Степная дорога - Иволгина Дарья (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
– Пусть очистится от скверны и служит тебе, – сдался Арих. – Но помни, сестра: если он принес с собой беды, болезни или демонов, – тебе придется тяжко расплачиваться за это.
Теперь у Салиха болел еще и бок, ушибленный при падении с лошади. Он ни в чем не винил Алаху. Конечно, она обошлась с ним, прямо скажем, не слишком мягко. Но вероятно, иначе было просто нельзя. Во всяком случае, она спасла ему жизнь и избавила от куда более лютой доли, чем та, что ожидает его в степи. Он знал, что в небольших варварских племенах положение невольников сходно с положением детей: воли у них никакой, зато и спрос с таких невелик.
Алаха не позволила Салиху войти в "курень" – так она назвала поставленные в круг большие двухколесные кибитки, в центре которого находился высокий белый шатер, украшенный нарядным пестрым знаменем с развевающимися на ветру полосками белого меха.
– Как красиво! – сказал Салих, указывая на белую юрту.
Алаха высокомерно пояснила:
– Это обиталище моей властительной матери, госпожи над всеми. Ты должен знать об этом. Никогда не приближайся к этой юрте, если тебя не позвали.
Некоторое время Салих молча смотрел на свою хозяйку. Они сидели вдвоем на земле, чуть в стороне от становища, – совсем небольшого, как мог теперь определить Салих. Он знал – слыхал от сведущих людей еще на руднике – что иной раз, когда в Степи перекочевывает на более богатое пастбище сильный, многочисленный род, то стороннего наблюдателя жуть берет: кажется, будто движется по бескрайнему степному пространству целый город, с башнями, дворцами. Теперь саккаремец готов был признать: не преувеличивали рассказчики, не ради красного словца приплетали в свои побасенки такие диковинные подробности, что впору руками развести в изумлении. Даже небольшой род Алахи обладал прекрасными, добротными вещами. А юрта ее матери – видимо, главы рода, – выглядела по-настоящему роскошно: белый войлок, нашитые по всему диаметру узоры из выделанной лошадиной шкуры – фигурки скачущих лошадей, бегущих волков, нарисованные синей краской спиральные узоры… Да, это был настоящий дворец!
А может быть, подумалось Салиху, он так остро воспринимает красоту чужого жилья лишь потому, что совсем недавно вырвался из настоящего ада. Из такого места, где не то что просторная войлочная юрта – убогий пастуший шалашик из засохших веток подлинно дворцом покажется.
Да. Слишком много лет был лишен Салих самого необходимого из того, что потребно человеку от века: домашнего очага. Чужой очаг не греет – у него было довольно времени, чтобы убедиться в этом на собственной шкуре.
Алаха выглядела задумчивой и немного мрачноватой. Похоже, ее нешуточно сбивала с толку вся эта история, которую она же сама и затеяла. Вон, какая притихшая сидит. Вертит между пальцев сухой стебель. Что-то в уме прикидывает, сама с собою рассуждает.
Салих исподтишка за нею наблюдал. Сейчас она казалась ему совсем маленькой девочкой. Любопытно бы узнать, сколько ей лет? Пятнадцать – не больше. По здешним меркам она, должно быть, уже заневестилась. Салих знал, что это обстоятельство должно было найти какое-то отражение в ее одежде, уборе, украшениях. Но Алаха принадлежала к чужому, совершенно незнакомому народу. И сколько он ни приглядывался, сколько ни пытался разгадать смысл ее колец, браслетов, узоров на поясе и платке – безмолвный язык степных символов оставался для него непостижимым.
Салиху вдруг отчетливо стала внятна разница в их возрасте. Алаха, сообразил он, как раз годилась ему в дочери. СТАРШАЯ ДОЧКА. От этой неожиданной мысли у него сдавило горло и что-то сладко заныло в груди. Сложись жизнь иначе – растил бы собственных детей. Баловал бы их подарками – как отец, бывало, его самого баловал… А уж в такой гордой, такой красивой Алахе и вовсе души бы не чаял…
Непрошенное воспоминание об отце ожгло, точно кнутом. Салих даже замычал сквозь зубы от невыносимой душевной муки. Неужели не будет конца этой памяти?
Алаха строго посмотрела на своего раба.
– Как тебя лучше называть? – спросила она.
Он вздохнул.
– Принято ли у вас давать своим слугам другие имена? – вопросом на вопрос ответил Салих. – Думаю, не следовало бы мне начинать новую жизнь с нарушения обычая.
Алаха задумалась. В словах незнакомца был резон. Но на ее памяти новые рабы в их становище не появлялись. Пленники, захваченные Арихом в одном лихом набеге, почти сразу сделались его побратимами. Женщин взяли в жены товарищи брата. Имен, насколько могла припомнить Алаха, никто из них не менял.
– Ты будешь зваться тем именем, которое изберешь сам, – сказала наконец Алаха.
– Мой отец называл меня Салих, – проговорил раб.
– Салих… Пусть так и остается, – с важным видом кивнула девочка. И тут же нахмурилась. – Ты сказал – ОТЕЦ?
– Да. Что в этом дурного или странного, госпожа моя? У всякого человека есть отец. Без отца, прости, еще никто из людей не сумел появиться на свет.
Алаха метнула в него гневный взор.
– Уж не вздумал ли ты насмехаться надо мною, Салих?
– И в мыслях не было. Прости – я всего лишь попытался насмешить тебя, да вышло неудачно.
Алаха еще немного помолчала, оценивающе поглядывая на своего собеседника. Она все-таки подозревала его в насмешничаньи. Наконец снизошла – пояснила:
– О своих отцах говорят лишь свободнорожденные. Те, кто знает своих предков наперечет на десяток поколений. А рабы зачинаются случайностью, рождаются милостью и живут беспрозванно. Я знаю! Меня учила этому моя досточтимая тетка.
– Но я и не был рожден в рабстве, – сказал Салих. – Потому и осмелился говорить перед тобою о своем отце.
– Диво! – изумилась Алаха. – Как же он, несчастный, должно быть, страдает, зная, что сын его заживо погребен в рудниках!
– Не следует жалеть его, госпожа. Когда мы с ним расставалсь, у него как раз народился еще один сын. Надеюсь, мой отец избавлен от тягот одинокой старости.
Алаха вдруг вытянула шею, высматривая кого-то за спиной Салиха. Она явно утратила всякий интерес к предыдущей теме разговора, поскольку произошло нечто куда более важное.
Вот Алаха улыбнулась… что-то прошептала, вскочила на ноги…
Салих обернулся. К ним направлялась высокая, очень худая женщина. Пять длинных тонких кос с вплетенными в них поющими подвесками, бубенчиками и войлочными фигурками птиц, волков, белок и людей падали ей на плечи из-под затейливого мехового головного убора. На ней был широкий войлочный халат, распахнутый на груди, так что под первым халатом был виден второй, нижний, – из темно-зеленого, украшенного золотом шелка. Вся верхняя одежда женщины была расшита полосками меха, войлочными фигурками и разноцветными лентами. Ее плоское лицо, уже немолодое, с трагической складкой у рта, показалось Салиху каким-то зловещим.
– Она – итуген моего рода, – быстро проговорила Алаха. И видя, как на лице Салиха появилось недоуменное выражение, пояснила с досадой на глупость чужестранца: – Шаманка. ЖРИЦА, по-вашему. Она говорит с Богами, с духами. Ходит на небо, под землю, куда захочет.
– Понятно, – пробормотал Салих.
– Ничего тебе не понятно! – рассердилась Алаха. – Она – итуген! Она все видит, обо всем может узнать, если захочет. Ей скажут духи.
Между тем шаманка приблизилась и остановилась. Салих в растерянности поднялся на ноги. Итуген молча ждала чего-то. Оглянувшись на Алаху, Салих увидел, что девочка знаками приказывает ему опуститься на колени. Он решил не спорить и подчинился. Могущество немолодой женщины в странном одеянии было слишком очевидно.
– Пусть он встанет, – проговорила шаманка. У нее был тихий, очень низкий голос. Казалось бы – по-матерински ласковый, однако в нем звучали властные ноты.
– Встань, – тотчас же велела Алаха.
Шаманка посмотрела на девочку с легким укором. Однако когда она вновь заговорила, в ее глазах мелькнули веселые искорки.
– Ты, никак, собиралась покинуть нас, Алаха-беки?
Алаха потупилась.
