Натянутый лук - Паркер К. Дж. (список книг .TXT) 📗
Ошибка оказалась весьма кстати. Колонна алебардщиков была в семидесяти пяти ярдах от лучников — отличное расстояние для выстрела. Первый залп захватил солдат врасплох, и, по счастливой случайности, офицер оказался среди восьми упавших. Оставшиеся готовы были броситься бежать, когда их настиг второй залп; полегли семеро, в результате получилось семнадцать из сорока, значит, осталось всего двадцать три солдата. Вполне возможно, на военно-математическом факультете Шастела существует соотношение, при котором выжившим положено броситься наутек. Как подсказывал опыт Бара, критическое отношение было где-то в районе одной третьей, что означало, что солдаты должны сейчас броситься наутек. Но этого не произошло. Напротив, они направились к Бару.
Черт, подумал сержант. Стрел для третьего залпа не было, но ведь теперь алебардщики бились рядом с крестьянами, что означало, что если они начнут стрелять, то могут попасть в своих.
Окружив оставшихся крестьян, алебардщики подожгли деревню и выловили тело Бара из грязи.
Он был практически мертв, с проломленным черепом и двумя ранами в животе.
Его голову отрезали и насадили на кол, а тело сбросили в колодец. Их ярость вполне можно было понять. Еще бы: двадцать один мертвый алебардщик против одного убитого лучника. Отряд Бара сел на корабль и был уже далеко, прежде чем алебардщики начали искать их.
Битва при Шастейне имела значение не только как первое серьезное сражение за войну, но и как первая серьезная победа выкупщиков над остальными фракциями. Они давно говорили, что лучники Сконы вовсе не непобедимы и что тактика алебардщиков намного лучше, если только правильно и к месту ее применять. Момент был идеальный, так как совпал с выборами на пять ключевых позиций на факультетах, которые в результате все отошли выкупщикам, таким образом серьезно изменив баланс сил в трех подкомитетах и вызвав эффект снежного кома, что принесло фракции дополнительное место в Комитете законопроектов и постановлений. После этого выкупщики распорядились принести голову лучника Сконы и поставить ее пред Цитаделью.
Голову сержанта Бара с помпой и церемониями доставили в назначенное место, откуда ее пустые глазницы смотрели на дом, пока декан факультета военной географии не распорядился убрать ее, так как, по его словам, она оскорбляла взор. Что касается выживших крестьян, их продержали две недели в открытом загоне для скота. За это время четверо мужчин умерли от ранений и лихорадки. Потом оставшихся отвели домой, значительно увеличив сумму залога за нанесенный моральный и материальный ущерб. Дальнейших восстаний гектеморов зафиксировано не было. На Сконе, где подсчеты велись чуть по-иному, события в Шентайне были признаны несомненным успехом. Цифры говорили сами за себя, двадцать один алебардщик против одного лучника — совсем неплохое возвращение капитала. Даже неудавшаяся атака не смогла повлиять на результат, доказав тем самым неоспоримое преимущество лука над алебардой и дав серьезные основания для оптимизма.
— Факт остается фактом, — доказывал Горгас комитету, — нас подвели лучники. Они должны извлечь из этого урок. Мы не можем позволить им продолжать рубить головы.
— Так что вы предлагаете? — спросил кто-то. Горгас отхлебнул воды и промокнул губы салфеткой.
— Наемники, — сказал он. — Как минимум сотня тяжелой пехоты. Профессиональные солдаты, которые знают, что в случае опасности они не должны терять присутствие духа и убегать. Полдюжины солдат с пиками кардинально изменили бы ход битвы при Шентайне, гектеморы бы не побежали, алебардщики вынуждены были бы отвести войска под огнем, и сейчас в наших руках была бы половина территории Шастела. Прибавьте к этому большое сражение на Сконе, и исход войны станет очевиден.
В зале повисла тишина, все ожидали, что скажет Ньесса.
— Я понимаю, к чему ты клонишь. — Она подняла голову от восковой таблички. — А теперь давайте все как следует обдумаем. Начнем с конца: с бунтов гектеморов. Правда заключается в том, что мы просто-напросто не можем себе позволить вооружить и снабдить боеприпасами так много людей, именно поэтому мы ограничились Шентайном. Целью операции являлось не массовое уничтожение, а несколько локальных восстаний, которые просто должны были встревожить шастелцев, ничего более. Массовые восстания по всему Шастелу выглядели бы как смертельная угроза Фонду, значит, гектеморам пришлось бы распрощаться с землей на Шастеле навсегда. Плюс эти восстания иссушили бы наши и без того ограниченные ресурсы. Итак, — едко продолжала она, — у нас на глазах чуть было не произошла катастрофа.
К счастью, нам удалось ее избежать. Мы должны запомнить этот урок, больше никаких восстаний на Шастеле. Горгас, перестань думать как солдат. Мы банкиры, а не солдаты. И мы знаем, как извлечь максимальную пользу из наших вложений.
Раздалось несколько одобрительных возгласов. Горгас, казалось, хотел что-то сказать, но потом передумал.
— Следующий пункт, — бодро продолжала Ньесса. — Боюсь, что идея с наемниками — чистой воды фантазия. Поэтому не стоит даже ее обсуждать. Нанять людей, которым мы можем доверять, доставить их сюда и так далее… это все несущественно. Мы не можем использовать наемников по одной простой причине: у нас нет денег. Итак, мы плавно переходим к основному вопросу, который необходимо сегодня обсудить, а именно — к бюджету. Если мы продолжим сорить деньгами, как фермер на ярмарке, и не сократим эти проекты, то обанкротимся за несколько месяцев.
— Продолжайте, — сказал человек на противоположном конце стола.
— Я отменила несколько проектов, — сказала Ньесса. — Форка, мне очень жаль, но вам придется отложить постройку амбаров для зерна. И перенесем выплату по необеспеченным ссудам на более поздний срок. Если мы приостановим эти проекты и срежем все пустые траты до самых костей, у нас будет шанс не обанкротиться к концу месяца. Очевидно, это не принесет дивидендов в обозримом будущем, что означает, что мы вынуждены будем продать акции по низкой цене. Следовательно, у меня не остается иного выхода, кроме как попытаться скупить большую часть акций самой.
— Как все просто, — пробормотал Горгас. — Во-первых, из-за отмены проектов будут убиты сотни людей. А все, что нам нужно, это одно большое сражение, и мы снова на коне. — Он склонился над столом. — Ньесса, ты что, вообще ничего не понимаешь в войне? Или ты просто закрываешь на нее глаза, надеясь, что она исчезнет сама по себе?
Посмотри на это с другой точки зрения. Чем слабее мы становимся, тем сложнее нам заниматься торговлей, что означает снижение доходов и дальнейшее сокращение бюджета. Нельзя вести войну в лучших традициях счетной палаты, эти правила здесь не срабатывают.
— Глупости, — ответила Ньесса. — Вся наша жизнь — война. В той или иной степени. Мы воюем с чужими банками. Просто нынешняя война идет в трех измерениях, а не в двух.
По иронии судьбы первый корабль, приплывший на Шастел, назывался «Репрессалия», несколько дней спустя к нему присоединились «Бабочка», «Истинная добродетель», «Возвращение» и «Равная мера». Экипаж состоял из островитян и иностранцев, и первое, что они сделали, это принесли свою каперскую жажду в обычно тихие и уютные постоялые дворы на Шастеле.
Единственным исключением был корабельный гардемарин с «Возвращения». Он дошел до средней калитки, поднялся по ста пятнадцати ступенькам в крытую аркаду и остановился, чтобы спросить, как пройти к факультету прикладной философии. Человек, показавший ему дорогу, был озадачен необычным сочетанием третьесортного оружия, аккуратно подстриженных, коротких седых волос и акцентом образованного перимадейца, но ему совсем не хотелось вмешиваться, поэтому он ничего не сказал. Незнакомец, которому удивительным образом удалось подняться по лестнице, даже не запыхавшись, вежливо его поблагодарил и бодро зашагал к зданию факультета, оставив озадаченного шастелца наедине со своими размышлениями.
