Охота на ведьму (СИ) - Харитонова Алена "Белая Снежка" (читать полную версию книги TXT) 📗
Эльф поднял на неё полные муки глаза и тихо сказал:
— Это состарит тебя за считанные годы. Итель…
— Я поделюсь. — Прервала его ведьма и опустилась на пол рядом с бездыханным мужем. — Твоя Сила нам понадобится ещё не раз, а от меня какой прок?
Она была права. И Алех это понимал. Он единственный, кто сможет защитить друзей в случае новой напасти. Зэн-Зин и Итель сейчас выложатся без остатка, а он — Бессмертный со способностями к ведьмачеству и магии — должен будет уберечь их, беспомощных и испитых до дна колдовством. Ему ли без толку разбрасываться Силой? Какой смысл возвращать человека к жизни, если не сможешь оборонить его, пока не окрепнет? И эльф уступил.
Зэн-Зин тем временем вложил здоровую руку Фиалки в мёртвую стылую ладонь Рогона. Ведьма стиснула её, дрожа от нетерпения, и почти сразу же почувствовала, как между ней, чернокнижником и убитым протянулись незримые потоки Силы. А потом колдун подцепил переливающуюся лиловым нить жизни Ители и потянул…
Ничего ужаснее она ещё не чувствовала — казалось, будто сознание силком выуживают из сопротивляющегося тела. Ладонь, сжимающая руку кин-чианца, налилась нестерпимым жаром, словно ведьма держала её над открытым пламенем. Чтобы хоть как-то приободрить себя, Фиалка посмотрела на любимого мужчину. Это было последнее, что она увидела.
Итель открыла глаза и через силу улыбнулась — солнечное утро на окраине флуаронского леса было безмятежным и прекрасным. А воспоминания… Что ж… Это всего лишь воспоминания. И ничего в них не изменишь.
Лагерь по-прежнему спал. Та, которую любимый ласково называл Фиалкой, погладила ладонью шершавый сосновый ствол. Лес… Родной дом, где всегда можно найти спасение, утешение и покой. И хотя вокруг не было ни единой бодрствующей души, красавица колдунья кожей почувствовала чужой взгляд. Ведьма улыбнулась. Кто бы ни смотрел на неё, он уже ничего не мог изменить.
За десятки вёрст от Флуаронского Приграничья, в комнате одного из покоев Гелинвира белокурый эльф выронил из рук старое уродливое блюдо. Тарелка упала в мягкий ворс ковра, и прекрасное изображение, покрытое сеткой трещин, погасло.
— Не может быть… — прошептал Торой и ошеломлённо посмотрел на Люцию.
Колдунка с интересом наблюдала за картинкой в блюде и, когда та пропала, разочарованно вздохнула.
— Кто это?
Вопрос был обращён к Алеху, но тот молчал, задумчиво и отрешённо глядя в пол, поэтому отвечать пришлось Торою.
— Полагаю, наша ведьма.
— Да ну? Такая хорошенькая?!
Судя по всему Люция считала, что злодейка никак не может быть красива.
Волшебник же вспомнил о том, как очнулся в повозке. Вспомнил ласковые руки и полные любви глаза, а также упавший камнем вопрос: «Где мой муж?» Нет, нет, это никак не может быть она! Тогда кто? Прапраправнучка, похожая на свою прародительницу, как две капли воды?
— Алех, боюсь даже предположить, но, кажется, я однажды видел её… — неуверенно начал Торой.
— Да. — Тихо сказал эльф и спрятал внезапно постаревшее лицо в ладони. — Это Итель.
— Кто? — хлопнула глазами Люция.
— Итель. Жена Рогона. — Голос Бессмертного звучал глухо.
— Да ну… — с искренним недоверием протянула колдунья и повернулась к волшебнику за уточнением. — Та, которую ты видел в повозке?
Маг кивнул, и тогда она спросила, кивнув на блюдо:
— А при чём здесь моя бабка?
Маг пожал плечами и посмотрел на совершенно убитого Алеха.
— Знаешь что, — сказал, наконец, Торой, — было бы здорово, если бы ты нам всё объяснил. Потому что я тоже никак не возьму в толк, при чём здесь бабка Люции, зеркало Клотильды и жена Рогона, которая, если я не ошибаюсь, должна была умереть чуть не триста лет назад.
Эльф, по-прежнему пряча лицо в ладонях, помертвевшим голосом ответил:
— Всё очень просто. Жена Рогона была лефийкой.
У Тороя отсох язык. А что тут скажешь? Полукровки большая редкость, тем более, бессмертные. Полукровок с внешностью эльфов встретить ещё можно, как-никак унаследовать уши куда проще, чем бессмертие, а мезальянсы были, есть и будут во все времена… Но лефийцев, получивших вместо эльфийской внешности бессмертие! Таких ничтожно мало. И не принимали их ни люди (ага, примешь, пожалуй), ни эльфы (эти попросту брезговали). Тут же совершенно не к месту всплыл в памяти негодяй Ёлис вместе со своим внучком-лефийцем, которому Торой подарил (точнее продал) Вечность. Тут же вдруг подумалось и вот ещё что: «А Ёлис-то, пожалуй, удавится — сделал-таки внучка настоящим эльфийским магом, а теперь от волшебства, стараниями Ители, и не осталось ничего». Мысль была глупой и, самое главное, совершенно неуместной.
— Ты хочешь сказать, что Итель — бессмертная? — глупо уточнил Торой.
Алех кивнул. Люция ойкнула и посмотрела на мага круглыми от удивления и ужаса глазами.
— Тогда почему тебя удивил тот факт, что она жива? — смешался волшебник.
Эльф, наконец-то, убрал ладони от лица и ответил:
— Видишь ли, друг мой, это такая долгая повесть, что я даже не знаю с чего начать. — Он и впрямь выглядел растерянным.
— Тогда начни с того, при чём здесь моя бабка. — Резво встряла колдунка. — Ведь ты, говоришь, что сделал тарелку для жены Рогона.
Он снова кивнул и с трудом произнёс:
— Люция, твоя бабка и есть Итель.
Ведьма зло топнула ногой и зашипела:
— Моей наставнице, конечно, сто лет в обед, но уж никак не триста. Да и выглядит она, прямо скажу, не цветущей розой, на эту вашу красотку ничем не похожа. Да к тому же, напоминаю, бабку сожгли две седмицы назад! Не вижу связи.
Торой, растерянный, словно мальчишка, поочерёдно переводил взгляд с одного спорщика на другого и всё силился, силился понять — в чём же соль случившегося. Не получалось.
— Я же говорю, всё очень запутанно. — Простонал Бессмертный, а потом дёрнул себя за продолговатое ухо и сказал. — Расскажу всё по порядку. Только не перебивайте.
Несколько секунд он молчал, собираясь с мыслями, а потом заговорил. Тихий голос лился и журчал. Высокая Речь эльфов, может быть, и слишком напыщенна, но сами Бессмертные — непревзойдённые рассказчики, а уж если остроухий рассказывает о жизни легендарного мага… И вовсе заслушаешься.
«В те давно уже минувшие времена, когда Незыблемая Вечность подарила мне встречу с Рогоном, он уже был известным и подающим большие надежды волшебником, а я — восторженным эльфийским лоботрясом. Семья моя не влиятельная и не богатая, да ещё ко всему ваш покорный слуга был в ней далеко не любимчиком. Я рано покинул дом, много странствовал, а потом и вовсе пошёл по кривой дорожке — имея способности к магии, занялся ведьмачеством. Почему? Должно быть, причиной тому стало юношеское любопытство. И, конечно, ещё то, что всё, связанное с природой, эльфу подчинено по своей сути. Если в магии никогда не шагнёшь дальше назначенного тебе естеством предела, то в колдовстве можно расти всю жизнь, с каждым годом набираясь могущества. Кому, как не Бессмертному это на руку?
В ту пору, когда я ещё корпел над знаниями ведьмака, Рогон уже в совершенстве постиг науку магии. Он был пытлив и старался познать всё — естество первородной Силы, её проявления, возможности… В Гелинвире, после успешного окончания Академии Рогону быстро наскучило и, несмотря на недовольство своего наставника, он покинул крепость. Его отпустили, потому что глупо удерживать того, кто равно или поздно сбежит.
Вы, друзья мои, конечно, не знаете, но до Аранхольдовых войн, к которым я ещё вернусь в своей повести, у ведьм и колдунов тоже были Наставники и даже отдалённые пустыни, где чернохитонщики взращивали молодое поколение. Маги всячески боролись с этим, но в те годы им, пожалуй, не доставало некоей рьяности. А потому у чернокнижников имелась даже своя Гильдия, которая была для Совета, точно кость в горле.
И, конечно, почуяв свободу, Рогон задался целью попасть в одну из колдовских пустыней учеником. Он был настойчив, а потому добился своего. Именно в пустыни мы и познакомились. Ведьмаческую науку Рогон схватывал налету, а потому задержался у нас не надолго. Однако мы успели сдружиться. Наверное, потому, что оказались ровесниками. По эльфийским меркам я был юноцом, желторотым и неоперившимся, для бессмертных двадцатилетний возраст — это нечто давно забытое и неимоверно глупое. А среди людей я ещё мог сойти за равного.
