Панцирь (СИ) - Гардеев Андрей (чтение книг .TXT, .FB2) 📗
Желчь продолжала рассказывать:
В Империи звездный мёд производили в малых количествах, через очень сложную закрытую процедуру, информации о которой у нее не было. Продукт выдавался отличившимся на службе: в битвах, небольших заданиях, за выслугу лет — в качестве наград, вместе с медалями, оружием и лентами чести.
Были и другие способы достать мёд, но, само собой, искать проявления в случайных местах, при случайных событиях или деяниях — дело сложное, сильно зависящее от удачи. К тому же при свершении деяния мёд забирал инициатор, вложивший больший вклад, старший узор или просто последний выживший. Бывало по-разному.
Использовался и перекуп как вариант, но редко.
На поверхности человеческие торговцы, фуркаты, забывчивый ум отчего-то хотел назвать их побратимами, устроили бесконечный праздник аукционных танцев, и кхунам-подземникам с ними было тягаться невозможно, а отбирать силой честный товар у союзного торговца — это последнее дело; Справедливость такой пощечины не вынесет.
Дошла Желчь и до того, что конкретно делал мёд, когда его принимал дхал.
Панцирь дхала, по сути, костяк и пластины особо крепкого материала с вживленной внутрь нейронной сетью. Это и называлось умным сплавом.
Порцию Мёда можно потратить на уплотнение нейронов Панциря, увеличивая тем самым число модульных носителей, которые сеть будет способна держать активными; то есть изменить количество модулей, подключенных разом. Или же Дар Всетворца можно употребить, развив и уплотнив собственные нейронные связи. Если дхал имел во время усвоения мёда ИИ Координатор, Интерфейс или Администратора, то он мог проконтролировать какое конкретное развитие он хочет форсировать.
Может поэтому я и взял с собой в Саркофаг Желчь?
В этом был смысл. Звучало не так уж и глупо.
Если модулей-управленцев нет, то оставалось надеяться на волю случая. Чаще всего тогда развитие падало на последнюю сложную операцию: либо повторенную много раз, либо чрезмерно стрессовую.
Панцирь связан с дхалом эрзацем нервной системы, поэтому узор отображал сумму улучшений обоих типов.
***
Перегородка квадратного люка появилась неожиданно.
Радость освежающей плёткой хлестнула по шаблону. Открыл одну задвижку, вторую, третью.
С мурашками прошла и волна нетерпения, тогда я выкинул факел. Наконец добрался до последней. Шестая сдалась, и я распахнул люк.
Первые секунды даже глазам поверить не мог.
Какая мерзкая подлость.
Квадрат тьмы.
Ощупал — и опять долбанные лестничные прутья, неровные стенки лаза.
Я, конечно, с факелом поспешил.
Опять подъем, быстрый и решительный, теперь ожесточенный гуляющей по мышцам злобой.
Люки обманывали меня еще трижды, забрав один час времени. В четвертый раз, когда уже ничего кроме лестницы не ожидал, мир ярко-белесым взрывом резанул по глазам, и я чуть не улетел вниз.
Солнце.
И вонь.
Снаружи било безумной смесью жженой резины, тусклой гари и удушающих химикатов.
Еще по лицу — штормовые пощечины. Кололи плоть раздражающие льдинки. Кожу резал холод.
Пришлось немного спуститься и, зависнув, прикрыть глаза рукой. Из хорошего: тут же перестали беспокоить ожоги на правой руке.
Так я и провел минуту пока не привык к сияющему квадрату.
Шел снег — белая круговерть.
Выбрался…
Глаза слезились. Выбросился на поверхность, ощущая себя мясной куклой. И только тут понял, что устал. С пробуждения прошло одиннадцать активных часов.
Небо казалось больным. Слои разных оттенков серого.
Лучше бы и не глядел.
Сплюнул.
Небосвод — сумрачный левиафан. Угрюмый ублюдок-титан, облепленный, точно в медицинские повязки, в спирали кислотного, синюшного и черного дыма. И побоку выглядывало солнце. Заинтересованный глаз сжигающей Жизни. В воспоминаниях “небесная стена” была другой. Совсем. Правда какой именно, сколько бы не напрягался, я так и не смог вспомнить; остался лишь зуд с внутренней стороны черепа.
Это природа поменялась, виноваты последствия былых войн или избыточная промышленность?
Понятия не имел.
Я вытянул ладонь и поймал жирные хлопья снега. Небольшой мыслительный скол, возможно из-за диалога с Рутуром, массивные снежинки напомнили шершней.
Улыбнулся, сжал их, уничтожив.
Хтон на боку скрежетал как раненный зверь. Должно быть панцирь изо всех сил старался защитить от холода.
— Вот я и на поверхности, — голос прозвучал глухо и разочаровано.
И сам себе удивился.
Что со мной?
Я выжил. Не оказался заперт в туннеле, не подох там зверем. Кучка прямоходящих опоссумов не затоптала меня на смех мертвым сородичам, Оракул не посёк голову.
Цель достигнута.
А достигнута ли?
А что дальше?
Как дальше?
По первым соображениям, дела стали значительно хуже. Выжить без снаряжения будет тяжело. Набедренные и наплечные пластины, даже через плотную кожаную прослойку, уже холодили тело — нужно срочно их снять.
С другой стороны, хуже или нет, но, когда при прошлой жизни дело касалось поверхности, всегда была важна удача. Это я точно помнил. Мы подземники всегда относились к поверхности насторожено, с опаской. И ничего не изменилось, лишь степень важности стала выше. Если абсолютный закон Всетворца позволит, путь будет пройден.
И тогда что еще нужно, дхал?
— А ты, братец, считаешь, что осторожность — удел дураков?
Глава 4
Память
Я дернулся в сторону голоса, словно пощечину отвесили. Схватился за топор, но, разглядев говорившегося, успокоился.
Улегся обратно.
— Сразу тебя заприметил, — соврал я. — Как только из люка вылез. Это напускная беспечность, ты же все понимаешь.
— Ну-ну, братец, — он ухмылялся.
Расслабился зря.
Между нами восемь шагов по каменной насыпи, льдистым дорожкам и снежному ковру. Там, у скудного костерка, он и сидел.
Дхал.
Я не последний воин Кхунской Империи и это замечательная новость. Радость резанула шаблон и щеки.
Что еще нужно дхалу кроме собрата, способного прикрыть спину? А сейчас и собрата, который поможет понести бремя сгинувшей культуры, поможет исполнить наследство ее задач. Тяжеленых задач. Задач, ломающих хребет.
И перед ним я показался столь беспечным.
Поморщился.
Неприятно, но ничего критичного.
— А дергался тогда почему? — его голос искрился от иронии.
Для него встреча тоже радость, он не скрывал.
На наплечнике три узора власти.
Сложная мысль заблудилась в лабиринтах разума и разбилась. Все что я смог достать из осколков — по узорам сейчас он опаснее, но это очевидно и детёнышу курсуна.
— Не ожидал что у тебя такой голос, — сказал ему. — Думал ты кряхтишь как пес. Ан нет, вполне приличный кхунский говорок.
Он хмыкнул:
— И поэтому, братец, сразу за топор?
— А как иначе? Нервы взвинчены. Любое несоответствие раздражает дхала первого узора сверх всякой меры.
— Тоже, верно, — он со знанием дела кивнул. — Вам каждого чиха шугаться надо, иначе вас недомерков и ветром перешибет.
Мы откровенно дурачились. Видимо после всего — необходимость.
Возле дхала два мертвых опоссума. Наверняка дозорные. Оружия нет: либо не было, либо он уже забрал.
Рубящие и проникающие раны на мордах. Скорей всего нанес их мечом, хотя оружия при нем видно и не было. Скрывал.
Сам боец тощий, чуть выше меня, но я шире в плечах. На нем висел тяжелый плащ из завитушек серого меха. Сжимал палку, с нанизанной пережаренной ящерицей. Уже частично обгрыз.
И где он ее в таком холоде откопал то?
Ответ: там, где проснулся. Под землей. А где еще? В другом месте он бы не пережил крио-тьму, растащили бы на сувениры.
