Хранительница Элементов: Вода (СИ) - Коллинг Кэтрин (читаем книги бесплатно txt) 📗

Артём, глянув на меня, пожал плечами и, устало вздохнув, отправился помогать Марте Лавреновне. А я подошла ближе к Ивану Васильевичу, стоящему возле машины.

— Как дела у тебя? Хорошо? Справляешься?

— Надеюсь, что хорошо. Справляюсь, — вздохнула я. — Вам надо чем-нибудь помочь?

— Да не. Спасибо, но не надо. Всё уже загружено, разве что корзинки эти несчастные остались от моего «горя».

Под «горем» он явно имел в виду свою жену, отчего мы оба усмехнулись. Из двери дома сначала показались «летающие» корзинки, а затем уже вышел и сам Артём, а следом за ним выскочила маленькая пухленькая женщина в платке и длинном сарафане, закрывая дом и тоже таща три корзинки.

— Эки мать! — воскликнул Иван Васильевич, хлопнув себя по лбу. — Да места уже нет! Столько корзинок, горе ты моё луковое!

— Найдётся место! Положим на заднее сидение — и никаких проблем! Ты же знаешь, что мы с мамой очень любим плетёные корзинки.

— Поэтому я их вожу туда-сюда по двести раз?!

— Это новые!.. О, Кэтти! — заметила меня женщина и, подойдя, обняла, перед этим я успела поздороваться. — Здравствуй, здравствуй, дитятка. Как у тебя дела? Ой, твоя мама мне рассказывала о том, что произошло, но всё, говорит, обошлось. И слава Господу.

— Корзинки давай! — напомнил Иван Васильевич и, взяв у жены две корзинки, отдал их Артёму, который аккуратно складывал их на заднем сидении.

— Ох, дитятка, ты уж извини: не успели приехать, а снова уезжаем. Бабушке нынче очень плохо, приходится помогать.

— Ничего, — тут же ответила я. — Я понимаю.

— Ох, я обещаю, что мы ненадолго и в скором времени привезём тебе Тёму.

Я ощутила жар на щеках и вместе с ней засмеялась, а, поймав взгляд изумрудных глаз Артёма, ещё больше засмущалась.

— За рулём будешь, Тёма! — снова воскликнул его отец, закрыл багажник и сел в машину

Марта Лавреновна незамедлительно пристроилась позади возле корзинок. А Артём подошёл ко мне. Секундой позже он уже обнимал меня, а я прижимала его в ответ, не заботясь об его родителях, во все глаза глядящих на нас, отражающихся в зеркале заднего вида.

Тепло моего друга не сравнится ни с чем другим. Такие аккуратные прикосновения, крепкое тело, большие и сильные руки. И отличительный запах. Описать его не представляется возможным, ибо у каждого человека он свой, особенный. Этот запах — нечто иное, совсем не похожее на что-либо из жизни.

Артём отпрянул. Мы оба понимали, что тянули время, и его родители терпеливо ждали. Мой друг взъерошил мне волосы, как какой-то собаке, усмехаясь, а затем поклонился.

— Мне пора, миледи.

— Да, синьор, — присела в реверанс и я, приподнимая воображаемую юбку.

А затем он сел в машину, закрыв ворота, и уехал, скрывшись за углом.

Глава 4. Дар пероглаза

Я укуталась в плед поплотнее, сидя на полу в гостиной и положив голову на маленький журнальный столик, устремила взгляд на чёрный экран телевизора. Как бы это ни звучало глупо, но я думала над тем, включать ли его, зная, что вряд ли отыщу на каналах что-нибудь полезное и интересное. Вместе с этим вопросом на миллион — легче уже включить и узнать, чем теряться в догадках, — в голове вертелись вопросы, воспоминания, отдельные фразы и действия окружающих. Вспомнив про отъезд Артёма, резко поднялась, не желая об этом думать.

Я плюнула на мысль включить ящик, развернулась, чтобы уйти, подтянув плед, но, услышав непонятный треск, замерла на пороге.

Безликий экран телевизора уже не казался таким уж тёмным и пустым. Густой серый туман теперь бегал там от одного угла к другому, вздрагивая, словно кто-то пытался выбраться из него, появлялись какие-то силуэты то ли животных, то ли ещё кого.

Пораженно замерев, я вглядывалась, дожидаясь объяснений моих галлюцинаций. Экран вдруг щёлкнул, засиял, словно его включили, однако пульт лежал на диване в двух метрах от меня. Туман приобрёл свой естественный цвет: жёлто-красно-оранжевый, с бурыми отметинами, постоянно дрожащими и увеличивающимися. Сгусток необъятного взорвался, и экран телевизора треснул — я изумлённо выдохнула, слыша биение сердца в ушах и стремительный бег крови.

Тишина на миг заглянула в гости.

И раздался до боли в сердце знакомый треск за спиной, похожий на то, как ноют поленья в костре или печи. Пылающий в экране телевизора огонь перебрался в мой дом, начиная жевать и его.

Этого просто не могло быть.

Я бросилась к ванной, чтобы попытаться хоть как-то затушить огонь при помощи воды, но около входа несмело замерла: из-под белой двери вдруг вылезли подобные на червей языки пламени. Я живо вернулась в гостиную. Из телевизора появлялись огненные длинные пресмыкающиеся, шипя и показывая языки, от которых огонь словно бы получал силы, разгораясь всё сильнее.

Что-то ударило в ногу. Опустив взгляд, увидела небольшую фотографию, которую не повременила подобрать. Это была та самая фотография с подругами, но здесь изображались не только мы четверо, но и мои родители, все родственники и друзья, справа с краю улыбался Артём. Границы снимка вдруг начали тлеть, и я услышала множество криков о помощи. Фотография скручивалась постепенно, подпаленная, сужалась всё быстрее, а крики отовсюду заставляли морщиться и мотать головой. Когда в центре опалённого снимка осталось лишь моё улыбающееся лицо, я услышала свой отчаянный крик.

Вдруг огонь вспыхнул в моих руках.

Я от ужаса и боли выбросила фотографию, от которой уже ничего не осталось, лишь пепел разлетелся по гостиной, которую уже доедал огонь.

— «Я с-с-слышу звуки с-с-сна-а, — раздалось брезгливое шипение. Длинная жёлто-оранжевая с глубокими красно-чёрными глазами змея ползла по стене прямо в мою сторону, показывая время от времени свой раздвоённый язык. Противный голос раздавался отовсюду сразу, словно говорила не одна змея, а несколько десятков, если не сотен или тысяч. — С-с-сомнения-а нас-с-с радуют. Мы с-с-с-снова выйдем в с-с-све-э-эт!»

Когда выхода уже нигде не было, лишь огонь спереди, сзади, по бокам трещал, шипел, полз, кусал, кричал и урчал от удовольствия, я отчаянно закричала в надежде, что меня услышат.

Языки пламени накинулись на меня, как голодные собаки на брошенную кость, и ноги в тот же момент потеряли опору. Я провалилась во тьму, гонимая страхом и болью от жал огня. Перевернулась налево, потушив огонь на предплечье. Почувствовала боль справа. Перевернулась и затушила пламя. Вертелась, крутилась и кричала во тьме.

Я резко открыла глаза и села, чувствуя дикий холодок, пробежавший от головы до ног и обратно. Сердце билось с неистовой силой. Я отбросила одеяло в сторону, задыхаясь от нехватки воздуха и пота. Обняла себя, окончательно уверяясь, что мне приснился очередной кошмар и этот дом не сгорел вместе с моими родными. Собравшись уже снять мокрую майку с себя, услышала скрип за дверью. Так скрипели доски от шагов.

Быстро подтянув одеяло обратно, всё ещё внимая бешеному сердцебиению и ужасу, — не удивлюсь, если волосы стояли дыбом, — я легла и накрылась до самого подбородка, притворяясь спящей, в тот самый момент, когда дверь в мою комнату отворилась.

Некоторое время я слушала кричащую тишину. Очень надеялась, что моё учащённое сердцебиение не было слышно. Чуть приоткрыв глаза, увидела стоящую на пороге маму, которая, вздохнув, зачесала волосы. Она бесшумно прошлась через всю мою комнату к окну и открыла его. Я мысленно её поблагодарила. После мама также тихо вышла и прикрыла за собой дверь.

Пролежав ещё пару минут, чтобы убедиться, что мама не вернётся, я снова сбросила с себя одеяло и, глядя в потолок, устало выдохнула дрожащим голосом:

— Прости, мам.

И снова я вертелась и крутилась, с одного бока на другой, то накрывалась одеялом, то бросала его в сторону. Мысли просто били через край. Стоило полежать больше минуты в одной позе, как начинали сиять воспоминания, возможное будущее, и мне приходилось резко переворачиваться на другой бок. От всего этого меня уже тошнило. Остатки сна всё ещё таились где-то под кроватью, если не над ней. Стоило лишь подумать немного, и я снова дрожала: от страха и облегчения. Было приятно осознавать, что происходивший ужас — лишь игра подсознания, не более.