Осколки (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна (книга регистрации .txt) 📗

— Да, милорд. Простите, если доставил вам хлопоты.

— Вы оказали мне услугу, плату за которую я пока не могу себе представить, — серьезно сказал герцог. — По сравнению с ней мелочи, стоящие нескольких монет, смешны и никчемны. Вы спасли мне жизнь.

— Кстати, о жизни: как вы себя чувствуете, милорд?

— Вашими стараниями — прекрасно! Простуда почти прошла, а все прочее…

— Позвольте мне самому взглянуть.

Я прижал палец к голубому ручейку на запястье Льюса. Тук, тук, тук. Ритм становится для нас общим, и алое Кружево предстает передо мной во всем великолепии.

Действительно, дела обстоят неплохо: бледных капель почти не осталось. Пройдет еще несколько дней, а еще лучше — месяц, и кровь молодого человека вернет себе свои прежние качества. Радостное известие, ничего не скажешь.

— Да, милорд, вы почти здоровы.

— Благодаря вам, — настойчиво повторил герцог, заставив меня устало вздохнуть:

— Не считайте себя обязанным.

— Но…

Я взглянул в серые глаза человека, мучительно выбирающего одну из двух манер поведения: господина или друга.

Очень знакомая картинка. Мой любимый выбор, который невозможно и сделать, и не сделать.

Искусство отношений — великое искусство. Качели. Положенная на стесанный чурбак доска. Так весело поочередно взлетать вверх и возвращаться вниз, когда сердце от восторга прижимается к ребрам… Но если один из двоих покидает качели, веселье уходит, и остаешься на земле в ожидании и поисках нового партнера.

Строить отношения все равно, что качаться на качелях. Необходима взаимосвязь, не обрывающаяся ни на мгновение. Необходимо знать, чем живет и дышит тот, кто стоит напротив вас. Необходимо движение, попеременно меняющее вас местами. Не в реалиях жизни, а в ваших собственных глазах. Оказываться ниже или выше, но не ставить это в заслугу себе или в вину партнеру, очень трудно. Но если удается этому научиться, для понимания друг друга уже не понадобятся слова. Заманчиво? А как же! Только не следует забывать, что отношения — обоюдоострый клинок, способный ранить и вас, и того, что напротив, причем ранить одновременно и одинаково сильно.

Отношения между слугой и господином не менее сложны в исполнении, чем дружеские, кто бы и что бы ни утверждал по этому поводу. Эти две роли имеют слишком четкие границы, чтобы пренебрежительно относиться к их совмещению. Как мозаика: каждый кусочек должен попасть на свое место, и только тогда взгляду открывается прекрасный рисунок. Если же попытаться втиснуть фрагмент туда, куда он не помещается, можно сломать и его края, и нанести непоправимый вред окружению. Господин отдает приказы, слуга их исполняет. Но это лишь одна сторона Зеркала, а ведь есть еще две.

Господин и слуга должны заботиться друг о друге сильнее, чем это может быть заметно, и преданность одного не возникнет без верности другого, а черта между их правами обязана оставаться незыблемой, хотя обязанности, по сути, одни и те же: служить и защищать. И господину в этом смысле частенько приходится тяжелее, чем слуге. Поэтому я и не хочу заводить «придворных», предпочитая совмещать в себе и господские чудачества, и трудности слуг.

Перед Льюсом возникла примерно такая же проблема: хоть я с самого начала строго распределил наши роли, но последующими действиями слегка вышел за рамки своей. Совсем чуть-чуть, однако этого оказалось довольно, чтобы герцог почувствовал неладное и погрузился в сомнения. Да, Мастера стоят особняком в общей иерархии, но никакие заслуги не позволят им подняться на одну ступеньку с сильными мира сего. По очень простой причине: разница целей. Мастер никогда не преследует выгоду, ни собственную, ни чужую. Соответственно, и не извлекает ее из удобных моментов, потому что не нуждается в ней. Посему, например, с точки зрения Мастера, власть и ее атрибуты — прах, не представляющий интереса. Но нельзя сказать, что они не пользуются властью. Пользуются, и еще как! Вот только берут ее взаймы и возвращают по первому требованию и с большими процентами. Так что, Мастер — желанный гость в кругах власть имущих. Другое дело, его нелегко туда заманить.

Есть и еще одно правило, соблюдаемое неукоснительно. Мастер не привносит в свои действия личную симпатию, а если не может удержаться, то старается свести ее влияние до почти незаметной величины. Но Льюс наверняка почувствовал, что в этом деле у меня есть свой интерес, и немалый. Нехорошо. Стыдно. Попробовать выкрутиться? Но ни в коем случае не лгать!

— Я сделал то, что мог и должен был сделать, милорд. Если мне при этом удалось кому-то помочь, негоже требовать награду за случайное совпадение.

— Случайное?

Кажется, он разочарован. Почему? Я бы радовался, если б так легко отделался от долга.

— Вы хотите думать иначе? Не нужно. Фантазия — целительная вещь, но не стоит увлекаться лекарствами: можно заболеть и от них.

Герцог усмехнулся:

— Правду говорят: с Мастером бесполезно спорить.

— Разве мы спорим? Вы изложили свою точку зрения, я свою, спор же предполагает отстаивание уверенности. Вы уверены? Если да, можем, и правда, поспорить.

Улыбка Льюса стала печальнее и вместе с тем озорнее, остро напомнив мне его покойного младшего брата.

— Пожалуй, не будем тратить время зря, тем более что я пришел не только затем, чтобы справиться о вашем самочувствии.

— Вот как? Немного обидно, милорд, впрочем, так и быть, эту обиду я переживу.

Герцог недоуменно сдвинул брови, но, оценив шутку, качнул головой:

— С вами нужно быть осторожнее в словах, Мастер!

— Не только со мной, милорд. Вообще, это полезное умение — правильно выбирать слова для выражения мыслей и намерений. Думается, вы им вполне владеете, просто позволяете себе слабину, если собеседник не представляет угрозы. Верно?

Льюс шумно выдохнул:

— Ну что с вами будешь делать? Все-то вы знаете наперед! Хотя… Если угадаете причину моего визита, клянусь: до конца жизни буду почитать вас, как первого мудреца на свете.

Ответив на подмигивание хитрым прищуром, я лениво зевнул:

— Великий труд, можно подумать… Сто против одного, что «полоса отчуждения» снята, и капитан Егерей Хигил ждет не дождется встречи со мной, чтобы доложить о своих достижениях и узнать мои. Ну как, угадал?

Потрясенное лицо Магайона было красноречивее слов, но он все-таки нашел в себе силы кивнуть.

— Не переживайте так, милорд: я просто выбрал из нескольких возможных причин самую правдоподобную и самую серьезную. А это чародейство того рода, что доступно всем без исключения.

Если серые глаза и поверили мне, то не до конца. А ведь я сказал чистую правду и не прибегал к ухищрениям вроде того, чтобы прислушаться к эху Пространства с целью определить наличие действующих заклинаний. Просто предположил.

— Что ж, не будем заставлять капитана ждать, потому что это не в его и не в наших интересах. Но раз уж мы твердо отказались от спора, милорд, должен кое-что вам сказать. Я остался в пределах действия «полосы» не потому, что желал предупредить городские власти. Просто мне стало известно, что в городе находитесь вы.

Льюс сузил глаза, переваривая услышанное, потом его губы дрогнули, но я поспешил предупредить переход разговора на новый виток:

— Никаких вопросов, милорд!

Бородатый Егерь ожидал нас во внутреннем дворике резиденции мэнсьера, под сенью сливовых деревьев, которые, благодаря щедрому поливу и тщательному уходу уже развернули свои кроны, надежно защищая от палящего солнца, и дружно приступили к цветению. Лишь в нескольких местах дворика, там, где листва была недостаточно густой, мраморные плиты покрылись сыпью светлых пятнышек. Наверное, в пасмурную погоду это место выглядело мрачновато, но в приближении солнечного полдня представлялось наиболее подходящим для времяпрепровождения.

Хигил, соблюдая этикет, ради следования которому даже полевая одежда была заменена более нарядной (в частности, имелась массивная перевязь, щедро украшенная полированными серебряными бляшками… впрочем, они скорее предназначались для пускания «зайчиков» в глаза врагу, нежели для услаждения взоров), коротко поклонился, когда мы с герцогом подошли к расставленным полукругом каменным скамьям.