Воин Сновидений - Сербжинская Ирина (читать книги полные .TXT) 📗

Тут Колян задумался: слово есть какое-то мудреное, что болезнь эту обозначает, но вот так с ходу и не припомнишь. Но когда человек сам с собой говорить начинает – дело табак.

Колян сокрушенно покачал головой. Эх, Адольфыч, Адольфыч… жалко-то как. А ведь какой фотограф был, какой мастер! А теперь что же? Дальше-то как? Свадьбы в городе, конечно, будут, но без него что за свадьба?! Эх!

Колян щелчком отправил окурок в урну, покрутил головой, бросил еще один взгляд в сторону Адольфыча – фотограф горячо объяснял что-то кому-то невидимому – и, тяжело вздохнув, повернул коляску к дому – дочку пора было кормить.

Свадебный фотограф Адольфыч еще с раннего утра сидел на бережку и поджидал своего невидимого друга. Адольфычу очень хотелось выпить, но он крепился, только поглядывал нетерпеливо на две полуторалитровые бутылки, что нежились в воде возле берега – охлаждались. Объявится приятель, а Адольфыч ему пивка холодненького: угощайся, друг!

Но тот все не торопился, и фотограф терпеливо ждал, только изредка поглядывая в сторону бутылок. Собственной выдержкой Адольфыч гордился. Она у него – ого-го! Как у знаменитого пограничника Карацупы.

Так с утра он ждал, ждал и дождался наконец.

Хрустнул под невидимой ногой сучок, прошуршала трава и раздался знакомый голос:

– Здорово, Адольфыч…

– Наконец-то! – обрадовался тот. – Адольфыч тебя заждался. Пиво-то, видишь, в пруду? С утра лежит… холодное уже.

Фотограф поднялся, вытащил из воды одну бутылку, обтер полой пиджака и вернулся под дерево. Затем он вынул из одного кармана два пластиковых стаканчика, из другого – упаковку сушеных кальмаров, откупорил бутылку и довольно вздохнул: впереди расстилался еще один прекрасный день.

– Как дела-то у тебя? – участливо осведомился он, разливая пиво. – А у друга твоего? Бери, угощайся, это кальмар. Пробовал раньше? Нет? А ты попробуй. С пивом хорошо.

– У друга-то… – повторил невидимый собеседник и вздохнул так тяжело, что Адольфыч понял: дела у друга-невидимки идут вовсе не блестяще. Он отхлебнул пива и зажмурил глаза. Близилось особое состояние, когда все проблемы становились чем-то несущественным.

– Рассказывай, – твердо сказал фотограф, открывая глаза. – Адольфыч слушать готов!

Невидимый приятель с разговором не спешил, точно собирался с мыслями. Адольфыч не торопил, знал, что существуют вещи, которые вот так сразу и не расскажешь.

– Ну что, – пробубнил наконец голос. – Помнишь, про мага-то я рассказывал? Что он человека одного убить хочет?

– Адольфыч помнит.

– Да… я вот не знаю, что и делать. Ведь если вдуматься, друг-то мой тут при чем? Ни при чем! Не пристало магам вмешиваться в дела смертных. Вот как идет все, так пусть и дальше… само по себе. Так?

Фотограф подумал и кивнул.

– Вот! И я думаю, что так! А если так – что переживать-то? Наше дело – сторона! Сторона – и все тут. Мой друг – не столь значительная личность. Он исчезнет… Исчезнет и все. К тому же он пытался, он один раз уже пытался помочь… предупредить! А она не поняла. Не поняла – и все тут! И что? Сама и виновата! Так? Так! А что делать? Своя жизнь дороже. Заиметь врагами могущественных магов – это, знаешь… у моего друга и так неприятностей, как блох на мантикоре. Куда уж больше? Нет, убраться куда подальше, а тут уж пусть сами… сами пусть, – бормотал невидимый друг.

Фотограф крякнул.

– Ну раз так, что ж? – проговорил он и отхлебнул пива. – Если друг твой уже все решил?

Невидимка помолчал.

– На душе как-то неспокойно, – нехотя пожаловался он. – У друга-то моего…

– Кошки скребут?

– Какие еще кошки?

– Говорится так. Когда на душе неспокойно, то говорят «кошки скребут».

Невидимый друг недовольно посопел.

– Поскребут – и перестанут, – решительно заявил он. – И говорить об этом нечего!

Он поерзал на траве.

– А ты как считаешь? Трус мой друг, да? – с вызовом спросил он. – Трус?

Фотограф подумал, почесал в голове:

– Да уж не герой, конечно…

Слова Алольфыча невидимого друга сильно обидели.

– «Да уж не герой, да уж не герой»… Ошибаешься! Мой друг – герой! И он участвовал во многих магических битвах, где покрыл себя неувядаемой… неувядаемой славой! Не веришь?

– Адольфыч верит, – невесело отозвался фотограф.

– Да, да! А ввязываться в эту историю друг мой не желает! Потому что… потому… не знаешь ты, как Мор расправляется со своими врагами! Так что самое лучшее – исчезнуть потихоньку. Никто и не заметит, не вспомнит. А когда вспомнят, то я… приятель мой уж далеко будет. Вот так-то.

– Сбежит?

– Ну и сбежит! Зато живой будет. А тут – пусть сами как хотят…

Они помолчали. Пиво нагревалось на летнем солнышке, фотограф поднялся, взял бутылку, пристроил ее в тенек между корнями дерева и снова уселся в траву.

– Адольфыч тоже один раз… – начал он, глядя в пустой стакан так внимательно, словно на донышке было что-то написано. – Историю одну расскажу, хочешь? Приключилась она давно, лет десять назад, но…

– Поведай, – согласился невидимка.

Фотограф вздохнул:

– Не про меня, а… тоже про друга. У Адольфыча старый приятель есть. Давно мы друг друга знаем, и вот…

Он откашлялся и начал:

– Рассказал он мне как-то. Ехал он как-то на машине, вот тоже такое же время было, начало лета. Ехал себе с рыбалки, ночь не спал, его и сморило малость за рулем. А тут откуда ни возьмись старушонка, чтоб ей пусто было, через дорогу ползет! Вот куда ей в пять утра приспичило?! Друг мой по тормозам, а уж поздно – сбил бабку… а за это у нас, знаешь… милиция, то да сё… тюрьма! А сидеть-то никому неохота. Притормозил приятель-то мой, глянул на бабку, по сторонам – никого кругом, пусто, час-то ранний… и как говорится, давай бог ноги! Смылся, короче… – Адольфыч хрустнул стаканом. – Ну потом узнал, однако… Бабку-то через час обнаружили дачники, на автобус торопились. Вызвали «скорую», а уж поздно. Но, однако, если б сразу ее в больницу отвезти, то может, годков несколько поскрипела бы…

– И что? – напряженно спросил невидимка. Рассказ Адольфыча он понял не совсем, слова «дачники» и «скорая» были незнакомы, но смысл уловить удалось.

– Ну что… вот и все. Машину-то друг мой сыну отдал. Не стал больше ездить. А сам живет-поживает. – Фотограф почесал в затылке. – Так что… трусость-то, она разная бывает, да результат, как говорится, всегда один. Но это Адольфыч так, к слову.

Он потянулся за бутылкой.

– Давай лучше пивка попьем. Налить тебе?

Но невидимый друг не отвечал, доносилось только сосредоточенное сопение.

Фотограф открутил пробку и наполнил стаканы.

– Адольфыч говорить не мастак, – заметил он. – Но ты, друг, не грусти…

Он недоговорил. Стакан с пивом вдруг сам собой опрокинулся, словно невидимка вскочил на ноги.

– Ты вот что, Адольфыч, – отрывисто проговорил невидимка. – Дело у меня. Важное очень дело! Только что вспомнил. Бежать надо!

Фотограф огорчился:

– А вернешься?

– Я-то? – Голос отчего-то дрогнул. – Вернусь… наверное.

– Адольфыч ждать будет! – твердо заявил фотограф, потянувшись к бутылке.

Послышались удаляющиеся шаги, шорох травы и все стихло.

Адольфыч налил пива и принялся ждать.

ГЛАВА 13

Сидор проснулся оттого, что какая-то букашка забралась ему на нос. Сперва, пока она путешествовала по щеке, было щекотно, но терпимо, сквозь дрему он чувствовал, как крошечные лапки деловито маршируют по лицу, пробираются сквозь усы, исследуют лоб, а затем проклятая козявка подступила к носу – и вот тут-то о приятном послеобеденном сне пришлось позабыть. Сидор крепился изо всех сил, но букашка оказалась упорной: взобралась-таки на нос, передохнула малость и поползла в ноздрю. Тут Сидор громко чихнул, от души ругнул неугомонную путешественницу, открыл глаза и обнаружил, что в сквере не один: рядом под деревом сидел Серега.

Сидор поднялся и протер глаза.