Проклятие чародея - Вольски Пола (первая книга .txt) 📗
Чувствуя себя неуютно, Деврас принялся прохаживаться по залу, вслед за ним шепотом и вполголоса неслись язвительные замечания. Герцога он так и не нашел и с явным облегчением проследовал через позолоченные двери и небольшую галерею в огромный танцевальный зал, где под мелодию новой линнианы кружились и раскланивались друг с другом пары. Танцевать Деврас был не мастак, да и настроение не то. Герцога он не увидел, и потому задерживаться здесь не было смысла. Однако затейливая музыка увлекала своею веселостью, и Деврас, уже много недель не слышавший ничего более мелодичного, чем заунывные песни шарманщиков, невольно заслушался. При этом он наблюдал за танцующими и, каким бы безнадежным ни представлялось его нынешнее положение, не мог не отметить, что некоторые из юных благородных особ в соблазнительно открытых нарядах были удивительно хороши собой. Пары грациозно сходились, расходились, и Девраса вдруг осенило, что часть этих людей наверняка состоит с ним в родстве. Хар-Феннахары испокон веков жили в Ланти-Юме, а значит, не могли не породниться с прочими знатными фамилиями, оставив в жилах многих присутствующих здесь толику своей крови. Да, тут находились родные ему по крови люди, под масками незнакомых имен и титулов, но для них он был и останется чужим. И от этих мыслей ему стало еще более одиноко.
Полюбовавшись еще некоторое время изящными движениями танцующих, Деврас резко развернулся и вышел, чтобы продолжить поиски. Сначала он попал в игорную комнату, где коротали время заядлые картежники и шулеры, затем в укромный салон — прибежище поклонников умиротворяющей «радужной безмятежности». От лампад с вожделенной эссенцией поднимались облачка разноцветного дыма, к ним-то и были прикованы остекленевшие глаза доброго десятка разлегшихся на шелковых подушках любителей дурманящего зелья. Не найдя среди них герцога Бофуса, Деврас поспешил удалиться, почувствовав, что голова начинает идти кругом. Миновав еще несколько комнат и галерей, столь же неуютных в своей аляповатой роскоши, он вошел в банкетный зал, где каждый мог угоститься в меру своих аппетитов и гастрономических пристрастий.
Наконец нашлось то, что Деврас смог оценить по достоинству. Какие только деликатесы не предстали взору измученного долгим недоеданием наследника Хар-Феннахаров! То было поистине райское видение!
Жаркое, украшенное гирляндами из петрушки и лавровых листьев; филе курицы, утки и дичи в кляре; ароматное рагу в золотых жаровнях; заливная розовато-серебристая рыба в окружении белых лилий; блюда с экзотическими моллюсками; овощи, оформленные в виде цветов и животных; спелые, как само лето, фрукты; россыпи точеных, будто над ними поработала рука гранильщика, сладостей. Деврас наполнил тарелку, нашел стул и начал есть. Как предсказывал Гроно, так сытно он не едал уже много недель, а так вкусно — вообще никогда. Какое-то время он просто насыщался. Когда же первый голод был утолен, и челюсти стали работать медленнее, он, наконец, оторвался от тарелки и окинул взглядом ломившийся от вас стол.
«Умыкнуть бы каких-нибудь вкусностей для Гроно».
«Кража? — вопросил внутренний голос и тут же сам себе ответил: — Голод — не тетка».
Встав из-за стола, Деврас сходил за новой тарелкой и в два счета нагрузил ее ломтиками мяса, дичи и сыра. Отвлекшись на мгновение от своих трудов, он заметил, как кое-кто из гостей следит за его действиями с таким жадным вниманием, какое обычно достается разве что гусиной печенке. Незаметно припрятать гостинец не удастся, а сделать это у всех на виду — тоже не лучший выход. Но, представив себе старика, ждавшего его в сырой, неотапливаемой каморке, решил: будь что будет, но Гроно свой ужин непременно получит.
Прикрыв тарелку салфеткой, Деврас напустил на себя отсутствующий вид и неторопливо двинулся к выходу. Ношу свою он нес открыто, и многие гости искоса наблюдали за тем, как он проходит мимо, словно не догадываясь о том, что служит объектом столь живого интереса.
В коридоре, примыкавшем к банкетному залу, яблоку негде было упасть. В поисках уединения Деврас поднялся по витой лестнице в относительно тихую галерею третьего этажа. Именно «относительно», поскольку здесь, в нескольких ярдах дальше по коридору, он увидел стайку придворных. Не желая с ними сталкиваться, Деврас свернул в сторону и проскользнул через незапертую дверь в блаженную тишину никем не занятого помещения. Поставив тарелку на столик, он мигом переложил содержимое в салфетку, завязал ее узлом и сунул в карман камзола, так что тот теперь слегка оттопыривался, не возбуждая, впрочем, особых подозрений. Только тогда Деврас огляделся, и его настроение сразу же улучшилось.
Будто повинуясь инстинкту, ноги привели его в герцогскую библиотеку. Взгляд, уставший от навязчивого блеска, отдыхал на мягкой патине старого дерева; кожа и пергамент радовали глаз. Рядами стояли стеллажи с книгами — тысячами томов, любовно собранных десятью поколениями. Герцоги из рода Дил-Шоннет не питали особой слабости к книжным премудростям, но как коллекционерам им не было равных. Стоило только пустить слух, что тот или иной трактат представляет собой нечто необычайное, а раздобыть его невозможно, как архивы Шоннетов пополнялись новым раритетом. Словом, то была не библиотека, а мечта, и желание исследовать ее сокровища оказалось прямо-таки непреодолимым. Естественно, о том, чтобы застать здесь герцога, не стоило и думать.
Но все же несколько минут, проведенных в свое удовольствие, ничего не решают… всего-то несколько минут…
Очень скоро Деврас наткнулся на, мало кому известный, фолиант «История ордена Избранных» незаслуженно забытого ученого Рева Беддефа. Он бережно снял с полки книгу, подумав, что впервые держит в руках рукописную копию гениального опуса несчастного Беддефа, растерзанного обезумевшей толпой горожан. Надо изучить ее повнимательнее.
Мебели в комнате было предостаточно, но стол и кресло резко выделялись из остальной обстановки. Кресло — безобразно роскошное, все из плюша, оборок, подушек и золотых кисточек. Стол — тяжеловесная мраморная глыба, сплошь покрытая резными барельефами и с квадратным отверстием по центру. Оба этих предмета никоим образом не вписывались в строгую атмосферу библиотеки. Деврас приблизился, чтобы заглянуть в загадочное углубление в столе и… ничего там не увидел. Одну лишь черную темноту, темнее самой черной ночи. Нахмурившись, он присел на краешек слишком уж мягкого кресла и не успел устроиться поудобнее, как услышал подобострастный заговорщицкий шепоток:
— Что желаешь, Великий? Как могу тебе услужить?
— Кто это? — принялся озираться Деврас. Но кроме него в комнате не было ни души.
— Только пожелай, Блистательный, и твое пожелание сбудется.
Голос исходил из отверстия в столе. Деврас наклонился и вгляделся в зияющую пустоту.
— Есть тут кто-нибудь?
— Какой труд доставит тебе удовольствие, Великолепный? — продолжал допытываться елейным голоском неведомый собеседник.
— Труд? В смысле, книга?
— Любая книга, какую ты, Непревзойденный, удостоишь своим вниманием. Хотя… — доверительно добавил стол, — я могу предложить и иные сокровища, удовольствия, куда более восхитительные и достойные твоего внимания, Совершенный.
Из черного «колодца» заструилась томная, пробуждающая чувственные желания музыка, воздух наполнил аромат франжипани.
— О чем ты?
— Наклонись, наклонись, — прошептал стол, — всмотрись в глубину и ты увидишь сам, и восторгу твоему не будет предела.
— Увижу что?
— То, что не передать словами. Доверься мне. Склонись, склонись, склонись…
Голос становился все тише и вскоре затих.
— Ты еще там? — поинтересовался Деврас, но ответом ему была тишина. — Там внизу кто-нибудь есть?
Снова ни звука. И тогда он наклонился над отверстием в столе, пытаясь хоть что-то высмотреть. В тот же миг лицо его окутал густой, сладко пахнущий дым. Перед глазами все поплыло, резко участился пульс. Деврас, чувствуя, как у него перехватило дыхание, откинулся в объятия несуразного кресла и, какое-то время не шевелился. Его тело словно утратило способность что-то чувствовать и двигаться. Мало-помалу пелена, застилавшая глаза, начала спадать, и комната, в которой он находился, предстала в совершенно новом свете. Деврас осознал, насколько она красива и величественна, как утонченны формы и несказанно красочны цвета. Каждая фигура, каждый цветок, каждое животное, вырезанные на поверхности мраморного стола, казалось, жили своей собственной жизнью. Уж не почудилось ли ему легкое движение? И Деврас понял: завеса, с самого рождения замутнившая истинное его восприятие действительности, наконец, испарилась.
