и жара, — повторяю я. — Значит, меня больше никогда не будет жечь?
— Не будет. Со временем.
— Потрясающе!
— Не такое уж и плохое Наследие, а?
— Совсем неплохое, — соглашаюсь я. — А как насчет этого света? Он когда-нибудь отключится?
— Да. Возможно, после хорошего ночного сна, когда твой мозг забудет о нем, — говорит он. — Но какое-то время тебе надо быть осторожным и избегать волнения. От эмоционального дисбаланса свет может снова появиться, например, если ты слишком разнервничаешься, разозлишься или опечалишься.
— Как долго?
— До тех пор, пока ты не научишься держать его под контролем, — он закрывает глаза и трет лицо руками. — Ладно, я еще раз попробую уснуть. Мы поговорим о твоих тренировках через несколько часов.
После того как он уходит, я остаюсь за кухонным столом, сжимая и разжимая ладони, глубоко дыша и стараясь успокоить все внутри себя, чтобы свет погас. Разумеется, ничто не срабатывает.
В доме по-прежнему полный беспорядок, если не считать того немногого, что Генри успел сделать, пока я был в школе. Я вижу, что он склоняется к тому, чтобы уехать, но не до такой степени, чтобы его нельзя было отговорить.
Может быть, если он, проснувшись, увидит, что в доме чисто и прибрано, это подтолкнет его мысли в правильном направлении.
Я начинаю со своей комнаты. Протираю и мою окна, подметаю пол. Когда все становится чистым, я бросаю на кровать простыни, подушки и одеяла, потом развешиваю и раскладываю свою одежду. Шкаф старый и шаткий, но я заполняю его, а потом кладу на него сверху несколько принадлежащих мне книг. И вот комната убрана, а все мои пожитки разложены в полном порядке.
Я перехожу в кухню, убираю посуду и протираю полки. Я что-то делаю, и это отвлекает меня от моих рук, хотя, пока я занимаюсь уборкой, я думаю о Марке Джеймсе. Первый раз в жизни я не дал себя в обиду. Я всегда этого хотел, но никогда не делал, потому что следовал совету Генри держаться незаметно. Я всегда старался как можно дольше оттягивать очередной переезд. Но сегодня все пошло иначе. Оказалось очень приятно наехать в ответ на того, кто наехал на тебя. Ну, и история с моим телефоном, который был украден. Конечно, мы легко могли бы купить новый, но где справедливость?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Я просыпаюсь до звонка будильника. В доме прохладно и тихо. Я достаю руки из-под одеяла. Они нормальные, никакого света, никакого жара. Я выбираюсь из кровати и иду в гостиную. Генри сидит за кухонным столом, читает местную газету и пьет кофе.
— Доброе утро, — говорит он. — Как ты себя чувствуешь?
— На миллион баксов, — отвечаю я.
Я насыпаю себе миску хлопьев и сажусь напротив него.
— Что ты собираешься сегодня делать? — спрашиваю я.
— В основном беготня. У нас маловато денег. Думаю устроить банковский перевод.
Планета Лориен богата (или была богата, в зависимости от того, как посмотреть) природными ресурсами. В том числе драгоценными камнями и металлами. Перед нашим отъездом каждому Черпану дали пакет алмазов, изумрудов и рубинов, чтобы продать их, когда мы прибудем на Землю. Генри так и сделал и разместил деньги на счете в иностранном банке. Я не знаю, сколько там денег, и никогда не спрашивал. Но я знаю, что их достаточно на десять наших жизней, если не больше. Генри снимает деньги примерно раз в год.