Мистер убийца - Кунц Дин Рей (читать книги полностью txt) 📗
– Черт возьми! Чертов букет. Здорово, просто здорово. Черт бы побрал этот букет. Черт возьми.
Продолжая извергать проклятия, он почти падает рядом с задней дверцей фургона и у земли вынимает из кармана куртки аэрозоль с размораживающей жидкостью. Левой рукой он хватается за дверную ручку.
Если дверь заперта, он обнаружит свои намерения тем, что попытается открыть ее. Если именно так случится, ему грозят неприятности, потому что они вооружены.
Они не ожидают никакого нападения, поэтому он предполагает, что дверь не должна быть заперта. Его предположения верны. Ручка плавно открывает дверь.
Он не оглядывается, чтобы проверить, не появился ли кто-нибудь на улице и не наблюдает ли за ним. Если он будет оглядываться, то вызовет лишние подозрения.
Он рывком открывает дверь. Ворвавшись внутрь, где довольно темно, и не дожидаясь, пока заметит кого-либо, он нажимает на распылитель и во все стороны распрыскивает жидкость.
В фургоне полно всякой электроники. Краем глаза он видит пульт. Два вращающихся стула болтами прикреплены к полу. На дежурстве два человека.
Ближайший к нему пытается встать со стула, секундой раньше намереваясь взглянуть в глазок на задней дверце. Он вздрагивает, когда она распахивается перед ним.
Густая струя размораживающей жидкости попадает ему в лицо, ослепляя его: Он вдыхает ее и обжигает горло и легкие. Его дыхание замирает еще до того, как он смог закричать.
Действие разворачивается мгновенно. Киллер действует, как машина. Запрограммированная, скоростная.
Ледоруб. Освободить из-за пояса. Взмах над головой. Удар со всей силы. В правый висок. Хруст. Человек падает, как мешок. Быстро освободить ледоруб для нового удара.
Второй человек. На втором стуле. Сидит в наушниках, спиной к двери, следит за аппаратурой. Наушники заглушают пыхтенье его товарища. Чувствует какую-то возню. Когда падает первый сотрудник, фургон раскачивается. Оборачивается назад. Удивленный, с запозданием тянется за оружием за пазухой. Теперь его очередь. Струя в лицо.
Двигайся, двигайся, подходи ближе, вызывай на бой, хватай и побеждай.
Первый уже на полу, беспомощно хрипит. Наступить на него, идти через него, двигаться, двигаться, прямо на второго.
Ледоруб. Рубить, рубить, рубить.
Тишина. Неподвижность.
Тело на полу больше не хрипит.
Все прошло прекрасно. Ни криков, ни визгов, ни стрельбы.
Он знает, что он герой, а герои всегда выходят победителями. Тем не менее, какое облегчение, когда победа уже достигнута на деле, а не в мыслях.
Он чувствует облегчение, какого не испытывал за весь день.
Вернувшись к задней дверце, он высовывается на улицу и оглядывает улицу. Никого не видно. Все спокойно.
Он снова захлопывает дверь и бросает ледоруб на пол. С благодарностью смотрит на мертвых мужчин. Он чувствует к ним почти любовь.
– Спасибо вам, – произносит он с нежностью.
Он обыскивает оба тела. Хотя у каждого в кармане удостоверение личности, он уверен, что они поддельные. Он не находит ничего интересного, кроме шестидесяти пяти долларов наличными, которые берет себе.
Быстрый осмотр фургона тоже не выявляет никаких документов, блокнотов, бумаг, по которым он смог бы вычислить ту организацию, которой принадлежит фургон. Они вели операцию чисто, не оставляя никаких следов.
Он снимает с себя университетскую куртку, одевает портупею на свой клюквенный свитер, подгоняет ее под себя и снова надевает куртку. Затем вынимает револьвер и проверяет, барабан. Оттуда поблескивают головки патронов. Барабан полный. Он вновь вставляет барабан в револьвер и засовывает его в кобуру.
У одного из убитых на поясе пристегнут кожаный мешочек. В нем два запасных барабана.
Киллер забирает его и пристегивает себе на пояс что делает его даже более вооруженным, чем нужно, чтобы справиться с отцом-самозванцем. Однако его безымянные руководители, кажется, пытаются поймать его, и он не знает, какие еще неприятности ожидают его впереди, прежде чем он сможет вернуть себе имя, семью и жизнь, которую у него украли.
Второй убитый, распростертый на стуле со свесившимся на грудь подбородком, даже не успел вытащить пистолет, за которым тянулся. Тот так и остался у него в кобуре.
Он вынимает его. Еще один фирменный. Из-за короткого ствола он легко умещается в объемистом кармане его куртки.
Остро ощущая нехватку времени, он оставляет фургон и закрывает за собой дверь.
Первые хлопья снега, предвестники снегопада, падают на землю, ветер становится холоднее. Снежинки редкие, но крупные и узорчатые.
Пересекая улицу в направлении к белому домику с зелеными ставнями, он высовывает язык, стараясь поймать снежинку. Может быть, он делал то же самое и в детстве, когда жил на этой улице. Ему нравится этот первый за всю зиму снег.
Он не помнит, чтобы когда-нибудь лепил снежную бабу, или играл с другими детьми в снежки, или катался на санках. Хотя он должен был обязательно делать это, все воспоминания Стерты из памяти, как и многое другое. Ему было отказано в ностальгических воспоминаниях, которые приносят так много радости.
Каменный бордюр огораживает по-зимнему черный газон.
Он поднимается по – трем ступенькам и проходит глубокое крыльцо.
Около двери его охватывает страх. Его прошлое лежит за этим порогом. Будущее, тоже. Со времени его внезапного осознания самого себя и отчаянной попытки вырваться на свободу прошло не так много времени, и вот он здесь. Это, вероятно, самый важный момент в его борьбе за справедливость. Поворотный момент. Родители всегда встают на защиту своих детей в минуты опасности. Их вера. Их доверие. Их неисчерпаемая любовь. Он опасается, что может сделать от радости что-то, что отстранит их и уничтожит его шансы на обретение своей жизни. Так много поставлено на карту. Нужно только позвонить в эту дверь.
Он испуганно озирается по сторонам. Он зачарован тем, что видит: снег падает гораздо сильнее, чем минуту назад, когда он только подходил к дому. Снежинки все еще пышные и крупные, мириады снежинок крутятся на северо-западном ветру. Они настолько белые, что кажутся светящимися. Каждая узорчатая снежинка светится изнутри, и день не кажется больше пасмурным. Мир так тих и спокоен – а такие минуты за его существование встречались столь редко, что кажутся чем-то нереальным. Он чувствует себя внутри стеклянного шара, в который помещена диорама традиционной зимы и который наполнен снежинками, начинающими падать, как только шар встряхивают.
Эта фантазия его вдохновляет. Часть его существа жаждет стабильности, мира под стеклом, добровольной тюрьмы, без времени и изменений, покоя, чистого, без страха и борьбы, без потерь, где сердце всегда бьется ровно.
Прекрасно, все прекрасно вокруг: и падающий снег, и белое небо над землей, и морозный воздух. Все так красиво и так глубоко трогает его, что слезы навертываются на глаза.
Он очень чувствителен. Временами самые земные впечатления он воспринимает необыкновенно остро. Чувствительность – сущее проклятие в этом жестоком мире.
Набравшись храбрости, он вновь оборачивается к дому. Звонит в дверь, ждет несколько секунд, потом снова звонит.
Дверь открывает его мама.
Он совершенно не помнит ее, но инстинктивно чувствует, что перед ним женщина, которая дала ему жизнь. Ее лицо немного полное, сравнительно гладкое для ее возраста и необыкновенно доброе. Его черты почти полное ее повторение. У нее такие же голубые глаза, которые он видит, когда сам смотрится в зеркало. Однако ее глаза кажутся ему окнами в душу, гораздо чище, чем его собственная.
– Марти! – восклицает в удивлении она, и быстрая улыбка мелькает у нее на губах. Она раскрывает ему свои объятия.
Тронутый ее мгновенным признанием, он переступает через порог в ее объятия и крепко прижимается к ней, как будто, если бы ему пришлось выпустить ее, он бы сразу утонул.
– Дорогой, что случилось? В чем дело? – спрашивает она.
Только тогда он понимает, что плачет. Он так тронут ее любовью, испытывает такое облегчение, что нашел место, откуда он родом и где его ждут, что не управляет своими чувствами.
