Снежный король - Котова Ирина Владимировна (книга жизни TXT) 📗
Ругался он так, что я заслушалась. Но не удивилась — у нас на Руси все так же, если нечисть откупа не берет, ее бранными паскудными словами обругать нужно. И чем крепче, тем им обиднее и тем вернее прогнать можно.
Мерлин посохом махнул — кельгш, нас обступивших, словно ударом ветра по кругу снесло, мириадами брызг сияющих рассыпало, покатило волной пенистой перламутровой по саду переломанному. Заржали они из пены жалобно, будто натуральные кони, побежали прочь, из волны выныривая — а посох у Мерлина в руке превратился в бич длинный, светящийся, и колдун бичом этим кельпи хлестал, до самых дальних дотягиваясь.
Затихло все, убежали кони водяные в озеро. Я по-прежнему колдуна со спины обнимаю — а он дышит тяжело, и сердце у него так и колотится.
— Так кого, — спросил он зло, не поворачиваясь, — ты там звала?
Я от него отступила, сад оглядела — луна полная светит, а в саду разгром такой, что плакать охота. Грядки перепаханы, цветы лежат, деревья поломаны. И корыто под сломанной яблоней целехонько стоит.
Мерлин на меня посмотрел — я руки сжала и не знаю, что сказать. Чую, рот открою — и тут же он меня рядом с топинамбуром вытоптанным закопает.
— Больше всего, — проговорил он, — я тебя выгнать сейчас хочу. Чтобы никогда больше не видеть. Этот сад еще дед мой сажать начал, отец продолжил и я подхватил. А теперь что с ним?
Я губу закусила и молчу, и слезы по щекам катятся. Вот и порадовала ты, Марья, хозяина. Да что же это такое — я за всю жизнь столько не натворила, сколько здесь, в Гран-Притании, с бабо-ежкиного дома начиная. И правда, что ли, глупая я совсем?
Мерлин ругательство под нос пробормотал, развернулся и в башню пошел. А я следом побрела на ногах дрожащих — там меня Эльда подхватила, побранила шепотом, вином горячим сладким напоила и спать уложила.
А проснулась я от птичьего крика истошного. В окно солнышко утреннее светит, из сада вопли доносятся. Я улыбнулась, платье накинула, в сад побежала.
При свете дня не так страшны потери оказались в саду — с одной стороны от донжона только вытоптано было, и в основном цветы и овощи огородные, немного деревьев поломано, и, самое главное, кольцо волшебных растений осталось нетронуто!
Я не успела оглядеться, как появился в дверях колдун. Мрачный, помятый, раздраженный. Хотел сказать что-то…
— Ку-у-и-и-и-ч-х-е-е-и-ч-хе-е-е-е-е, — опять вопль над садом каркающий пронесся, да такой громкий, что я поморщилась.
— Скажи мне, что ты тут ни при чем, — проговорил Мерлин едко, едва ор затих. — Хотя… на что я надеюсь? Тишины здесь с твоего появления нет. И, видно, не будет, пока не уедешь.
Я решила не обижаться: причины для плохого настроения у него действительно были. Поманила за собой, а когда к яблоне подошли, гордо руки на груди сложила и на сердитого колдуна торжествующе посмотрела.
— Это подарок тебе от меня, — сказала я ласково. — Уж прости за вчерашнее, сокол мой ясный. Хотела тебе радость сделать, да с тростником, видишь, напутала…
— Ку-у-и-и-и-ч-х-е-е-и-ч-хе-е-е-е-е, — заорали снова из-под яблони. Колдун молча смотрел на трех сияющих золотом жар-птиц, развалившихся вокруг корыта с хмельным яблочным зерном. От похмелья они едва шевелили крыльями, распускали павлиньи золотые хвосты, но орать, вытягивая длинные шеи, не забывали. Что орут, я не понимала — видать, стонали просто бессвязно.
— Подарок, — наконец, проговорил он непонятно.
— Ну да, — ответила я со смехом. — Ты же печалился, что птенец не вылупляется. А как он без мамки-то вылупится? Цыпленку курица нужна, утенку утка, а жар-птенцу жар-птица. Иначе никак! И то, куриное яйцо утке можно подложить, а жар-птичье не подложишь, птица-то не простая, волшебная, птенца своего не только теплом, но и волшебством питает…
— И ты помочь решила, — подсказал колдун вкрадчиво.
— Конечно, — обрадовалась я его понятливости. — У нас каждый ребенок из сказок знает, как жар-птицу приманить. Тут скорее думать надо, как их потом прогнать. А то они тебе все яблоки в саду поклюют.
— Ку-у-и-и-и-ч-х-е-е-и-ч-хе-е-е-е-е, — затосковали сразу две крылатые пьянчужки из вирия.
— А орут как, правда? — гордо спросила я. — Куда там твоей банши. Ты им зерна насыпь, а яйцо рядом положи. Какая-нибудь да сядет высиживать. Но смотри, они по зиме все равно в вирий улетают, холодно им здесь…
Мерлин на меня хмуро посмотрел, и я осеклась.
— Или не рад ты? — спросила дрогнувшим голосом. — Я же для тебя… — и снова слезы к глазам подступили.
— Ку-у-и-и-и-ч-х-е-е-и-ч-хе-е-е-е-е, — жалобно поддержала меня ближайшая жар-птица. Раздались булькающие звуки — кажется, ее тошнило.
— Ну чисто сэры рыцари поутру, — раздался позади сострадательный голос Эльды. Мы к ней обернулись, она на нас посмотрела, лапой махнула и поспешно в замок убралась.
— Я рад, — сказал Мерлин мрачно, снова птиц оглядывая. — Давно мечтал увидеть. И птенца высидеть удастся… Спасибо тебе, Марья.
Я недоверчиво шмыгнула носом и вытерла его рукавом.
— Ку-у-и-и-и-ч-х-е-е-и-ч-хе-е-е-е-е, — отозвалась еще одна потерпевшая.
— Но они всегда так орать будут? — безнадежно поинтересовался колдун.
— Угу, — отозвалась я грустно и затараторила, увидев, как взгляд его переменился, пугающим стал: — Пока зима не наступит. Или все яблони выкопать придется. Яблоки они любят, потому что в вирии больше всего яблонь растет. Так наши сказки говорят. Только в мире райском все наоборот, когда у нас лето — у них зима, а когда весна — у них осень. Поэтому зимой и весной они не показываются, у них самих яблок вдоволь, а летом и осенью, когда у нас поспевают, спасу от них нет. До вас не долетают, наверное, потому что ближе всего им из вирия на Русь-то лететь, у нас иногда, в погоду ясную, даже небесные города разглядеть можно.
— Как их разглядеть, если они в другом мире находятся? — усмехнулся Мерлин, к птицам подходя, на корточки перед ними присаживаясь.
— Я сама не видела, — пожала я плечами, обиженная его насмешкой, — нянюшка рассказывала, что в старые времена так было. Но ведь раньше и подземное царство в озерах и колодцах разглядеть можно было!
— Верно, — согласился Мерлин задумчиво. — И Холмы чаще раскрывались.
— Ку-у-и-и-и-ч-х-е-е-и-ч-хе-е-е-е-е, — заорала птица, приподняв башку и голося прямо в лицо колдуну. Он покачал головой и устало потер пальцами висок.
— Спасибо тебе, Марья, — угрожающе повторил, поднимаясь.
Я настороженно улыбнулась — Мерлин ближе подошел, надо мною навис.
— Только я очень прошу, — проговорил он почти ласково, морщась, как от головной боли. — Если ты еще какой-то подарок мне сделать захочешь, ты со мной прежде его обсуди, хорошо? Вот сказала бы ты мне заранее, я бы клеть большую где-нибудь в лесу подготовил… подальше, или заклинание создал, ор их приглушающее… а теперь срочно его придется делать, обо всем остальном забыв.
Наклонился ко мне и добавил, в глаза так пронзительно глядя:
— Потому что сейчас я не знаю, чего мне больше хочется, Марья, — этим крикунам шею свернуть, или тебе.
— Ку-у-и-и-и-ч-х-е-е-и-ч-хе-е-е-е-е, — раздалось из-под яблони, и я, обиженно развернувшись, пошагала на кухню. Бесчувственный он, этот рыжий. И неблагодарный!
Через несколько дней у меня самой уже голова от ора птиц райских трещала, и даже Эльда на меня нехорошо так смотрела, будто прикидывая, не стоит ли отравить, а вороны и прочие слуги волшебные даже пирожками не задабривались. К Мерлину я теперь с подносом на цыпочках заходила, ставила его неслышно, и побыстрее удалялась. Готовила я ему так, что он меня сто раз простить должен был, но он даже взгляда на меня не поднимал.
Яйцо с подставки в его мастерской пропало, а вскоре и крик прекратился. Жар-птицы продолжали у нас в саду пастись, а когда клюв открывали — короткое чириканье раздавалось, и они тут же его закрывали и начинали всполошенно бегать кругами, словно пытаясь найти свой голос.
