Зумана (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde" (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Боялась, так боялась потерять его… И все что ей оставалось — только молиться.
Она погасила в комнате все свечи, оставив лишь огонь в камине, и встав на колени у своей кровати, стала жарко просить Небесную Матерь защитить ее шута. Уберечь в этой схватке, где ему не было места… Просила она и за Руальда, и за всех его воинов. Молила о помощи и спасении.
А потом за окном вдруг грянул оглушительный раскат грома. Фарр, конечно же, проснулся от этого поистине ужасного звука, заплакал испуганно в своей корзинке, которая служила ему колыбелью. Не дожидаясь пока явится кормилица, Элея ласково взяла его на руки — маленького, теплого, пахнущего молоком и чем-то еще… таким нежным и беззащитным… Прижала к груди, тихонько баюкая.
— Тихо, Фаре… тихо… Это всего лишь гроза… похоже, сегодня будет первый дождь… — она подошла с младенцем к окну и пыталась рассмотреть, что творится снаружи, но там была лишь черная непроглядная ночь. Небо затянули тучи, не оставив просвета ни для единой звездочки.
Ребенок вскоре затих и маленькой своей, неловкой ручонкой принялся искать грудь. Элея вздохнула — всегда остается что-то, чего ты дать не в силах, даже если очень хочется. Она кликнула кормилицу и отдала ей Фарра. Сонная женщина привычным движением отвернула лиф платья и позволила младенцу найти то, чего он так жаждал.
— Гремит-то как… — вздохнула матушка Лута. И в самом деле, раскаты теперь следовали один за другим, не такие громкие, но стекла в окне все равно позванивали. Хорошо, хоть Фарр был увлечен грудью… Элея уже поняла, что в эту ночь ей придется спать, уложив его рядом с собой — иначе мальчишка так и будет пугаться и плакать.
Сама она любила грозу. Когда принц уснул, долго лежала, слушая рокот за стенами замка.
"Если будет дождь, значит конец холодам… — думала Элея. — Неужели эта бесконечная зима подошла к концу…" — она поняла, что совершенно потеряла счет дням. И какая-то смутная тревога проскользнула по краю сознания, но Элея слишком устала, чтобы придать ей значение. Под вой ветра и гулкие громовые раскаты, совершенно измученная тревогами, она наконец провалилась в неспокойный сон.
Он ждал ее там.
В мерцающем неясном видении Пат странным образом походил на шамана… Сияющий и облаченный в плащ вроде Кайзиного, он стоял на карнизе окна и держал на ладони теплый шарик света.
"Тэйме!" — Элея сама не заметила, как это имя сорвалось с ее губ вместо привычного… бросилась к нему, обхватила так крепко, словно кроме него в этом мире не осталось никакой опоры…
"Тихо… тихо моя милая… — любимые губы горячо прикоснулись к ее щеке. — Тихо… не бойся. Я с тобой. С тобой, звездочка моя… — эта нежность оказалась хуже всех испытаний. Растворившись в ней, утратив всею свою твердость, Элея прижалась к шуту еще сильней и расплакалась точно маленькая. А он просто гладил ее по голове, по плечам, дрожащей спине, и казалось, нет ничего надежней этих рук. Казалось, они сами излучают свет, подобно тому шарику, что уплыл под потолок комнаты и там повис. — Завтра. Мы атакуем крепость завтра. Это будет… опасно. Но ты не пугайся. Ничего не пугайся. Пусть все вокруг сходят с ума, не позволь страху овладеть тобой. Обещай мне. Не будешь? Вот и славно… Главное, чтобы ты не покидала эту комнату. Понимаешь? Делай что угодно, но не покидай. Здесь вы будете защищены, — он перевел взгляд в сторону кровати. — Как мальчик? В порядке? Ну и хвала богам… Ничего не бойся… ничего не бойся…
Разбудил Элею, как обычно, Фарр. Раскричался, недовольный грязной пеленкой, поднял всех, когда мир за окном еще только-только начал проступать в хмурой мгле бессолнечного утра. Дождь так и не пошел, но темные тучи по-прежнему низко висели над горами, цепляясь за их вершины.
Отдав ребенка кормилице, Элея малодушно залезла обратно в постель и под мерное баюкающее пение матушки Луты стала вспоминать свой удивительный сон. Впрочем, она ни на миг не сомневалась, что это было наяву… просто в другом мире. В призрачном мире, куда Патрик имел возможность попадать не только во сне, как обычные люди, а в любое время. Элея помнила все — тепло его объятий, мокрую от слез рубашку у него на груди — странную рубашку, вышитую неведомыми узорами — и каждое слово, которое было сказано.
"Какую опасность он разумел? — спрашивала она себя. — От оружия? Или какой другой напасти?" — ответов, конечно, не было, и оставалось только молиться, чтобы эта опасность не настигла его самого… Как ни пыталась, Элея не могла представить себе Патрика в числе штурмующих замок. Это было… так неестественно. Все равно, что увидеть Руальда в шутовском колпаке.
День потянулся серый и тревожный.
Только к обеду господин Домер соизволил почтить Элею вниманием.
— Не изволите ли отобедать со мной? — спросил так, словно под стенами замка не звенели оружием десятки — а то и сотни — воинов.
Разумеется, Элея изволила. Она даже изволила осведомиться, чем окончился вчерашний день. Аккуратно вынимая хребет из жирного карпа, советник, словно о погоде говоря, рассказал, что Руальд не соблаговолил выслать парламентеров к замку. Просто атаковал, не теряя времени на лишние предисловия. И поплатился за это несколькими десятками раненных и убитых. Без толку, само собой.
— Теперь, — с удовлетворенным видом, произнес Домер, ему ничего не останется, кроме как принять наши условия. Король уже понял, что взять крепость силой ему никак не удастся! — с этими словами советник вкусно облизал перепачканные жиром пальцы и отправил в рот кусок жаренной рыбы.
Элея кивала, так и не проронив в ответ и слова. Она была убеждена, что Домер сильно ошибается на счет Руальдовых возможностей. Не даром же Пат приходил к ней с этим предупреждением. Наверняка не для того, чтобы просто утешить…
А небо за окном опять стало темнеть, где-то далеко над горами ворчание грозы перемежалось едва заметными сполохами среди хмурых туч. Быть может, Домер боялся непогоды, или у него просто случилось несварение желудка, но к концу трапезы господин советник стал вдруг странно нервным. Он пару раз едва не опрокинул свой кубок с вином, а когда слуга неосторожно поставил блюдо с десертом, задев Домера локтем, тот неожиданно вспылил и едва удержался, чтобы не врезать парню вилкой по лбу. Он уже замахнулся, но в последний момент взял себя в руки и лишь сердито швырнул перепачканный рыбным соусом прибор на пол. Стражник-лакей поспешил прибрать за господином. Элея продолжала трапезу, словно бы ничего и не заметила. Она весьма удивилась, хотя и сделала вид, что всецело увлечена лишь подливой на своей тарелке.
Впрочем, это было только начало.
Вернувшись в комнату, Элея застала обеих женщин в совершенно расстроенных чувствах. Кормилица после полуденного сна даже забыла надеть свой любимый чепец, растрепанная и непривычно беспокойная, она без конца поминала какую-то кару небесную и осеняла себя защитными знаками от злых духов. Молчунья же смотрела на Элею с таким видом, точно пять минут назад ей пообещали, что небеса и впрямь разверзнутся, да прямехонько над этим самым замком.
Только Фарр, как ни странно, в полной безмятежности сосал свой большой палец и созерцал нечто, видимое лишь ему одному. Впрочем, за последние дни он стал намного тише и уже не плакал так часто и столь отчаянно. Конечно, ведь рядом с ним больше не было ни бандитов, ни сумасшедших. К тому же матушка Лута сразу сказала Элее, что ребенок, которого кормили только коровьим молоком вообще непонятно, как выжил, и едва ли может быть здоровеньким и спокойным. Так что эта добрая женщина давала Фарру грудь всякий раз, как только тот принимался хныкать. Наверное надеялась наверстать упущенное.
— Матушка Лута, — Элея поспешила обратиться к кормилице за объяснениями, — что случилось? — женщина в волнении стиснула руки на груди, она изо всех сил пыталась найти слова, чтобы выразить свою тревогу, но, судя по всему, не могла. — Кто-то обидел вас?
Кормилица качнула головой: