Я – Кирпич (СИ) - О'Санчес (Александр Чесноков) (книга регистрации .TXT) 📗
– Как где? Я же его в воду бросила, в прорубь Иртыша, на память, для нашего возвращения!
– А-а, тогда ладно. А то я испугался, что потеряла. Вон туда пойдем, где указатели!..
Наверное, помимо указателей, меня вело какое-то верхнее колдовское чутье.
– Букач, что тут с нечистью? Есть местная или какая?
– Нет, о Великий, никакой нет. Тревожно тут шибко…
Да, что есть, то есть. Шли мы вдоль внушительной каменной стены, выложенной из гранитных блоков неправильной формы, по улице Триумфальной, если я правильно понял перевод – и вдруг я замер! Передо мною лежал… висел… торчал… вмурованный в стену двенадцатиугольный каменище! На самой поверхности этого камня угадывалась трещина, так вот из нее сочилась едва различимой струйкой, в волос толщиною… даже тоньше… много тоньше, какая-то странная мощь! Мощь, похожая на ту, что наполняла Стару, Ленту, но не совсем такая. Говорю – странная! И очень, очень… древняя, и очень… притягательная для меня. И тревожная, как правильно заметила Букач! Меня захлестнули, и подхватили, и едва не унесли на край разума и вселенной какие-то удивительные… предчувствия, предзнания… Но проснулась и осторожность. Я и тревога! Если это вещи вдруг совместные оказались, то лучше не делать резких движений и лучше свалить отсюда на некоторое время и расстояние. У меня будет достаточно возможностей подумать обо всем этом еще и еще. Один факт мне ясен стопроцентно: Отца за этими камнями нет, мощь эта не имеет к нему отношения, и он опять мною недоволен. Да, грамотно мы сюда зарулили, очень круто!
– Ну, как, Маш?
– Ты как всегда прав, Диня, здесь все просто суперски! А неба такой синевы я вообще нигде больше не видела! А ты?
– И я тоже! Как ты, так и я! Двигаем отсюда. Кстати! Я придумал сегодняшний ужин. Археологический!
– При свете факелов, в неандертальской трибе? Мамонт в собственном соку?
– Даже лучше того! В Геркулануме, на одной очень крутой древнеримской вилле. В окружении заботливых слуг, под плеск волн Неаполитанского залива, под музыку свирелей и кифар… Согласна?
– О, да.
И было так. Я воссоздал виллу такою, как она была две с лишним тысячи лет тому назад, включая библиотеку со свитками, но добавил туда современного освещения и сантехники. И зеркало в Машиной «спальне» поставил иное, отличное от тех, каким пользовались знатные римлянки в своем быту. Зеркало волшебное: искажать не искажало, но подсвечивало искусно, только знай смотри! Маша вглядывалась, примеряла одеяния, делала мэйкап, укладывала волосы, а я, чувствуя себя не хуже иного римского патриция, возлежал в трех метрах от нее и подколдовывал свой аттракцион: решил сбросить с Маши еще пять лет от ее оставшихся двадцати пяти, но не одним махом, а за четверть часа постепенного и плавного омоложения. Маша к тому времени взялась за мэйкап и первые минуты пребывала в замешательстве, и чем дальше – тем сильнее: положила верный тон (или мазок, не знаю, чего там у них как называется), а он вдруг перестал подходить! Маша «очищает холст», дабы насытить его новыми линиями и красками, но оттуда, с «поля битвы», вдруг исчезают даже намеки на морщинку!.. Наконец Маша, бросив на меня подозрительный взгляд, решительно стерла с лица все следы косметики, вгляделась пристально со всех мыслимых углов в свое лицо, и бросилась на расслабленно лежащего меня с индейскими воплями! И застала врасплох!
– Издеватель! Бессовестный жулик! Разводчик! Была бы здесь подушка, я бы этой подушкой так тебя отделала!.. Зачем???
– В чем же я разводчик? Головой-то подумай! Ну, сбросил с пожилой двадцатипятилетней тетеньки пять лет возраста!..
– Тетенька!? Всё, Петров! Прощайся с разумом и жизнью: защекочу до смерти!
– Только не это! Только не… Руки! Руки убери! Хорошо, хорошо, я сейчас опять все верну на место!..
– Не-е-ет! Я пошутила! Диня, всё, Диня, я уже никого не щекочу! Но больше не надо мною экспериментировать, по крайней мере, сегодня! Ладно, Диня? Можно я посмотрю, буквально одну минуточку?
– Ок, разумеется.
Маша вернулась к зеркалу, и одна минутка неизбежно растянулась на двадцать… А почему бы и нет, оригинал и отражение того стоят, мне отсюда видно.
– Диня, скажи, только честно: зеркало твое не врет? Неужели я действительно такая… красивая? Молодая… даже юная?
– Действительно. А зеркало не врет. Оно как бы с автоматической подсветкой под твой взгляд, но показывает все как есть. Однако же и на розах бывают шипы, увы: при этакой внешности и качестве кожи, все эти итальянские да французские косметики тебе совершенно лишние, их просто некуда намазывать! Так что смело выбрасывай их в ведро. Сейчас я сделаю ведро…
– Нет уж! Я все равно придумаю что-нибудь! Например, намеренно кичёвый раскрас, или карнавальный… Или подчеркнуть те или иные… А что у нас на ужин?.. А как одеваемся – в тоги, в туники?
И был ужин, и плыла в вечернем полумраке нежная музыка, извлекаемая из античных инструментов крохотным оркестром, состоящим из пятерых молчаливых музыкантов… Скорее всего, музыка здорово отличалась от той, древней, но это было не так уж и важно…
Молчаливые слуги с неразличимыми лицами, чутко понимающие даже малейшие наши с Машей позывы и пожелания, подавали нам на стол, приносили и уносили множество блюд, приготовленных по рецептам пресыщенных античных римлян, мы пробовали по чуть-чуть от каждого, и кое-что нам нравилось. А из ночного неба сыпались реденьким не надоедливым снегопадом розовые лепестки.
Сколько мы спали за прошедшие дни? Совсем немного. Но мне и этого не хотелось, а вот Маша уже поникла… Зевает, глазки трет…
– Диня, я счастлива! Уже утро, уже светает… как незаметно время идет. А что это у тебя в руках?
– Да… Винт от ноутбука, там у меня всякое любопытное… Просто вынул, чтобы не забыть…
– А-а… Ну, ладно, тогда знаешь что, давай я прилягу на полчасика, а ты посмотри свое, а потом тоже приходи, ладно? Я в спальню!
– Конечно.
Маша легко вскочила со своего кресла (не захотела возлежать на ложе), засмеялась и вприпрыжку пошла туда, где ее уже ждала служанка, толстая тетка, с улыбкой на румяном добром лице…
Распахнулась дверь в спальные покои, оттуда выглянула тьма…
– НЕТ!!! НЕТ, Я СКАЗАЛ!!!
Неужели это я могу реветь таким чудовищным басом!? И изрыгать огонь!?..
Маша не слышала меня и уже не слушалась, она успела сделать пару шагов и протянуть руку второй служанке, показавшейся в черном проеме, но я ПРИКАЗАЛ! Я приказал пространству и времени остановиться – и стало так по слову моему: все застыло в этом мире, тени, запахи, лепестки и люди…
Замер, нелепо раскорячившись в воздухе, ворон Мор, успевший взлететь, испугавшись крика моего, замерла, распласталась на полу крохотная Букач… Даже я оказался как бы закован в эту окружающую недвижную субстанцию. Я плотно завяз в ней, но если напрячь все мои силы… вот так!.. и еще!.. Можно двигаться. Мне – можно! И я медленно побрел туда, к проему, полыхающему беспросветной тьмой, и к Маше, замершей в одном шаге от этого прохода.
– Молодой человек, давай-ка ты остановишься и будешь стоять, не подходя к нам!?
– Нет.
– То есть – как это нет? – Толстощекая тетка удивленно подняла выщипанные брови и переглянулась с той, другой, закутанной в плащ-капюшон. – Разве мы не договаривались на сто часов отсрочки? И разве сто часов не прошло? Сестра, подтверди: прошло сто часов? – Тютелька в тютельку, – прошипела тетка в капюшоне.
– Вот видишь? Так в чем же дело? – Тетка повернулась к Маше, и пространство начало приходить в движение.
– НЕТ!!! – Это с новой силой проорал я, и все опять застыло. – Просто дело в том, что я в одностороннем порядке разрываю договор.
– А как же твое слово? – Толстая тетка изменила облик, теперь она была юная фея в наряде принцесс, как их рисуют в детских книгах, голос ее стал звонким и не менее сильным, нежели мои вопли.
– А я отказываюсь от своего слова.
Обе «сестрички» дружно рассмеялись. Но говорила по-прежнему одна из них, та, которая выглядела моложе и красивее, но держалась как старшая.
