Леди ведьма. Рыцарь Ртуть. В отсутствие чародея - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер
— Так то у посторонних, — неохотно пробормотал он. — У других женщин это приятно глазу и в порядке вещей — но не у собственной же сестры!
Она презрительно рассмеялась:
— Постыдись, Джеффри! Разве ты не понимаешь, что каждая женщина, которой ты домогаешься, может оказаться чьей-то сестрой?
— Ну… наверное. — На самом деле, он никогда не задумывался об этом. — Но они не любят своих сестер и не заботятся о них в той мере, как я!
— До сих пор я что-то не замечала особой любви и заботы.
— Корделия! — оскорбленно воскликнул он. — Да я затеял все это лишь для того, чтобы защитить тебя и добыть предмет твоей сердечной страсти!
Она посмотрела ему в глаза и увидела, что брат говорит искренне. Он и вправду очень любит ее.
— Я, конечно, благодарна тебе, брат, — с теплотой сказала она. — Итак, мне не позволено радоваться танцам и мужскому вниманию только потому, что у меня отыскался заботливый брат?
— Вот именно! Оставь эти глупости тем, о ком некому позаботиться — вот по этой причине они не заботятся и о себе!
— О Джеффри, откуда вдруг такое ханжество? — нетерпеливо перебила брата Корделия. — Не говори мне, что осуждаешь подобное поведение — ведь оно так нравится тебе в женщинах, которых ты домогаешься!
— Ну… да… но ведь они мне не сестры!
— Фу, братец! Если ты не образец добродетели, то почему им должна быть я?
Джеффри с трудом сдержал свои чувства, и Корделия с удовольствием взирала на его побагровевшую от злости физиономию. Она рассмеялась, точно Далила, легко и заливисто:
— И все-таки, брат, я тоже не лишена сострадания. Во всяком случае, весь этот танец я обещаю быть образцом целомудрия.
И сдержала обещание.
Когда танец закончился, Джеффри выпустил ее руку и отступил с легким поклоном. Корделия присела в реверансе, а когда выпрямилась, увидела перед собой кавалера в золоте и пурпуре, в длинном алом плаще и золотыми волосами, ниспадающими на строгую черноту полумаски. Он был до того хорош собой, что у девушки сердце екнуло.
— Позволь пригласить тебя на танец, миледи, — обратился он к ней низким чувственным голосом.
— Конечно, милорд, — пробормотала Корделия, и, еще прежде, чем заиграла музыка, он взял ее под руку, оставив ни с чем дюжину разочарованных претендентов.
Когда же раздались первые звуки танца, его рука легла на талию девушки, а другой он взял ее ладонь и поднял над головой. Он не прижимался к ней телом, держась в узких рамках приличий, но отчаянная дерзость в его глазах, когда он смотрел на нее, сверкающая белизна зубов, когда он улыбался, движения танца приводили ее в смятение и кружили голову. Все благопристойно, знаете ли, однако в движениях его была такая чувственность, такой призыв, такая жажда близости, каких она даже не подозревала в мужчине. Жгучий трепет из глубины тела распространился повсюду, и она с изумлением поняла, что реагирует на этого незнакомца точно так же, как на Бора.
Ей стало страшно.
Он увлек ее прочь, и наконец тела их встретились и бедра соединились. По телу Корделии, с головы до пят, пробежала судорога. И казалось, что золотой незнакомец испытывает те же чувства. Он улыбнулся, глаза его загорелись чуть ли не обожанием и сверлили ее насквозь. Корделия, будто завороженная, не могла отвести от него взгляда.
Наконец, хвала небесам, им пришлось разделиться, следуя логике танца, и чинно вышагивать бок о бок, однако чресла ее горели, и она понимала, что выглядит далеко не так степенно, как следовало бы. Корделия посматривала на высокого красивого незнакомца и, гадая, кто же это, испытывала невероятное искушение подсмотреть его мысли и выяснить…
Но — нет. «Наслаждайся моментом, каков он есть, — приказала себе она. — Пользуйся случаем».
Потом они вновь соединились, и он пробормотал низким и хриплым голосом, явно Корделии незнакомом:
— Миледи, ты самый прекрасный, самый изысканный плод из когда-либо украшавших Древо Жизни! Не находись мы в самой гуще людской, я бы не удержался и вкусил божественной сладости.
Корделия хихикнула, не в состоянии сдержать переполнявшие ее чувства, напряжение ослабло, и она лучезарно улыбнулась:
— Зачем же сдерживать себя, сударь? Или желания твои настолько постыдны, что тебя смущают посторонние взгляды?
— Отнюдь, — выдохнул он, а лицо его приближалось и приближалось… И вот губы его чуть прикоснулись к ее устам, прижались сильнее… Поцелуй становился все крепче, Корделия судорожно вздохнула, но кавалер был настойчив. На мгновение поцелуй завладел всем их существом, заслонив остальной мир, унесшийся куда-то, у нее закружилась голова, все завертелось перед глазами, а мужчина прижимался и прижимался всем телом…
Наконец он, тяжело дыша, оторвался от нее. Грудь его вздымалась, а в глазах дерзость мешалась с благоговением, даже Бор так на нее никогда не смотрел, не говоря уж о прочих мужчинах.
Корделия ощущала себя уязвимой, полностью осажденной, но в то же время ее убаюкивали волны наслаждения, губы еще ощущали сладостный вкус поцелуя, и больше всего на свете она желала еще раз испытать это чувство.
Тут она вновь услышала музыку и отступила:
— Сударь! Мы сбились с такта!
— О, нам не следует так поступать, — хрипло сказал он, взял ее за руку и повел, локоть к локтю, между рядами других пар. Танцующие, разинув рты, уставились на них, а они развернулись, как и все остальные, прошли несколько шагов, вновь развернулись, на бесконечный миг оказавшись лицом к лицу, — и глаза его поглотили Корделию целиком без остатка.
«Это любовь? — почти в исступлении подумала она. — Неужели это любовь?»
По каким-то непостижимым причинам он вдруг остановился, и все вокруг неё будто потускнело.
— Отчего же, сударь, — начала Корделия, а незнакомец чуть отступил и припал губами к ее руке.
— Музыка кончилась, прелестнейшая из танцовщиц, — вымолвил он, — но я не выпущу тебя из рук и буду танцевать с тобою весь вечер, если ты позволишь мне столь безмерное себялюбие.
— Умоляю, не позволяй ему, миледи!
— Нет, прекрасная госпожа! Ты не можешь быть так жестока, чтобы снова отвергнуть меня!
— Танцуй со мной, прекрасная дама, со мной!
Они увлекли ее за собой, оттеснив пурпурно-золотого незнакомца. Корделия выбрала самого привлекательного. Но и он казался ничтожным по сравнению с предыдущим ее кавалером. Пришлось, однако, танцевать с ним. Постепенно она приходила в себя, а возбуждение, переполнявшее Корделию после последнего танца, заставляло ее кокетничать и смеяться. Окружающий мир вернулся в свою колею.
Она не знала, стоит ли этому радоваться.
Корделия огляделась в поисках золотого юноши, но его нигде не было.
На самом деле он стоял в углу рядом с ее братом, скрытый занавесью.
— Ну и ну! Похоже, ты не терял времени и получил массу удовольствий от танца! — несколько кисло проговорил Джеффри.
— Что за богиня! — выдохнул Ален. — Настоящий ангел, добрая фея! Легкая, как перышко, а ее поцелуй… — Он положил руку на плечо Джеффри. — Прости, мой друг, я поступил дурно по отношению к твоей сестре. Теперь я знаю, что мое сёрдце принадлежит другой.
— Другой! — насмешливо повторил Джеффри. Теперь он мог все рассказать Алену: — Ты в своем уме, простофиля? Это и есть моя сестра!
— Что?! — вытаращил глаза Ален.
И покраснел до корней волос.
— Ты хочешь сказать, что я обращался с леди Корделией, как… как…
— Как с женщиной, — сурово посмотрел Джеффри, — Ты обращался с ней так, как она этого хочет — как с желанной женщиной. О, конечно, ей хочется, чтобы ее любили за ум, но правда и то, мой друг, что она жаждет любви к ее телу, нет, ко всему в ней. Уверяю тебя, вечера ученых бесед — лишь часть того, что она ждет от мужчины.
Но Ален не слушал его. Он уставился на танцовщицу, порхающую в другом конце зала:.
— Так это Корделия! О Джеффри, ведь я никогда не знал ее по-настоящему!
А Джеффри уже разрабатывал дальнейшую стратегию этой, в своем роде, военной кампании:
