Красная книга (СИ) - Нинсон Ингвар (библиотека книг .txt) 📗
6 Седьмая Дверь6 Седьмая Дверь — Руна Райд6
Седьмая Дверь — Руна Райд
Ингвар всё-таки утонул в тот раз.
Слава Матери Драконов, Павель знал, как подать сигнал.
Седьмой Лоа извлёк бездыханного Великана и оживил его.
Во всяком случае, так рассказывала Тульпа.
Она сидела рядом. В гнезде из пледов и одеял с настороженной нежностью смотрела, как Нинсон приходил в себя.
Гладила по мокрым волосам:
— Танджоны хоть не надорвал?
— Всё в порядке...
— Следовало догадаться, что он тебя не предупредит. Ной плохой учитель.
— Почему же я к нему самому первому попал.
— Это надо у тебя спросить. Это же всё твой выбор, по большому счёту.
— Как-то не... ощущается это моим выбором.
— Так ещё только самое начало, — улыбнулась Тульпа. — Есть только один способ узнать, что там дальше в Макутбе.
— Листать... — закончил поговорку Ингвар.
— Запомни. Чтобы бросать руны, их надо чертить перед собой. Поэтому, связанный колдун не может метать руны. И их надо громко и отчётливо проговаривать вслух. Считается, что это необходимо только самым слабым колдунам. Но на самом деле почти всем.
— А как же под водой-то? Под водой могли колдовать единицы только.
— Единицы. Ты мог. Как? Не знаю. Снова научишься, как-нибудь. Взглядом. Мыслью. Вниманием. Оргоном. Но проще, если и руками тоже двигаешь.
— Может и научусь, но когда это ещё будет.
— Здесь у нас время не то чтобы неограниченно. Но его больше, раз в двенадцать или около того. Дальше трамбовать уже вредно. Кукушка не выдержит. Улетит.
Как только Нинсон оклемался, она повела его за собой. Но не к выходу.
Тульпа подвела его к письменному столу, над которым висела большая доска с пришпиленными пергаментными страницами. На листке с эмблемами Лоа на седьмом крюке висел обломок коралла, неровный и пористый. Тот самый, что он нашёл в мыльнице, выточенной из тритоньего рога.
Ингвар понял, что теперь седьмая дверь всегда будет открываться этим ключом.
Его ждал Ной и тринадцатая руна Сейда. Райд.
Тёмные и узкие подземные коридоры, освещённые циановыми колбами и по колено заполненные тёплой водой, стали его пристанищем на долгие и долгие дни.
Ингвар учился возвращаться самостоятельно.
Они с Седьмым Лоа ели морскую пищу. Густую рыбную похлёбку и маринованные водоросли, упругих осьминожек и сопливых устриц.
Ингвар учился не блевать.
Перед каждой тренировкой приходилось съедать андару — крупного морского гада. Из каждого рыжего моллюска можно было выдавить рюмку коричнево-красной юшки. Холодная кровь пахла рыбой, и ничего более отвратительного Нинсону пробовать не доводилось. Но, как объяснил Ной, кровь андары богата оргоном.
Ингвар учился запасать оргон в танджонах.
Учился расходовать его экономно, как глубоководные скаты.
Учился впрыскивать энергию в жилы, стремительной рыбкой уходя от остроги.
Спал в огромных раковинах, заполненных охапками высушенных губок и зелёнами опилками сушеных водорослей. Засыпая, представлял, как поплавок дыхания прокатывается по горлу туда-сюда. Холодный шарик тяжело опускался до самого пупка, расправляя лёгкие.
А когда Ной считал, что Великан накопил достаточно оргона, Ингвар снова спускался в затопленные катакомбы.
Там он бродил, ища выход, и учась бросать под ноги руну Райд, вторую руну Седьмого Лоа. И когда у него получалось, тонкая голубая полоска, проскакивала в воде, как росчерк промелькнувшего малька.
Райд указывала направление.
Ингвар учился доверять этой голубой искорке свою жизнь, следуя за ней в подземном лабиринте. Мог увидеть синюю чёрточку на потолке, над нужным коридором или на стене, где-то в глубокой расщелине между камней. И тогда знал, в какую сторону поворачивать.
В лучшие дни, когда вдохновение расправляло паруса, когда сил было много, а плечо болело не так мучительно, Ингвар видел под водой не всполох искры, а поблёскивающую нить. И тогда мог смело идти. Лабиринт превращался в прогулку.
Иногда дни были плохими.
Ингвар пытался спать, сидя по грудь в воде, и наскрести оргона на следующий бросок. Раздуть его из тех угольков уверенности, что сберёг под водопадом отчаянья. Но сколько бы не изощрялся Великан с метафорами, сколько бы ни бросал руну, а только оргон всё равно беспомощно утыкался во тьму. Исчезал в ней, как камень, брошенный в ночное озеро.
Только темнота отвечала ему.
Призрак фамильяра оставался с ним.
Бестолковый Уголёк не понимал, как подсказывать Нинсону путь. Да и не пытался. Он самозабвенно испытывал новые морские воплощения. Оборачивался, то океанской змейкой с треугольными чешуйками, то плоскобрюхим скатом, гигером глубокой воды.
Тульпа мерещилась Нинсону. Где-то рядом, в общей на двоих тьме.
Тульпа шептала слова заклинания рядом с ним. И для него.
Чтобы только у него получилось. И у него получалось.
Ной знал это.
Встречая Нинсона у выхода из лабиринта.
Помогая ему выбраться из узкого колодца.
Подхватывая умирающего и переохлаждённого Великана на руки.
Переворачивая новые и новые клепсидры, пока Ингвар был под водой.
Лоа не хвалил его, не поздравлял. А только вёл дальше.
К новым клепсидрам, в которых было больше времени.
И к новым катакомбам, в которых было больше воды.
Ной готовил его, тренировал, учил дышать и экономить воздух.
Раз за разом усложняя маршрут для отвыкшего жаловаться Великана.
Ной приучал Ингвара к страху глубокой воды, этим же и отучая от страха.
А Тульпа была рядом.
Приводила в себя, учила улыбаться, чтобы не сломали.
Отпаивала лечебными эликсирами и опаивала дурманными травами.
Согревала словами и собственным теплом. Растирала его на ночь и будила утром.
Пока, наконец, Ингвар не спустился в последний лабиринт.
В полную тьму. В ледяную воду.
Тульпы рядом не было. Тульпы вообще больше не было.
Она сожгла себя, чтобы открыть колодец, в который он нырнул.
Из всего колдовского снаряжения взяв с собой только один вдох.
7 Лалангамена7 Лалангамена — Первый Рассвет7
Лалангамена — Первый Рассвет
Ингвар пропустил первый рассвет Лалангамены, промаявшись в лихорадке.
К тому же в каменистой ложбине, где Ингвар вчера устроился, собралась лужа. Мокрый мех хорошо удерживал нагретую телом воду, поэтому они не замёрзли насмерть. Ингвар немного отогрелся, а вот его приятельница, буквально окоченела.
Надо подниматься, хотя бы ради неё. Жива ли?
Великан высунулся. Спасшая их девушка ушла ещё ночью.
Трёхлапая чёрная жаба с янтарными глазами сидела рядом.
Ингвар уже подметил, что призрак фамильяра превращается в жабу, когда ждёт.
В ворона, когда наблюдает.
В кота — на людях, или в игривом настроении.
А в крысу, когда заинтересован или обеспокоен.
Сейчас уголёк просто ждал на каменном пустыре.
Начинался день. Но никаких возрождающих к жизни лучей, багряного шара, алого диска, золотого дыхания нового дня и прочих выспренних описаний. Каменная сковорода с колодцем по центру, да холодная мгла. Доброе утро.
Сейчас могло быть и шесть утра, и девять, и уже за полдень.
Взбитые серые кудели облаков вились так низко, что казалось, можно было добросить до них камень. Нинсон протёр глаза, и увидел, что перепачкан кровью.
Улыбайся, а то сломают. Но улыбаться не получалось.
Согревший его приятель оказался голым бородатым мужиком с пробитым горлом. Рана под ухом была небольшой. Но крови из неё натекло много.
— Вот тебе и колдун, — отчитал себя Нинсон. — Всю ночь обнимал мертвеца и даже не почувствовал этого.
