Полет над бездной (СИ) - Махомет Анастасия (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Сознание вернулось быстро к ней мгновенно, и даже боль угасла. Глазам вернулась жизнь, давно позабытая.
Тот странный силуэт и красный отблеск из-под капюшона…
Как будто призрак или наважденье…
Она хотела закричать, но не могла сделать ничего, даже отвести в сторону взгляд или вдохнуть, боясь проиграть… и потерять его…
Он уходил…
На миг она лишь прикрыла глаза, уставшие от напряжения, а… его уже не было, будто все лишь ее безумие, и запах растаял, будто и не появлялся пару мгновений назад.
В глазах плыло, и мысли разбегались, не хотелось верить, что все вот так… стоять на ногах она уже не могла, чувствуя тошнотный ком у самого горла.
Она еще понимала, когда кружилась голова и чуть повело назад, под тяжестью дружелюбной руки, но уже тогда…
Упала капля на ее щеку, и она рухнула в руки испуганного брата, мгновенно посиневшая, холодная с капельками пота на лбу и мелкой дрожью в теле, но уже без сознания.
Вспышка молнии и гулкий громовой раскат… На еще не засыпанную могилу обрушился ливень, неистовым потоком, превращая песок в грязь…
Вот тут-то король не удержал усмешку, да и не видел ее никто. Все внимание толпы было занято бесчувственной девушкой или спасением от дождя, а кто продолжал засыпать гроб уже откровенной грязью…
Уж больно ему, правитель, нравилось наблюдать, как хлюпал, будто захлебываясь в грязи, гроб того, кто так уверенно и непокорно осмелился бросать ему вызов своим существованием…
Жаль он тогда еще не знал, что не долек тот час, когда его старое тело просто сбросят в расщелину, как ничтожный мусор и пережиток прошлого, быть может зная это, он иначе смотрел сейчас на многое, но он и не догадывался…
Когда дождь закончился и вновь выглянуло солнце, он стоял здесь уже один, глядя на темный деревянный столбик с табличкой. На похороны он не смог прейти, да и не хотел… Кто был в этой могиле для него? Соперник..? Предатель..? Двоюродный брат..? а может ни то, ни другое, ни третье? Может это просто закатившаяся звезда..? Или…
Прежде Володя и не думал, что без этого человека может так измениться его мир. Он восхищался им когда-то давно. Он считал его гением, бунтарем, великим началом этого мира. Он следил за его скандальными деяниями, видя в возмущениях зависть, мечтая хоть однажды хоть в чем-то потупить так же, как этот безумец. Даже зная, что он убил родного отца, он продолжал боготворить его. Он следил за его дуэлями, экзаменами, официальными боями. Он старался понять принцип тех движений, что этот чудак использовал в бою и на мечах и магией, но стоило именно ему влезть непосредственно в его жизнь…
Много чего он, Володя, успел натворить в жизни этого человека, а теперь окончательно запутался, не понимая ни себя, ни его. Уж слишком неоднозначно было все, связанное с этим покойником, столь противоречиво, а порой очевидно, но за всей очевидностью, что видела пресса, пряталось еще что-то, что-то большее очевидных мнений публики. Володя знал это, помня глаза этого бунтаря.
— Этот мальчишка что-то значил для тебя? — спросил мужской голос совсем рядом.
Володя обернулся и увидел мага в черной мантии с капюшоном, поти полностью скрывающим его лицо.
Маг не дождавшись ответа, опустился на одно колено и положил на каменную плиту у столба небольшой медальон, больше похожий на монету с пентаграммой черных магов. Володя не особо разбирался в подобной символике и конечно не знал, что подобный медальон был отличительным символом черных мечников.
Он молча смотрел на него, боясь нарушить некое единение этого мага со своими мыслями и воспоминаниями. Мужские, явно сильные пальцы, переплелись в неком символе, явно из черно-магического писания, и замерли у груди.
Так он сидел какое-то время, будто молился, а затем встал и продолжил говорить, будто и вовсе проходил мимо:
— Ну, так как?
— Он…
Тут Володя вновь посмотрел на табличку и подумал, что этот человек занимал в его прошлом много места, будучи его мотивом в доброй половине деяний. Именно из-за этого человека он много думал и не раз изменял свою жизнь.
— Он просто был, — прошептал Ворлодя, вместо ответа.
— Ой, не просто, — отозвался маг.
Он тоже смотрел на эту могилу и лишь капюшон скрывал его тоскливую скорбь. Сейчас Эвелин Свифт и сам не понимал своих чувств. Этот мальчишка был скорее позором, чем гордостью, но не один другое ученик не вызывал в нем столько эмоций, как этот негодник, живущий по ему лишь понятной идеологии, а маг не сомневался, что эта идеология была, иначе нельзя было иметь столь уверенный дух. Он никогда не понимал этого ребенка, как и не понимал, почему согласился его учить, как и не понимал зачем ему была эта сила и кому и что он хотел доказать, но одно он понимал сейчас не хуже Володи: все было не просто.
— Я не знаю, — ответил белый маг. — Просто он был моим соперником.
— Видимо достойным, раз его не хватает…
Володя не стал ни отрицать, ни соглашаться, чувствуя смешанность своей реакции на подобные слова. Одно лишь было ясно — все это слишком далеко от равнодушия.
— А кто он в вашей жизни? — спросил он, стремясь отвести диалог подальше от своей персоны.
— Когда-то он именовал учеником, — ответил маг едва слышно, и еще тише добавил: — но я отказался от него…
— Жалеете?
Почему-то талантливый эмпат был просто уверен, что именно сожаление привело собеседника сюда в этот день.
— Я лишь думаю, что он был достоин лучшей смерти, — холодно ответил черный и поспешил уйти и от разговора, и от воспоминаний, и от мыслей. Уж слишком он был теперь не молод, что б признаваться даже самому себе в своей неправоте, проще было оставить здесь и мысли и воспоминания, выкинуть, как мусор и идти дальше, никогда не возвращаясь к столь поразительной искре упрямой жизни.
— Лучшей смерти, — прошептал тихо Володя, пытаясь понять мог ли такой, как этот бунтарь погибнуть так бесславно, и не вид подобного исхода.
— Иронично, — прошептал он печально, сожалея, что во всем этом так и не смог стать ему другом.
Сэт сидел у окна, но на отдаленном расстоянии, видя лишь краюшек неба, большего видеть и не хотелось, да и на большее в доме покойного Шамирама рассчитывать и не приходилось, уж слишком его окна были на виду, обращая подобное в опасность, о которой правда Сэт и не думал, глядя в синюю даль.
В голове было отчаянно пусто, особенно после этих смешных похорон, лишь крутилась в сознании далекая мелодия фортепиано откуда-то из детской памяти, что-то из звуков, рожденных его матерью.
— Ты так ничего и не ел, — обреченно сказал Максимус, вздыхая, глядя на свой. — Ты вообще-то еще слаб и…
Он замолк, понимая, что ответа не будет, как и понимания его тревог. Он лишь сел на край кровати, не зная, что и делать со своим спасением.
— Было не безопасно туда приходить, тебя могли увидеть.
Сэт продолжал молчать.
— Она, видимо, почувствовала, ведь вы все еще крепко связаны, и потеряла сознание…
Лишь на миг веки слушателя опустились с отдаленным намеком на сожаление, но он, как и прежде, не проронил, ни слова.
— А вообще в мире все по старому…
Максимус замер, не договаривая мысль, вдруг заметив, что говорит с живым так, как обычно говорят с могилой родного человека, оставляя общении, ему уже не нужное, для себя.
Его друг молчал.
— Ты совсем не будешь говорить со мной? — отчаянно спросил врач, опуская глаза и сжимая тонкие пальцы в кулаки.
— Мне просто нечего тебе сказать…
И они долго молчали, каждый в своем маленьком отчаянном мирке, но Максимус все же хотел вызвать в этом живом трупе хоть что-то, будто любое чувство, кроме отчаянья могло вернуть его другу жизнь.
— Алмонд Агвин вчера умер, — сказал он будто невзначай, поглядывая на Сэта.
Сжатый кулак до дрожи в пальцах стал ответом.
— Многие пишут, что перед смертью он говорил о тебе.
