Путь к Эвенору - Розенберг Джоэл (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Свободной рукой Дория обвила мою талию.
— Ахи-ира заво-одной, — пропела она, кладя голову мне на плечо. — Жутко радуется, что к работе вернулся.
— Радуется, что живой! — Гном тряхнул головой, смахивая остаток воды, вытащил клещи из горна, глянул на раскаленное звенышко — тот ли цвет, — пристроил на место и заработал молотом. — Что-то давненько мы не устраивали встрясок.
Глаза Дории блеснули.
— Больших встрясок.
Ахира улыбнулся.
— Ах это. Ну...
Не поймите их превратно: они вовсе не намекали, что спят вместе, просто вспоминали о какой-то невинной шалости.
Теория «большой встряски» — теория Ахиры, не моя. Он считает, что по-настоящему революцию делает Лу Рикетти, наш Инженер, что истинный вызов существующему порядку вещей — исходящие из Приюта технические новшества, а мы своими набегами и всем остальным лишь расшатываем этот порядок, отвлекаем врага, не давая ему понять, что происходит на самом деле. Карл был с ним согласен.
Я, однако, в этом не уверен. Что положило конец рабству в Соединенных Штатах? Армия янки или индустриальная революция?
Что до меня — я понятия не имею. Я только веду себя так, будто все знаю. Я люблю, когда жизнь сложна и запутанна, — но люблю не всегда. По мне, надо держаться первоначального плана: убивать работорговцев, чтобы цена на живой товар подскочила до запретительной.
Пока удается. Делать это с каждым годом все труднее, но и рабы с каждым годом становятся все дороже.
План должен быть выполнимым, поэтому он предусматривает, что мы должны оставаться в живых. Я всегда считал свое личное выживание главной частью любого хорошего плана.
Я рассмеялся.
— А кто заставил полмира поверить, что Карл Куллинан жив и где-то бродит? Не мы?
— Твоя правда. — Гном выпятил толстые губы. — Думаю, впрочем, имеет смысл еще чуток подождать, пока не получим вестей от Микина. — Он широко улыбнулся. — Мы, гномы, терпеливый народ.
— Само терпение. — Тратить на Ахиру сарказм — гиблое дело. Не то чтобы он его не понимал, понимает, конечно, но сарказм на него не действует. — И все-таки... Микин вцепился в большой кус: ему может понадобиться помощь, чтобы его прожевать.
— Может, и так, но повода спешить я не вижу. — Ахира ухватил еще кусок проволоки дюймов шесть длиной и сунул его в горн. — Впрочем, если Эллегон свободен, можно слетать к Эвенору — порыскать вокруг.
Он сказал это между прочим, словно это только что пришло ему в голову, но мы с ним дружим слишком долго, чтобы он смог запудрить мне мозги. Ахира хотел заняться разведкой — и пытался подбить на это меня.
Он глянул на меня, чуть улыбнулся и потер плечо.
— У Дории есть скверная привычка — спрашивать, когда она уже знает ответ.
— Тоже собрался искать своего обидчика?
Ахира покачал головой:
— Жизнь слишком коротка.
На миг лицо его омрачилось, и я понял: после того как мы расстались у Эвенора, с ним произошло что-то очень серьезное; но если за долгие годы я что и узнал о Джеймсе Майкле Финиегане, так это то, что о своих делах он будет говорить, когда сам захочет. Вряд ли в этом мире есть кто-нибудь, кому он доверял бы, как мне, но даже я услышу об этом когда-нибудь в другой раз — если услышу вообще.
— Жизнь слишком коротка, и ты тоже. — Губы Дории дрогнули. — Что бы ни происходило в Эвеноре, не думаю, чтобы это касалось тебя.
Оно могло касаться, а могло и нет. Рассказывали о странных смертях близ Эвенора, о животных, изувеченных так, что это мне напомнило такие же случаи на Той стороне в западных штатах, о появлении из Фэйри драконов и других крупных волшебных тварей, большая часть которых исчезла из Эрена с приходом Людей.
Некоторые из этих рассказов вполне могли быть правда. Джейсон и его спутники убили какую-то огромную тварь во время поиска на Расколотых островах. По описаниям она не была похожа ни на что, мне известное.
Ахира вскинул на меня взгляд:
— Что скажешь?
— Что Дория права. Думаю, нам хватает дел без того, чтобы лезть в магические заморочки.
И потом, он явно ничего не обдумал. Магические заморочки — не то дело, в которое нам с ним стоит соваться одним.
В самом сердце города Эвенора издревле стоит здание, что является форпостом Фэйри в Эрене — возможно, единственным форпостом. Я несколько раз видел его издали — огромный сияющий белый дом, который будто меняет форму, стоит только хоть на миг отвести взгляд. Мне не приходилось приближаться к нему, и я не хотел этого делать. Зовите это Посольством Фэйри, или форпостом, или еще как-нибудь — зовите как хотите, только это не то, что мне хотелось бы обсуждать. Есть в Фэйри нечто такое, от чего люди теряют разум, и кругом Эвенора полно дикости и безумия. Можете мне поверить.
Я потер тыльную сторону левой ладони — там должен был быть длинный шрам, и непременно был бы, не окажись у меня с собой в тот раз целительного бальзама.
Нет, он явно сказал не подумав. Только вдвоем — гному и мне — там просто нечего делать. Даже с Джейсоном нас будет мало. Но довольно об этом. Если достаточно потянуть время, то, возможно, нам вообще не придется этим заниматься. Пусть с этим разбирается кто-нибудь другой.
— Подумай и дай мне знать, — сказал Ахира.
— Могу сказать и сейчас, — отозвался я. — Нас это не касается, и у нас и так довольно дел.
— Возможно.
Дория сопроводила ответ коротким кивком. Доранна потянулась к ней, просясь на руки. Это было прощание.
Им было хорошо и без меня — Дории, моей младшей дочке и моему лучшему другу.
Андреа Куллинан я нашел в ее новой мастерской. Она распаковывала вещи.
В идеале мастерская мага должна находиться у самой стены замка или вообще вне его стен — чтобы никто никому не мешал. Так было сделано, когда мы с Лу закладывали Приют, и Карл с Энди устроили нечто подобное в Бимстрене, но замок Куллинан слишком мал, и все подходящие места в нем уже заняты.
Андреа заняла последнюю из череды кладовых главной замковой башни — сырая, холодная, она освещалась лишь зарешеченными незастекленными окнами и люками в потолке. Добраться туда можно было только через другие кладовые, пробираясь в сырой полутьме мимо влажных бочонков вина, пухлых мешков с зерном и окороков, что свешивались с вбитых в потолки крючьев.
Я не люблю подвалов. Давным-давно, дома, мальчишкой, я всегда слышал, как скребутся там крысы. Всегда, когда бы я ни спустился вниз. Помню, я погнался за одной с бейсбольной битой — и, клянусь вам, она обернулась, зашипела и потом гналась за мной до самого верха лестницы.
Подвалы на Этой стороне еще хуже, чем дома — как бы щедро ни платил мне царь Маэреллен, это вполне заслужено теми усилиями, которые я потратил на уменьшение популяции крыс в нижних Энделльских пещерах.
Но здесь крыс не было. Даже мышей. Просто темная, сырая, холодная тишина.
И мороз пробирал по коже.
Я остановился у того, что называлось дверью в мастерскую Андреа: влажный на ощупь кусок некрашеной ткани.
— Андреа? Это я!
Молчание.
— Минутку, Уолтер, — отозвалась она.
Я ожидал услышать набор звуков, которые, разумеется, тут же бы и забыл, но услышал лишь шорох — будто от ткани или бумаги. А потом раздалось:
— Теперь можно.
Я отбросил занавеску, поежившись от ее прикосновения. Кроме падающих сквозь решетки солнечных лучей, комнату освещало несколько ламп — впрочем, даже совместными усилиями рассеять мрак им все равно не удалось. Повсюду — на полу, вдоль стен, на столах — громоздились деревянные сундуки и ларцы, иные открытые, иные пока запертые.
Андреа застегивала последнюю пуговку; кожа ее была все еще влажной после обтирания. Из потемневшего бронзового сосуда над жаровней поднимался парок.
Я с удовольствием помог бы ей одеться (или раздеться — не важно). Андреа Андропулос Куллинан: черные волосы, более не побитые сединой, высокие скулы, изящный нос, язык, играющий с пухлой нижней губой; короткая черная кожаная безрукавка, под пару ей тугие черные кожаные джинсы (я с юности обожаю женщин в тугих джинсах) — высокая грудь обтянута, талия и живот — открыты.
