Дочь кузнеца - Сергеева Ольга И. (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
"Перелетная птица" приступила к разгрузке. Рабов вывели из трюма. Цепи, удерживавшие их возле стен, раскрепили, и Занила уже успела обрадоваться прежде чем поняла, что их сковывают друг за другом.
Цепочка рабов, подгоняемая окриками надсмотрщиков, поднялась на палубу. Занила зажмурилась ослепленная солнцем, ударившим по глазам с неба и еще тысячью бликов, отраженных в воде. С корабля на пирс были перекинуты сходни, и рабам приказали спускаться по ним. Порт для торговых кораблей располагался в небольшой бухточке, а над ней на мысе Ветров, далеко вдававшемся в море, возвышалась Годрумская крепость. Занила запрокинула голову, разглядывая белоснежную громадину. Она была выстроена из такого же камня, что и Догатская крепость, но на этом сходство заканчивалось. Годрум бы не на много больше салевской столицы, но его стены были значительно выше, укрепления мощнее - это видела даже Занила, хотя совершенно не разбиралась в фортификационных сооружениях. Словно что-то висело в воздухе над Годрумом - осознание своей силы и мощи. Догата была в первую очередь столицей купеческого государства. Столица. Она чувствовала за собой всю мощь своей страны, которая придет ей на помощь, если ее решит атаковать какой-нибудь враг. Город-государство Годрум мог рассчитывать только на себя. Догатская крепость строилась для защиты, Годрум был готов нападать. Как бы глупо это ни звучало: ну как может нападать крепость?! Годрум был столицей пиратов - отчаянных, смелых, сильных людей, готовых драться до последней капли своей и чужой крови, потому что за спиной у них только виселица, и он ни на минуту никому не позволял забыть об этом!
Таков был город-государство - столица мыса Ветров и морских разбойников. Полис с воинственным именем Годрум.
В город рабов не повели. Дома годрумцев из тех, что победнее, рассыпались вокруг крепости, а цирк и вовсе располагался на другом холме. Это было массивное круглое сооружение все из того же белого камня. Даже издалека оно казалось огромным. А может быть, именно потому, что издалека, когда заметно, насколько оно возвышается над деревьями и окружающими постройками. Занила рассматривала белые стены, украшенные колоннами и рельефными изображениями богов и чудовищ, и думала о том, что где-то за этими стенами живут десятки рабов и зверей. Живут и умирают. Рабы чаще, чем звери. Цирки, где проводились бои гладиаторов, были выстроены во многих крупных городах, особенно на юге материка, но именно годрумский считался самым большим, а устраиваемые в нем представления самыми кровопролитными: почти каждый пиратский корабль, заходивший в порт, вез на борту пленников-рабов, часто раненых - дешевый товар, годный только на смерть.
Такой же товар, как они. Занила оглядела цепочку рабов, растянувшуюся по пыльной дороге в окружении надсмотрщиков. Занила знала, что среди рабов быть проданным в гладиаторы считается самой худшей участью! Хуже, чем порка плетьми, чем клеймение, даже чем смерть. Что ж, похоже, скоро ей придется узнать, насколько действительно хуже!
Женщина, шедшая позади Занилы (та самая с разбитым ртом, что нападала на нее) истолковала взгляд Занилы, как направленный на нее, и огрызнулась:
- Что уставилась, красотка?! На рожу мою любуешься? Ничего, скоро и сама такая же будешь!
Хлыст надсмотрщика впился в пыль на дороге возле ног женщины.
- Заткнулись и вперед! - рявкнул мужчина.
Занила отвернулась еще раньше. За неделю на корабле из фраз, которыми перебрасывались рабы, Занила узнала, что женщина откликается на кличку Безгубая. Откликается, хоть и огрызается каждый раз, но и настоящее свое имя не называет. А еще Занила подумала, что сейчас и ее саму вряд ли можно назвать красоткой.
Дорога до цирка заняла больше трех часов. Занила не особенно старалась ее запоминать. Невыносимая жара, пыль, набившаяся в глаза, нос, проникшая, казалось, до самых легких, раны, которые снова начали болеть, - Занила вряд ли видела хоть что-то вокруг. Она старалась только идти, не выбиваясь из общего ритма, потому что, если цепь, которой они скованы, дернет ее за горло, она просто растянется посреди этой пыльной дороги, и тогда даже кнут надсмотрщика вряд ли заставит ее встать. А еще она цеплялась сознанием за Кора. Она не видела его, но чувствовала, что он где-то рядом, бежит вдоль дороги. Ей не нужно бояться: он не потеряет ее, и идти, кажется, становилось легче!
В цирк рабов завели через один из боковых входов - небольшую дверцу в белой каменной стене. Они оказались в коридоре без окон, освещенном только дрожащим светом чадящих факелов, и казавшемся особенно темным после ослепительного сияния дня за стенами. Зато здесь было прохладно, и не было пыли. Надсмотрщики заставили рабов остановиться. Занила тут же, воспользовавшись случаем, опустилась на каменный пол, прислонившись к стене: ноги больше не держали ее. Рабам, прикованным впереди и позади нее, пришлось подойти к ней поближе, чтобы цепь не душила их, но Занилу сейчас мало волновало их удобство, а они сами не стали возражать.
Заниле показалось, что они ждали всего несколько минут. Потом надсмотрщики подняли их и вновь повели куда-то дальше по коридору. А она, казалось, готова была просидеть вот так целую вечность! Надсмотрщики остановили их в небольшой рекреации, от которой в разные стороны отходили новые коридоры. Окон по-прежнему не было, и Занила догадывалась, что они находятся где-то под трибунами гигантского цирка. Но здесь все же было посветлее из-за масляных светильников, свисавших с потолка, и здесь их ждали.
Надсмотрщики остановили свой товар перед тремя мужчинами. Двое, судя по их мускулистым телам, одетым в кожаные штаны и безрукавки и увешанным оружием, были обыкновенными охранниками. А вот третий - уже довольно пожилой мужчина - очевидно, был здесь каким-то начальником, потому что именно он вышел вперед. Впрочем, Занила не рассматривала его: больше всего на свете ей сейчас хотелось просто сесть и чтобы ее хоть на какое-то время оставили в покое! "А потом пусть убивают!" Она опустила глаза в землю: так ее почти не шатало.
Тот пожилой свободный шел вдоль цепочки живого товара, приглядываясь и изучая, и бросал своим помощникам какие-то короткие замечания. Наречие, на котором говорили годрумцы, было странным, каким-то каркающим, и Занила не особенно заставляла себя вслушиваться в незнакомо звучащие слова. А надсмотрщики принялись расковывать рабов. Занила не стала поднимать на пожилого мужчину глаза, когда он, почти не задерживаясь, прошел мимо нее, она даже не обратила внимания, когда от ее ошейника отсоединили тяжелую цепь, оставив только кандалы на руках. А потом, когда мужчина закончил раздавать распоряжения, рабов разделили. Занила не знала, куда увели остальных, а ее и еще четверых повели по коридору, уходящему вправо. Вдоль стен коридора одна за другой тянулись клетки, аммов по двенадцать каждая, в некоторых из них сидели люди, другие были свободны. В одну из таких их и завели. Надсмотрщики закрыли дверь за последним из рабов и просто ушли. Ни приковывать их к стенам, ни сковывать между собой не стали, очевидно, посчитав, что они и так отсюда никуда не денутся. Что ж, наверное, они были правы!
Шесть на шесть аммов, одна стена - решетка, отделяющая от коридора, на полу жиденький слой не слишком свежей соломы - вот и все. Воздух тяжелый и затхлый. Хорошо хоть не сырой. Да и откуда взяться сырости, если в Годруме дожди бывают не на много чаще, чем в Догате, то есть летом вообще практически никогда! Хотя сейчас Занила, кажется, не отказалась бы, чтобы по какой-нибудь из стен стекал ручеек воды: она хотела пить так сильно, что ей казалось, будто во рту у нее все спеклось. Но надсмотрщики, похоже, не собирались предоставить рабам такую роскошь, как воду.