ОСЕННИЙ ЛИС - Скирюк Дмитрий Игоревич (библиотека электронных книг .TXT) 📗
– Где они?
– Не останавливайся, может, успеем…
– А как же… – начал было Дьердь.
– Он знает, что делает, – ответил тот, и добавил еле слышно: – Надеюсь…
Шаг, другой, еще и еще… Дьердь давно уже сбился со счета, когда вдруг понял, что под ногами земля.
Лай приближался, дикий, заливистый, торжествующе-злобный. И тут раздался треск. Что-то с шумом и плеском ухнуло в воду. Закричали.
– Да беги же, беги! – отчаянно взвился крик Зимородка.
Терпеть неведенье больше не было сил – ломая ногти, Дьердь рывком сорвал повязку и тоже закричал.
Он видел!
В сумерках уходящего дня бурлила, пенилась река. Трещины на льду стремительно росли и ширились, а сверху по течению неслась, ломая лед, широкая – от берега до берега – волна. Лед дыбился, скрипел и скрежетал, седые льдины наползали друг на дружку, словно жернова, и в самом сердце этой круговерти был Жуга; без посоха, весь вымокший до нитки, бежал к ним, прыгая неловко, скользя и оступаясь на ломающемся льду. Упал, поднялся, вновь упал – свалился в воду, вынырнул и поплыл, хватая воздух синим ртом, отталкивая льдины – здесь, похоже, было глубоко. Мелькнули в кровь изрезанные руки. Дьердь ринулся к нему на помощь и чуть не рухнул сам – так закружилась с непривычки голова. Вновь обретенные глаза утратили способность подавать команды телу. Зимородок, тем временем, уже бежал к воде.
А на том берегу бесновались собаки. Иные псы рванули вскачь вверх по течению, но лед уж тронулся по всей большой реке, с низовьев до истока. Он шел поверх воды, сверкая синевато ломкой гранью в солнечных лучах, крушил, царапал берега, и талая вода, звеня ручьем, со всех сторон спешила напоить иссохшееся русло.
Брод скрылся под водой.
Моста здесь не было.
Вожак выбрался обратно, мокрый, злой, и тоже – весь в крови, стряхнул на снег искрящиеся капли и завыл. И слышался в собачьем лае исступленный и бессильный крик: «Враги! Враги навек! Найдем тебя! Найдем!!!»
Жуга уже брел по пояс в воде, вяло отталкивая проплывающие льдины. Шатаясь, выбрался на берег. Обернулся.
– Сочтемся, – хрипло сказал он и тихо повторил: – Сочтемся…
И медленно осел на снег.
* * *
Ночь миновала, и рассвет впервые в эти мартовские дни принес с собой тепло и тишину. Проснулись птицы. Дым-туман, что выдохом земли родился вместе с солнцем, медовой патокой стекал теперь к реке, тонул в ее высоких мутных водах и пропадал без всякого следа. Лес словно бы умылся, засверкал зеленой хвоей, и даже жухлая трава, казалось, золотилась в солнечных лучах. А сверху были небеса, чистейшие, бездонно-синие, какие видел только в раннем детстве, да и то потом забыл.
Похоже было, что и впрямь пришла весна.
Дьердь опустил глаза. Вздохнул. Так благостно, спокойно было на душе, что не хотелось шевелиться, не хотелось нарушать то хрупкое мгновенье бытия, когда чувствуешь, что мир вокруг и ты – одно целое. Дьердь помотал головой. Неужели для того, чтобы это понять, надо было лишиться зрения? Ведь вроде ничего особенного – река, трава, небо… Почему же он раньше этого не замечал?
Дьердь поднял саблю, вынул ее из ножен. С придирчивым вниманием осмотрел клинок, царапнул ногтем ржавое пятно и покачал головой. Запустил, забросил, что и говорить… Сталь какая-никакая, а все же смазку любит. Огляделся в поисках тряпицы.
Тряпки были у Жуги в мешке. Будить травника не хотелось. Жуга и Зимородок спали рядом, укрывшись старым атанасовым кафтаном, оба бледные, с лица худые и растрепанные, как два брата, только что волосом не схожие – клокастые рыжие у ведуна, и белые до седины у мальчишки. Все наоборот. Вчера Дьердь насилу уговорил обоих оставить его на страже – шутка ли, столько не спать! Глаза его еще пока слезились, и Жуга, как ни был слаб, распотрошил свой мешок и запарил отвар. Наказал почаще промывать глаза, и только после рухнул и уснул. Зимородок же, ни слова не сказав, устроился у травника под боком, согревая, и тоже вскоре задремал.
– Дьердь?
Тот повернулся на голос. Жуга уже проснулся и теперь сидел, настороженно склонив вихрастую рыжую голову – прислушивался.
– Собак не видно?
– Да спокойно все.
– Чего не разбудил? Поди уж, третьи петухи пропели. Разнежились…
Он встал, прошел к реке, зачерпнул горстью воды и долго пил. Умылся, вытер руки о рубаху. Пригладил волосы.
Заслышав плеск воды, проснулся Зимородок. Дьердь вздохнул и молча принялся раздувать костер.
– Куда пойдем-то, Лис? – спросил он травника, когда с их скудным завтраком было покончено. – Как собирались, в город?
Жуга смел крошки с расстеленной тряпицы и отправил их в рот. Задумался.
– Как ни крути, а в город идти придется, – признал он наконец. – Тебе туда прямая дорога, Зимородку тоже вот помочь надо, пристроить его покамест на первое время. Да и у меня там дела. Только вот, думается мне, неплохо отдохнуть бы нам чуток.
– Здесь постоялый двор недалеко, – сказал вдруг Зимородок. – Вот только дорого, наверно…
– Да не дороже денег… А откуда ты знаешь?
– Так, – он потупился. – Просто – знаю.
Некоторое время они молча собирались в дорогу, чистили котелок, заливали костер.
– Жуга! – позвал вдруг Зимородок.
– Что? – обернулся тот.
– Я… я с тобой хочу.
– Ну, так пошли.
Тот долго не отвечал, сосредоточенно о чем-то размышляя.
– Я города боюсь, – сказал он, наконец. – Уж лучше я тут останусь. Там, на дворе кузнец живет, может, возьмет в ученики.
– Толковый мастер-то?
– Да, вроде бы.
– Ну ладно. – Жуга вскинул котомку. – Был бы только человек хороший, а остальное… Будь по-твоему.
Парнишка придвинулся поближе.
– Жуга…
– Ну?
Тот помолчал, кусая губы.
– Если тебе не трудно… Погладь меня еще разок, а?
Жуга помедлил и вдруг влепил мальчишке такую затрещину, что тот лишь чудом не свалился в воду. Мгновенье Зимородок ошарашенно смотрел травнику в глаза, затем набросился, вцепился пальцами в рубаху. Два тела, рухнув, покатились по песку. Парнишка оказался сверху, зарычал, оскалился. Жуга вдруг рассмеялся, вывернулся ловко и взъерошил пятерней его белые волосы.
– Ну вот, совсем другое дело! – усмехнулся он. Зимородок медленно приходил в себя, с недоуменьем глядя на Жугу. Здесь не было ни злобы, ни насмешки, здесь было что-то новое, сродни всем тем щенячьим дракам и забавам, которые давно уж стерлись в памяти, и только изредка вдруг вспоминались с тянущей тоской. И все же…
Жуга уселся, подбирая ноги под себя, и долго молчал, глядя на свое отраженье в холодном зеркале реки.
– Смотри – река, – сказал он Зимородку. – Вчера мы были там, но сегодня там другая вода. Нельзя два раза окунуться в ту же воду. Вчера я гладил пса, теперь ты человек, так не ищи пути назад. Назад дороги нет, ты понимаешь?
Зимородок молчал.
– Мир человека темен и жесток. Учись бороться, Снежок, – говорил меж тем Жуга. – Делай, что хочешь, только другим не мешай. А ласка… Друзья, любимая – все само придет. Псы тоже вон тебя не очень-то ласкали.
– Я понял, – медленно ответил тот. – Но ты… Ты ведь тоже мой друг?
Жуга вздохнул.
– Надеюсь, что – да, – ответил он.
Зимородок прищурился в хитрой усмешке:
– И ты больше не ударишь меня?
Жуга пожал плечами:
– Кто знает!
– Ну, тогда – держись!
Снежок вскочил, и Жуга кувырком полетел на песок.
* * *
Никогда не угадаешь, кого сегодня занесет на постоялый двор! Позавчера прошел большой торговый обоз, вчера – лишь пара верховых, а вот сегодня – трое странников остановились погостить. Один чернявый и с клинком у пояса, а два других – те малость потощее будут, и похожи меж собой, может, братья, а может, еще какие родичи. Да кто их разберет. Да все равно кто, лишь бы платили, да столы не ломали.
Хозяин вбил пробку обратно в бочку, подхватил наполненные кружки и двинулся к столу, не переставая говорить.