Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - Аллор Ира (онлайн книга без .txt) 📗
– Мне пора, – сообщила она оторопело взирающей на нее Эстэ. – Не придавай значения тому, что видела и слышала, и постарайся забыть это.
– Подожди! – протянула та руки к Королеве. – Я не могу отпустить тебя – такую…
– Какую? Я вполне готова, – отрезала Варда.
– Ты в Лориэне, Варда. – Эстэ нахмурилась. – Кто Целительница – ты или я? Подожди хоть минутку, успокойся. Что ты увидела? Ты так меня напугала… – Она поежилась.
– Неважно. Наверное, это просто морок – бывает… – процедила Варда, прищурясь и глядя на Эстэ.
– Этого еще ни разу не было. Ирмо не мог ошибиться, – парировала Целительница. – Подожди, я сейчас попробую его позвать, он должен вернуться вот-вот. Он разберется, морок это или…
– Я сама разберусь, – проговорила Королева, подбирая с травы темно-синюю переливчатую накидку и набрасывая ее поверх платья.
– Ну, может, Ирмо знает, что происходит, и вообще… – Эстэ беспомощно развела руками. – Вот он, я чувствую, он близко… Подожди, пожалуйста… – По правде говоря, Целительница побаивалась отпускать Варду вот так сразу – ей хотелось убедиться, что нечто подобное не постигнет Королеву по дороге. Хорошо, хоть Ирмо уже неподалеку.
– Знает, говоришь? – усмехнулась Варда. Похоже, не мешало чуть-чуть разведать обстановку, прежде чем нестись в Ильмарин, – хотя ее неудержимо тянуло туда, она более всего хотела оказаться сейчас рядом – с ним. Но Элберет умела ждать. Умела взять себя в руки, трезво просчитывая ситуацию. Морок наводил ужас, заставляя сжаться в комок и безудержно рыдать, прося пощады. Но надо было собраться с мыслями. И Лориэн в этом поможет ей, Варде. Увидев Ирмо, она приветственно подняла руку.
Расспросив Ирмо о последних событиях, Варда направилась на Ойлоссэ. Значит, ее видение не было мороком – и, следовательно, время было дорого.
Огромная белая птица плавно несла Варду-Элберет в ее чертоги – спасать… – если можно… Если…
Они пришли на Арду, плененные – Песней. Тринадцать Вершителей и Один – сам по себе… Ткался, становясь видимым, чудный, хрупкий, еще беспомощный, отчаянно светлый мир. Они хранили Музыку. Ту, что слышали. Она слышала и Иную. Кляла себя за то, что не может забыть, что слишком слаба, чтобы противостоять Злу, зреющему в ней. И больно было порой смотреть в сияющие любовью глаза, видеть, как мелькают в них тревога, сочувствие.
– Что с тобой, песня моя?
Она не могла забыть. Запрещала себе – помнить. Не могла не любить – и ненавидела, все больше – Бытие не терпит Пустоты…
Единый говорил с ее возлюбленным – и, казалось, сияние заливает его глаза, слепя – да не увидит ничего, кроме Света. Из-за ей лишь ведомой слепоты он виделся болезненно хрупким, каким-то беззащитным. Щемило где-то глубоко внутри…
Ладно еще, что дел много. Им было хорошо вместе – создателям. Творящим. Возлюбленным детям Творца.
Манвэ говорил с Единым – весело, радостно, легко – ей казалось, что он просто недоступен для Зла, а она – она навсегда отравлена Тьмой и никогда не обретет светлой свободы… А он – носился по вновь созданному миру – он был всюду, был – его дыханием. И Песней. А она – хранила.
Арда обретала облик. Они развлекались: он лепил – легко, как делал все, за что брался, – причудливые облака, сплетал нити дождя, жемчуг и хрусталь града и капель, их танец в пушистых кристаллах высоких небес – просто чтобы ее позабавить. Ему казалось, что она, как и он, тоскует без Света…
– Что это в воздухе, – прошептал однажды он, – или… кто это? Нет, откуда… – И грусть мелькнула в голосе.
А пока возникли горы. Деревья. Моря – и еще что-то – что, они еще сами не понимали, но где-то – видели, откуда-то – знали. Они пробовали – вкус, цвет, звук, запах… Они искали. Она – наблюдала. И боялась…
Почему у него такое отрешенное лицо, в утонченных чертах – какая-то застывшая жесткость, а глаза – почему они такие потерянные, в них – страх?
– Так вот что иногда мелькает в твоих глазах, Варда! Это – страх? Ты – знала?
– О чем ты, любовь моя, песня моя?
– О наказании, – мерно, неестественно ровно. – За нарушение Замысла. Ничто не должно нарушить его… Больше ни с кем так не будет…
– Но кто?.. Что случилось?
– Ауле… Он больше не будет. Если Единый так карает за нарушения, значит, они воистину – Зло, и такого быть не должно. Никогда. Ведь Он – благ и любит… нас, Арду. Любовь – хранящая. Отречься от любви – ради любви… Жертва…
Его глаза горели синим огнем – и показались безумными.
– За что?
– За нарушение… Значит, так надо. Значит, никто больше не посмеет – я не допущу.
Его власть росла. Никто и ничто не могли возразить ему. Как можно: он беседовал с Единым… И становился все жестче. Что-то хищное появилось в точеных чертах. По-прежнему насмешлив и любопытен – но глаза словно льдом затянуло.
Они сотворили майар. Часть себя, души, мыслей – желание, суть, «те-кто-мы». Первый – открыл золотые глаза, хрупкий, тонкий, легкий – живая Песня. Они не обсуждали, каким ему быть, – просто создали. Словно увидели – им уже такими не быть. И снова что-то кольнуло. Сходство – болезненное, надрывное – и обреченность. Разве такое может быть? Все же будет хорошо…
Не думать – быть. Они собирались в Лориэне и пели, плясали, смеялись. Почему ей все казалось – исступленным? Почему они – будто спешат спеть… успеть… допеть… «Манвэ, чего ты боишься?» – «Что ты разлюбишь меня, – с усмешкой. – На самом деле, – уже серьезно, – нет… ничего… сам не знаю… Все так ломко…»
Рухнули столпы. Мелькор. Она понимала, почему. Не могла позволить понять это – остальным.
Могла дать – увидеть – то, что знали он и она. Отступник и Хранительница.
– Надо сделать что-то, не привязанное к земле. Свет должен быть с неба. Такой, что ничто и никто не потушит…
Лицо Манвэ было задумчивым, отрешенным, мечтательным каким-то. Страх сжал душу цепкими холодными когтями – он… догадывается? Узнает? Спросит… Как объяснить умолчание? Разве он потерпит – ложь?
Она воззвала – в ужасе близкой потери:
– Я же ничего не говорила. Клянусь… любовью…
– Будь осторожна. Подумай, что делать. Я верю, что ты придумаешь правильно.
– Но… можно, я создам… похожее на То… и дам чуть-чуть увидеть…
– Ты правильно поняла Меня! Похожее оградит от поиска образца. Ты защитишь подобием, созданным тобой, от того, что запретно. Тогда никто не поверит Отступнику. Это станет твоим Творением. Щитом Арды. Помни, ты – Хранительница Мира.
Счастливо-изумленные глаза:
– Как это прекрасно… Я так и представлял это… почти. Ты удивительная – кто создал бы такое? О Элентари, моя Звездная Королева…
– Я рада, что тебе понравилось, любимый… А это – для тебя. Мой венок…
Потом это назвали – Валакиркой.
Больно – каждый раз видеть восхищение в любимых глазах – и лгать…
«Поделилась» – крошечным кусочком, подделкой – словно дитяти неразумному игрушку подсунула. Ему, Слагающему Песни…
Все исступленней и горше – любовь… Все реже – бесшабашные полеты…
И потерялась в Эндорэ их Песня…
Все жестче становилась хватка, подобная хватке орлиных когтей, – «никто больше…».
Владыка, не знающий слабостей.
Владычица, не знающая сомнений.
Властители Арды, Хранители Замысла.
Открыв глаза, Златоокий увидел два склонившихся к нему лица, казавшиеся совсем схожими в тусклом освещении покоя.
– Зачем ты… опять усыпил? – обратился он к одному из них.
– Чтобы ты еще во что-нибудь не влез хотя бы в ближайшие пару часов, – ответил другой, тряхнув полуседыми волосами.
– Так нечего будить было. Ну хоть сейчас – и на том спасибо. А то спать, когда такое творится… – Златоокий уселся на ложе, кутаясь в плащ, оставленный Манвэ, и подобрав под себя ноги.
– Ах, как интересно! – прошипел Манвэ, закуривая.
