Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Ваддо ждал от него веселой песни, чтобы скрасить тоску зимних вечеров. Гаривальд понимал, что за нее и следовало бы взяться поначалу. И конечно, в голову непременно лезли строчки другой — такой, чтобы ункерлантские женщины забыли дорогу в койки альгарвейских солдат.
Крестьянин со злостью швырнул камнем в серую белку, едва заметную на серой от старости березе, и промахнулся буквально на ладонь. Белка взбежала повыше, укоризненно застрекотав.
— Зар-раза, — пробурчал Гаривальд, подрубая молодое деревце.
Березка — не белка и сбежать никуда не могла. Тонкие бревнышки и ветки потолще он упихивал в кожаный заплечный мешок. Тело трудилось само, а рассудок парил свободно. Гаривальд сам не заметил, как у него сложился не один, а целых два куплета с рифмой на слово «зараза».
Крестьянин напел вполголоса новую песню, взвешивая каждый слог, проверяя размер, оттачивая каждую строку. К тому времени, когда он двинулся обратно в Зоссен, работа была закончена.
Он допел песню до конца, потом поменял местами пару слов, спел снова и готов был поправить еще одну строку, когда у него за спиной кто-то захлопал в ладоши. Гаривальд мгновенно обернулся, покрепче стиснув топор в руках. Кое-то из жителей деревни полагал, будто лучший способ выжить при альгарвейцах — это лизать им пятки. Но любой, кто вздумает донести на Гаривальда, горько пожалеет об этом.
Но тот, кто хлопал в ладоши, был не из зоссенцев. Крестьянин видел этого человека впервые. Незнакомец был суров видом, грязен и тощ; замызганная шинелька когда-то имела сланцевый цвет. В руке он сжимал боевой жезл — оружие, с которым топор Гаривальд не мог тягаться, — однако целиться в крестьянина не стал.
— Добрая песня, — промолвил он, кивнув одобрительно, и по говору его стало ясно, что родился незнакомец далеко от герцогства Грельц. — Сам сложил?
— Ага, — буркнул Гаривальд, прежде чем догадался соврать.
— Так я и подумал — прежде не слыхивал такой, — заметил незнакомец. — Добро. Спой-ка еще разок, приятель, чтобы я запомнил.
Гаривальд послушно спел — все от первой до последней строчки. Незнакомец слушал внимательно, потом властным жестом приказал повторить и запел сам. Слух у него был чуткий, и вышло неплохо.
— Приятелям моим понравится, — проговорил он. — Месяц-другой, и вся округа станет распевать. Не все склонили головы перед альгарвейцами, знаешь, даже когда их бегемоты втоптали нас в грязь. Как, бишь, деревенька твоя зовется?
— Зоссен, — промолвил Гаривальд.
— Зоссен, — повторил незнакомец — быть может, избежавший плена солдат? — Скоро Зоссен о нас услышит.
Он отдал Гаривальду честь, словно офицеру, и нырнул в лесную чащу, враз скрывшись из виду.
Зачем его вызвали в королевский дворец, Фернао понятия не имел. Усталый чинуша, появившийся в его служебном кристалле, отказался рассказывать, заявив лишь: «Все будет разъяснено вам в приватной беседе». Чародей готов был признать, что в осторожности той имеется здравое зерно: опытный волшебник способен был уловить колебания эфира. Но ехать во дворец неизвестно зачем ему было решительно неприятно.
Он уже выбрался из городского каравана на остановке перед дворцом, когда в головы ему пришла неприятная мысль: что, если новое задание связано с персоною Пенды, фортвежского короля в изгнании? Какое там неприятная — перспектива эта попросту пугала Фернао. Он был бы рад — нет, положительно счастлив! — никогда более не видеть капризного монарха.
Снедаемый тревогой, он вышагивал по широкому проезду, вымощенному красным кирпичом, не обращая внимания на величественное здание перед собой. В Сетубале он жил с рождения и, может быть, поэтому воспринимал дворец как часть пейзажа, в то время как приезжему не так легко было забыть об его существовании.
И даже Фернао порой отрывал взгляд от мостовой. Дворец лагоанских королей требовал внимания: требовал громко и пронзительно. Построен он был в витиеватом альгарвейском стиле позапрошлого столетия: альгарвейском стиле, доведенном до предела, какой могла оплатить разве что королевская мошна. Все в нем устремлялось в небеса, и все сплошь покрыто маниакально подробными рельефами. Вся история Лагоаша от начала времен до возведения дворца изображена была на его стенах, парапетах и башнях — все в натуралоьную величину и по большей части покрыто золотой фольгой. Фернао стало интересно: сколько же скульпторов ослепло, покуда возводился дворец?
Могучие бронзовые двери королевской резиденции производили впечатление еще более грандиозное, чем сам дворец, если такое вообще было возможно. Нимало не поблекшей за два столетия эмалью на них изображена была вторая битва в Валмиерском проливе, в которой незадолго до закладки дворца лагоанский флот наголову разгромил армаду Сибиу.
Ругаясь про себя, чародей шагнул в распахнувшиеся двери приемной дворцовой канцелярии, где трудилось за конторками с дюжину секретарей. Фернао шагнул к первому попавшемуся и представился.
— Одну минуту, ваше волшебство, с вашего разрешения, — промолвил тот, — я должен свериться с графиком встреч. — Он провел пальцем по строчкам. — Да, все верно: вы точно вовремя. Вам назначена встреча с полковником Пейшото из министерства обороны Это в восточном крыле, сударь, — вон тот проход, и по коридору налево.
— Искренне благодарен, — ответил Фернао.
Секретарь поклонился, не вставая, по-альгарвейски церемонно.
Чародей бодрым шагом двинулся по коридору, едва не насвистывая на ходу. Какое бы занятие ему ни намерены были поручить, с королем Пендой оно связано никак не было. «А если Пенда тут ни при чем, — легкомысленно подумал Фернао, — я как-нибудь справлюсь».
Чем дальше отходил чародей от того дворцового крыла, что отведено было под личные покои короля Витора, тем менее помпезными выглядели залы и палаты, а когда Фернао добрался до министерства обороны — то есть через добрых десять минут — обстановка вокруг даже начала располагать к работе.
Ливрейный чиновник на входе перехватил посетителя, заставил прикоснуться к гильдейской визитке — окажись на месте Фернао самозванец, карточка засветилась бы красным, — и только тогда проводил в кабинет Пейшото. Полковник оказался моложе и стройней, ежели ожидал Фернао: чародею он был почти ровесником, а кроме того, полон излишнего энтузиазма.
