Клятва верности Книга 2 (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка" (библиотека электронных книг .txt) 📗
— Что, так заметно, да? — вдруг жалобно уточнила баба Мара, разглаживая своё лицо. — Я, конечно, старалась, даже не знаю, сколько раз говорила ему, что нужно больше прилагать усилий, а он как робот. Никакого удовольствия, никакой фантазии, и все эти комплексы, комплексы, а так всё хорошо начиналось. Значит, всё же придётся искать другого. Печально, — вздохнула женщина, высвобождаясь из объятий Фимы.
— Ну всё, моя хорошая, садись чай пить. Мне подумать надо. Видимо, придётся выходить сегодня на охоту, а свидание отменяется.
— Бабуль. Ну чего ты так сразу. Он же тебе нравится.
— Ах, милая моя, порой нравится и секс — не совместимы. Он мне нравился, руки у него золотые, всё в доме починил, но надо и не только руками уметь пользоваться. Вон у меня из-за него застой, и уже со стороны видно, что у меня «недотрах».
— Бабуль! — взвизгнула Сима, смущаясь вульгарных словечек родственницы, которая нисколько не стеснялась атландийца и даже не реагировала на недовольство внучки, поглощённая своим недугом, а Ход поперхнулся пирогом, удивлённо распахнув глаза. Серафиме пришлось постучать ему по спине и бережно помочь запить пирог чаем.
— Недотрах? — сипло переспросил Дантэн у бабы Мары, весело ей улыбаясь.
Та продолжала массировать руками лицо, боясь появления ранних морщинок.
— Ага, есть такая у женщин болезнь, когда мужчины сачкуют в постели. Жуткая вещь, — недовольно покачала она головой.
— А лечится она за счёт другого мужчины? — полюбопытствовал Дантэн, слабо в это веря.
— Вообще-то экстазом она лечится, да только найти ещё надо умельца, который знает, что это и как довести до него женщину. Обычно представители сильнейшей половины исключительные эгоисты.
— Я думал предложить вам гимнастику, но ваш вариант мне нравится больше.
— Гимнастика — это скучно, — отмахнулась Мара Захаровна, но затем всё же спросила: — А там сложно? Вообще-то, я не против послушать.
Фима сидела, молчала, слушала разговор бабы Мары и Дантэна, поражаясь тому, как легко атландиец вписывался в их семейную идиллию. Словно всегда был с ними. Словно здесь ему самое место. Да и вообще хорошо бы, если бы он не улетал никуда.
— Главное выбрать партнёра для гимнастики. Я читал, что у вас, на Земле, практикуют парную гимнастику, — меж тем рассказывал Дантэн, доедая с аппетитом пирог. — Могу, конечно, показать пару приёмов, чтобы ваш нынешний партнёр испробовал это на вас. Может, сумеет разогнать кровь.
— А и покажи, — тут же соскочила со стула Мара Захаровна, а попробовавшей возмутиться Серафиме строго приказала: — С тебя ужин.
Ход подмигнул приунывшей Симе, напоследок потрепал её по волосам, заверяя, что это не надолго и удалился на зов бабули в гостиную.
— Лучше, наверное, будет на диване, — заявил Дантэн, а Фима замерла, выпучив глаза.
Гимнастика на диване? Она, донельзя заинтригованная, прошла в гостиную, наблюдая, как бабуля убирает подушки с гостевого дивана, а Ход закатывал рукава рубашки. Сглотнув, Фима не могла налюбоваться на загорелую кожу атландийца, на тугие канаты мышц, покрытые лёгкой порослью чёрных волосков.
— А есть одежда практичнее? — следующий вопрос заставил бабу Мару оглядеть свой домашний халатик и недовольно нахмуриться.
— Лучше спортивную одежду. Будем ножки задирать.
Баба Мара закатила глаза, прыснув, легонько хлопнула атландийца по руке.
— Ну, шутник, ножки задирать. Да я вообще в любой одежде это могу делать. Но раз просишь, так и быть, поберегу нервы внучке, а то стоит, гневом пышет.
Фима смутилась даже, она думала, что парочка её не заметила, но Дантэн обернулся, ласково улыбаясь и ненавязчиво снимая женскую руку со своего запястья. Девушка даже не отдавала себе отчёта в том, что злилась, и, видимо, это читалось на её лице, потому как бабуля, проходя мимо неё в спальню, шёпотом пообещала и пальцем не трогать её ненаглядного. А девушка и рада бы сказать, что Ход не её ненаглядный, да только глаза сами смотрели, не отрываясь, на вырез рубашки, на чёткие линии ключиц. Вообще с ней что-то происходило невероятно безобразное. Никогда она не испытывала к атландийцу ничего подобного, ну подумаешь, пуговку расстегнул да рукава закатал, ну ещё стоял так, что солнечные лучи окутывали его, и игривые кудри искрились, особенно выбеленные кончики.
— Сим, иди сюда, — тихо позвал её атландиец, открывая свои объятия, а Фима отступила в тень коридора, качая головой.
Только не сейчас. Она была не готова бороться с теми чувствами, которые всколыхнул в ней атландиец. Она боялась, что просто не удержится, а бабуля появится опять в самый удачный момент и всё испортит. Нет, качнула головой Сима атландийцу, который расстроенно выдохнул и опустил руки. Зато дверь в спальню бабули распахнулась и Мара Захаровна в коротких шортиках и спортивном топе голубого цвета выплыла в коридор.
— Я готова! — бодро заявила бабуля, прошествовав мимо закаменевшей Серафимы.
Девушка наконец осознала что такое ревность — это когда не в силах видеть того, кто тебе нравится, с другой. Это было очень больно и глупо. Именно последняя мысль немного помогла протрезветь и мыслить здраво. Баба Мара обещала, а значит, так и сделает. Бабуля человек слова, а атландиец вообще землян не любит. Фима это знала, она очень чётко помнила, с какой неприязнью он смотрел на представителей Земной Федерации, на всех, кроме неё и теперь вот ещё бабы Мары.
Ужин девушка готовила автоматически, а сама так вся и обратилась в слух, вздрагивая каждый раз от очередного слишком томного вздоха или полувсхлипа бабули. Чем они там занимались, Серафима запретила себе проверять. Дантэн просил больше ему доверять, а бабушке девушка привыкла верить с самого раннего детства. Та никогда не обманывала её. Вообще никогда. Даже когда родители увезли большого и шикарного рыжего кота к ветеринару, то сразу сказала, что его там усыпят. Болезнь, увы, у Мартына оказалась неизлечимая, потому что, как выразилась бабуля, нечего было мужику яйца резать. Тогда, девочкой, она не понимала: какие яйца и почему бабуля винит папу с мамой, но поверила ей на слово. И когда родители приехали домой без Мартына, разревелась и не разговаривала с ними два дня, объявив бойкот.
Мясо булькало в томатном соусе, а паста давно уже поджидала своего часа в кастрюльке, когда, наконец, через сорок минут на кухне появились баба Мара и Дантэн.
Девушка окинула жадным взглядом уставшего атландийца и разомлевшую бабулю, которая присела на стул и попросила у внучки чашку чая.
— Да, гимнастика — это нечто, — радостно поделилась своими ощущениями старшая Заречина, не замечая, как усмехнулся атландиец. — Конечно, секс не заменяет, но тем не менее я чувствую прилив энергии.
Пальцы у Хода подрагивали от перенапряжения, он устало опустился на стул, не сводя взгляд с Симы.
— Голодный? — уточнила девушка у странно молчаливого мужчины.
— О-о-оче-е-ень, — с выражением растягивая гласные, выдавил из себя Дантэн, прикрыв глаза, наслаждаясь вихрем, которым окутало его биополе Симы, отгораживая от чужой, хищной и ненасытной Мары Захаровны. Мужчина поэтому и не любил проводить парные гимнастики, предпочитая простую дыхательную тренировку.
— А я-то как проголодалась, — поддакнула баба Мара.
— А вам нельзя ещё пару часиков, — строго возразил ей Дантэн, который не хотел, чтобы все его старания пошли коту под хвост.
— Пару? И что же прикажете мне делать?
— Вам бы силовые нагрузки сейчас — пробежка…
— Ой, что за занудство бегать! — возмутилась бабуля, но вдруг её взгляд замер на окне, а затем она, лавируя между колен атландийца и занятой у плиты Фимы, пробралась к нему, выглядывая на улицу. — Физические нагрузки, говоришь, — задумчиво пробормотала она, оглядываясь на атландийца. — Знаете что, дорогие мои, время уже позднее, скоро ужин. А у меня по плану свидание. Так что оставлю-ка я вас одних. Пойду устрою одному головомойку, а то совсем обленился.
Фима, пряча улыбку, стала вытягивать шею, чтобы увидеть ежедневные пляски бабуина на балконе, именно так бабуля называла попытки соседа привлечь её внимание своими телесами. Он ровно в полшестого вечером выходил на балкон и подтягивался, при этом обязательно с обнажённым торсом, и это несмотря на прохладу осени. Девушка даже задумалась, а будет ли он так же дерзок зимой или придумает что-то другое.
