Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес" (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
И вот, наконец, четверо слуг на хорах задудели в длинные, по восемь локтей каждая, трубы: «позвали воду»!
Повинуясь этому знаку, пестро и богато одетые слуги, выстроенные вереницей, проворно засеменили в зал и там уже разошлись кто куда, согласно воле и разумению дворецкого. В руках у каждого был объемистый серебряный кувшин с теплою ароматною водой, а к кувшину серебряный же тазик, а через плечо полотенце тонкого и мягкого волокна, дабы каждый гость мог омочить пальцы и вытереть их насухо. Четверо слуг встали у главного стола, у них в руках были золотые кувшины и золотые тазики, ибо им предстояло подавать воду для омовения чете маркизов Короны и их главным гостям: матушке-вдове — пресветлой маркизе Эрриси, наместнику соседних имперских областей молодому графу Борази Лона (по слухам — внебрачному сыну Императора), крайне редкими выездами покидающему для несения назначенной ему службы родную столицу, старому князю Теки Ду с супругою Кими Ду, двум сенешалям удела — Рокари Бегга и Марони Горто (так и непонятно было гостям — кто же из них главный теперь, кого из них выбрал молодой маркиз?), вдове барона Светлого (уже сто лет правящая госпожа своего маленького удела, двухсоттридцатилетняя старушка баронесса Мири Светлая), молодой вдове, графине Шорни из Вороньих земель (через полгода ее траур закончится — и будет она вожделенная для многих невеста: ну еще бы, с таким-то приданым!) и одному из старейших на всем юге жрецу храма Земли, духовнику молодой маркизы Тури, отцу Скатису, и главному советнику и духовнику маркизы Эрриси, отцу Улинесу, и внезапно облагодетельствованному в этот день пажу, юному Керси Талои. Керси же, весь одеревеневший и красный от гордости и стыда, молился мысленно всем богам и богиням, чтобы не выдать своего счастливого ужаса и не опозориться перед остальными высокими гостями. Краем глаза он видел отца и мать за общим дальним столом, не сводящих с него восхищенных взоров, а также и старшего брата, наследника, наверняка изнывающего от лютой зависти к пронырливому братцу-сопляку… Впрочем, зоркая и проницательная маркиза Тури поручила ему ухаживать за старенькой соседкой по столу, баронессой Мири Светлой, и Керси, занятый делом, вскоре пообмяк, стал чувствовать себя несколько свободнее и проще.
В духовный праздник все права его открывать принадлежат святым жрецам, поэтому после торжественного омовения рук зазвучали молебны: первым пустили младшего, молодого отца Маганика, жреца бога Огня, он говорил громко и нараспев, управился быстро. А за ним жрец бога Войны Ларро, отец Менарез, творил молитву, половину слов которой присутствующие не расслышали, ибо жрец грозного бога был тщедушен и тихоголос. Третьим вступил отец Домми, жрец богини Подземных Вод Уманы, он уже торопился, ибо слышал, как урчат голодные желудки и как тяжело вздыхают, не ропща, благочестивые гости…
Все трое жрецов принадлежали к свите маркизы Эрриси, вдовы Ведди Малого и матери нынешнего властителя удела, Хоггроги Солнышко, все трое сидели на почетных местах, но не за главным столом, в отличие от старейших и почтеннейших жрецов Скатиса и Улинеса.
Отец Скатис был стар, лыс, мудр, полон учености и такта, он просто встал и с поклоном передал слово отцу Улинесу, такому же, как и он, жрецу храма Земли, но еще более древнему и уважаемому среди жрецов.
Отец Улинес поклонился духовному собрату, молодой чете маркизов, маркизе Эрриси, всему залу, затем выпрямился и густо откашлялся. Был он весьма невысок ростом, три локтя с ладонью, годами стар, но довольно еще крепок, гладок, румянец на его щеках расплывался к шее и к лысине, а седые усы свисали через рот на голый подбородок. Отец Улинес обеими руками развел усы в стороны — и на несколько мгновений они ему подчинились.
— Такой день сегодня — Матушка проснулась! Возблагодарим же ее за все сущее! — Отец Улинес ухватил пухленькою ладонью стеклянный кубок, доверху наполненный желтым храмовым вином, выпил его досуха. — Ух! Зело ныне гостьба толстотрапезна!
И грянуло празднество!
Уж кто-кто, а маркизы Короны умели принять гостей так, чтобы всего было им вдоволь: вин, тонких и крепких, яств, вкусных, сытных и бесконечно разнообразных, всяческих забав и развлечений… А случись гостям заночевать у маркизов — то и просыпались они в тепле, в чистоте и уюте, на мягких перинах, под надежными одеялами…
Всем известно: где праздник, там и вино, где вино — там и кровь кипит: ссоры, дуэли… Вот как раз этого во владениях маркизов Короны, во время празднеств, ими устраиваемых, совершенно не допускалось. Маркизы — Ведди Малый, Лароги Веселый или еще кто, безжалостной рукой гасили пыл правых и виноватых, и далеко не всегда после их вмешательства спорящие оставались в живых. А правильнее сказать — почти никогда, если спор их вспыхивал не на трезвую голову. И жаловаться наместнику, либо государю, если доходило до жалоб, было совершенно бесполезно, ибо по высочайшему вердикту неминуемо получалось: владетельный маркиз был совершенно прав по существу дела, а виновные понесли заслуженное наказание, и семьи покойных обязаны принять на себя все фискальные и судебные издержки.
Поэтому-то на пирах у маркизов почти никогда кровавых ссор не возникало. И уж никто в этих краях не мог припомнить, ни в собственном опыте, ни по старинным преданиям, чтобы кто-то из гостей вызвал на дуэль хозяина. Во-первых, это вообще по-мужлански невежливо и признак дурновкусия, а во-вторых, лучше тогда для забияки самому насадиться животом на меч: не так страшно и гораздо больше надежды остаться в живых.
Танцы, согласно моде, недавно устоявшейся при императорском дворе, были объявлены задолго до наступления вечера, почти сразу после первой перемены блюд, когда большинство гостей не успели даже начальный голод утолить. И кроме кучки ворчащих стариков, приверженцев старинных провинциальных обычаев, всем эта столичная мода пришлась по душе, особенно дамам: наряды чистые, неизмятые, завистницам хорошо видны, сложнейшие прически не испорчены, лица свежи, кавалеры сплошь трезвые и не утратившие ловкость в танцевальных движениях…
Те, кто желают соединить для себя танцы и хороший стол, также могут легко это сделать: громадный зал вместителен, накрытые столы в одной его половине, а танцующие гости в другой, стоит лишь пройти за гобеленовые перегородки, нарочно для этого установленные в преддверии празднества, и утолить возникшие жажду и аппетит, либо, наоборот, желание потанцевать.
Первая пара среди всех — конечно же, блистательные Хоггроги Солнышко с супругой, бережно протанцевавшие вместе первую половину первого танца, а следующая по красоте пара — конечно же, Хоггроги Солнышко, почтительно и плавно ведущий во второй половине роскошного Открывающего Танца свою матушку, светлейшую маркизу Эрриси.
Подав достойный пример, семья маркизов Короны скромно покинула пределы танцевального ристалища и предоставила гостям полную волю плясать и танцевать под музыку своего домашнего оркестра, одного из лучших в южной части Империи. Забот хватало, однако же Хоггроги решительно попросил мать и жену поменьше принимать участие в избытии хозяй?ских и хозяйственных обязанностей, предоставив это ему, а самим побольше отдыхать и наслаждаться праздником. И та, и другая не осмелились прямо ослушаться, но исподволь, все же, пытались командовать пробегающими рядом слугами с тем, чтобы всякие досадные мелочи и недочеты не портили пышного великолепия дома владетельных маркизов Короны.
После танцев пир вспыхнул с новой силой, хотя и до этого не прекращался ни на миг. Жонглеров сменяли скоморохи, скоморохов сказители, сказителей певцы, певцов укротители животных, со своими питомцами…
К вечеру, как это всегда бывает, гости разбились на множество больших и малых стаек и ватажек, причем женщины составляли женские кружки, а мужчины — мужские.
Хоггроги в сопровождении дворецкого, столь?ника и двух сенешалей, очередной раз обошел, обследовал берега, острова и гроты бушующего праздника и, решив, наконец, что ему тоже пора слегка отдохнуть, присоединился к мужскому кружку, состоящему из самых именитых гостей. А матушка и супруга, как и ожидалось, решили веселиться по отдельности друг от друга, но тут уж ничего не поделать, ни приказами, ни уговорами, такова жизнь…
