Брошенное королевство - Крес Феликс В. (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
— Порой я чувствую себя старым, — сказал он и оперся о стену, прикрыв глаза, словно желая показать, что значит старость. — А ты нет? Если не чувствуешь себя старым — то должен. Ты наблюдал когда-нибудь, как дряхлеют люди?
Рбит не слишком понимал, что имеет в виду Глорм.
— Понаблюдай, — посоветовал великан, скрещивая руки на груди и не открывая глаз. — У них деревенеют кости, уже не попрыгаешь, а о делах, столь важных для моего вида… ну, в общем, тех, о которых кот и кошка думают самое большее пару раз в году… даже не стоит и упоминать. Присмотрись, понаблюдай. Ибо у котов все иначе. Я никогда не видел дряхлого кота, вы бегаете до последнего, а потом вдруг хлоп! — и нет больше кота. Но вы стареете здесь. — Подняв палец, Глорм приставил его к виску. — Намного больше, чем люди. Ты уже понял, к чему я клоню?
— Понял, — ответил Рбит. — Не клони.
— А нет, нет, теперь я тебя помучаю. Слушай. Кот молодой или в расцвете сил не любит болтать попусту, не любит рассуждать или гадать, но если возникает такая необходимость — то рассуждает и гадает. Старик — нет. Старик все свои исключительные кошачьи черты носит на спине и постоянно всем демонстрирует. Я вижу, что у тебя много важных и к тому же странных известий. И знаешь что? Боясь мне все рассказать, пытаясь избежать этой ужасной необходимости, ты уже сказал больше и устал сильнее, чем стоит весь этот рассказ. Примерно так, как если бы старый человек, боясь усилий, связанных с ходьбой, перемещался, не вставая с удобного стула, и только ездил бы на нем, отталкиваясь ногами, и падал с лестницы, постоянно держа стул у задницы, ясное дело. Это умно?
— Нет, — ответил Рбит. — Ты действительно прав. Чем я старше становлюсь, тем более странным мне кажется ваш мир. И тем меньше у меня желания к нему приспосабливаться.
— Но ты в нем живешь, так что приспособься и не падай с лестницы, держась за свой стул. Впрочем, я — не весь мир, и понимаю тебя вдвое быстрее, чем кто-либо другой на моем месте. Приспособься лишь чуть-чуть ко мне, не к миру.
— Хорошо, Глорм. Ты прав, я стар и к тому же устал. Я набегался по этому краю так, как еще никогда за всю свою жизнь, и мне хотелось бы наконец немного отдохнуть.
Это было кошачье извинение — третье, а может, четвертое, которое Басергор-Крагдоб когда-либо от кота слышал. Наклонившись, он на мгновение положил руку на покрытую все еще влажной от дождя шерстью бурую лопатку друга.
— Ну, говори.
— Арма отнюдь не рада вынужденному миру, но я еще больше ей досадил тем, что так долго медлил. Пожалуй, зря. Я обидел ее, а если бы появился быстрее, то наверняка добился бы того же самого, не восстанавливая против себя старую подругу. Думаю, она мне когда-нибудь за это отплатит.
Это было уже второе признание собственной ошибки. Глорм решил, что если сидящий перед ним кот признается в третьей, то нужно будет прервать разговор и в самом деле дать ему отдохнуть. Ибо омолодить вряд ли удастся.
Рбит ни в чем больше не признавался. По-кошачьи коротко, но ясно, он рассказал обо всем, что случилось в Лонде. Глорм слушал, не прерывая даже словом. Лишь под самый конец он переспросил:
— Так она отпустила старика или нет?
Он имел в виду отца. Которого поколотил бы не раздумывая, при первой же возможности.
— Даже больше, чем отпустила, ибо, вопреки фактам, отказалась вынести приговор, рискуя всем, вплоть до потери поста. — Рбит пересилил себя и перестал выдавать Глорму по несколько слов. — Его оправдание должно было стать чистой формальностью, но появились свидетели, и не какие попало, а шпионы трибунала, наблюдавшие за твоим отцом и княжной Ридаретой. Один из них давал показания по собственной воле, дерзко и отважно. Это очень сильный человек, способный открыто заявить, чем он руководствуется. А руководствовался он личной обидой, в чем не так-то легко признаться. На это способен кот, но человек — редко. Я охотно бы взял его к себе на службу, но он, похоже, по-настоящему искренне предан Вечной империи, хотя об этом и не говорил. На других свидетелей указал именно он, но они, напротив, лишь пресмыкались перед Армой, говорили правду, но постоянно при этом твердя о «благе государства». Арма, о чем мне известно из уст твоего отца, так же, как, впрочем, и обо всем разбирательстве, пренебрегла этими свидетельствами, приказала немедленно освободить подсудимого и обеспечила ему сопровождение собственных гвардейцев, чтобы он мог незамедлительно и беспрепятственно покинуть Имперский квартал. В данный момент ее положение весьма шаткое, ибо вследствие столь очевидных злоупотреблений почти вся власть перешла в руки второго наместника. Представитель не может лишить ее должности, но был послан доклад в Кирлан.
— Из этого следует, что ты разговаривал не с тем человеком. Завтра трибуналом в Лонде будет руководить кто-то другой.
— Еще до всего этого, — объяснил Рбит, — Арма послала письмо императрице. Это жалоба на представителя, который пытался втянуть ее в скандал. Арма утверждает, что императрица наверняка поверит ее письму и, соответственно, воспримет доклад представителя о судебных злоупотреблениях как продолжение той же игры. Императрица Верена знает Арму и наверняка не поверит, что наместница в самом деле наделала столько глупостей. Скорее она увидит в этом отвратительную интригу брата, которого нисколько не уважает. Так утверждает Арма. Если она выиграет, ее позиция укрепится, вместо того чтобы ослабнуть. Все урядники трибунала наперегонки будут ластиться к начальнице, которую ненадолго покинули, а представителю с тех пор придется искать действительно серьезные доказательства, желая обвинить ее в малейшем проступке.
— Ясное дело, — подытожил Глорм. — Я лишь на мгновение усомнился в Арме, и уже об этом жалею.
— Тевена умерла, — сказал Рбит.
Глорм молчал, ошеломленный услышанным.
Рбит описал подробности, которые до этого опустил, желая сжато изложить основные события.
— Очень неприятных друзей нашел ты себе на Агарах, — наконец сказал он.
Крагдоб молчал. Усталый Рбит не собирался ему мешать.
— Ты этого не поймешь, — проговорил наконец Глорм, вставая и идя к стене, на которой, похоже, заметил какое-то пятно, после чего поскреб его ногтем. — Раладана не обвиняет даже Арма. А Риди… Риди — это просто зараза. Нужно ее избегать, и все. Вместо этого кто-то притащил ее в Лонд, тот, кого я просил хорошо подумать. Что ты теперь скажешь? Что я очень неприятного отца нашел себе на Агарах?
— Я действительно не понял. Убей отца, если он стоит у тебя на пути, — безразлично ответил кот. — Но заразу тоже нужно убить, если только это возможно.
— Да, тут ты, похоже, прав. Что касается заразы — ясное дело. Но эта зараза — все, что необходимо моему другу, ибо Раладан — друг, может быть, последний, которого я обрел за свою жизнь. И потому, если я даже когда-нибудь убью эту заразу, то мне придется вместе с ней убить и друга. А виноват во всем один старый дурень, по непонятным причинам именуемый мудрецом. И снова скажу: если ты даже знаешь и понимаешь, что значит быть чьим-то отцом или сыном, то наверняка этого не почувствуешь.
— Ладно, Глорм, это уже в самом деле чересчур людской разговор, даже для кота, который все же может приспособиться… Я не отправлюсь прямо завтра на Агары, но если встречу когда-нибудь твою Риди, то лишу ее второго и последнего глаза. Раладана я знаю, но он никогда не был моим другом, и я ничем ему не обязан. А Тевене — наверняка.
Рбит поднялся и поочередно вытянул лапы, разминая кости и мышцы.
— Сейчас я иду спать и собираюсь ничем другим не заниматься восемь дней.
— Почему именно восемь?
— Потому что через два или три дня сюда доберутся наши гвардейцы, которых одолжила Арма. А ровно через девять дней тот отряд переодетых появится в горном убежище, и эти трое смогут нас туда отвести. Это в дне пути отсюда.
— Ты собираешься туда идти?
— Не знаю. Решу через восемь дней.
— Наверное, достаточно будет послать группу солдат с хорошим командиром?
