Из глубин - Камша Вера Викторовна (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT, .FB2) 📗
20-й день месяца Осенних Молний 390 года круга Скал
Утром я поднялся с больной головой, должно быть, именно поэтому расшумевшиеся головастики казались мне особенно несносными. Урок тянулся, как тянется бездарная книга, а когда, наконец, закончился, мной завладел позабывший и думать о вчерашней хвори аспид. Он уже знал о моем ночном госте, что могло означать как то, что он Арамону ко мне и подослал, так и то, что его осведомители не дремлют. Что ж, я не сказал ничего, что могло быть истолковано против меня; по правде говоря, я вообще ничего не сказал. На вопрос Эразма, не утомил ли меня визитер, я ответил улыбкой, предоставив собеседнику додумать устраивающий его ответ. Тот, видимо, так и сделал, поскольку уведомил меня, что Арамона – человек душевный, хотя его дружелюбие порой и может показаться чрезмерным. Я отделался цитатой Иссерциала, которую Эразм, разумеется, не узнал, решив, что я в самом деле полагаю себя оторванным от родимой ветки листком и рад любому готовому меня приютить древу. Последовала получасовая проповедь под травяной отвар, из которой следовало, что в Лаик я обрету душевный покой и сердечную дружбу. Из более или менее любопытного я узнал, что Арамона женат на внебрачной дочери графа Креденьи, является достойным супругом и нежнейшим отцом, и что его рвение и верноподданнические чувства еще будут оценены по заслугам. Я с готовностью согласился и был отпущен с пожеланиями всяческой олларианской чуши, от которой меня всегда мутило.
Незначительное, казалось бы, событие, но из колеи оно меня выбило, и вместо того чтобы заняться, наконец, своей работой, я отправился на урок рисования, благо менторам это не только не запрещено, но и поощряется. Мои мысли вращались вокруг очередного мерзавца с титулом, прижившего вне брака дочь, но этот Креденьи хотя бы позаботился в меру сил о ее будущем и не скрывал своего отцовства. Моего загадочного родителя хватило лишь на то, чтобы откупиться, причем вряд ли подобная трата для него что-то значила. Неведомый Креденьи проявил бо`льшую щедрость, поскольку купил дочери хоть и скверного, но дворянина. Мой пожелавший остаться неизвестным отец удовлетворился мещанами, если, конечно, это был выбор его, а не обесчещенной им отчаявшейся женщины. Слабый пол падок на смазливых титулованных мерзавцев и верит любым посулам, а ведь еще есть и шантаж, и прямое насилие. Мне неизвестно о моем происхождении ничего, поэтому я вправе подозревать всех, кроме разве что кэналлийцев и бергеров, ибо первые смуглы и черноволосы, а вторые белобрысы и звероподобны.
Логика и зеркало подсказывают, что я сын кого-то из уроженцев Эпинэ, хотя столицу и Кольцо Эрнани исключать тоже не приходится. У меня на плече и груди довольно приметная россыпь родинок, слегка напоминающая созвездие Охотничьего Рога, как его изображают в астрологических трактатах. На уроках рисования унары по очереди позируют почти обнаженными, при условии определенного везения я смогу обнаружить своего сводного брата, племянника, а то и дядюшку. Конечно, если мне достанет терпения. Сегодня мне не повезло – на возвышении в совершенно нелепой позе восседал унар Арнульф, здоровенный и на редкость тупой даже по бергерским меркам горец. Ортанс пришла бы от столь дивного зрелища в восторг, а мне стало противно, к тому же меня ожидали прерванные визитом Арамоны занятия. Просидев около четверти часа, я ушел, но работать так и не смог. Дидериховы бастарды думают если не о любви, то о мести, но они знают, кому мстить, я – нет.
1-й день месяца Зимних Скал 391 года круга Скал
Прошлой ночью мне пришлось принять участие в праздничном застолье, которое устроил Дюваль. Всех, от ментора до последнего слуги, согнали в упорно отдающий монастырем столовый зал, где мы чудом не отдавили друг другу ноги и не расквасили носы, поскольку все огни были погашены. Зато потом под радостные унарские вопли зажгли и подняли люстру, видимо, призванную изобразить грядущие радости и торжество света над тьмой. Когда юность оторала, умудренность в лице Дюваля произнесла речь, собравшую, кажется, все банальности от призыва быть хорошими унарами до уверенности в грядущей победе Талига над всеми мыслимыми и немыслимыми врагами. Хорошие унары в ответ с удовольствием еще раз заорали и услышали потрясающую новость о том, что через два месяца их каждую неделю станут отпускать в столицу. Затем один за другим принялись вставать менторы, в меру своих способностей повторяя на разные лады все то же – учеба и Талиг, Талиг и учеба, мы всех победим, победим мы всех, всех победим мы…
Громогласней всех оказался Арамона, а короче и при этом подобострастней – берейтор, выразивший полное согласие с господином капитаном. Я, как и положено представителю описательных наук в Талиге, был последним. Обличать собравшихся подобно герою Дидериха, оказавшемуся на пиру глупцов и подлецов, я не стал, поскольку это не имело ни малейшего смысла. Но и повторять, пусть и кратко, верноподданный бред я не мог и по некоему наитию прочел финальные строки оды «К свету». У этого стихотворения не менее пяти смыслов, но лаикским обитателям хватило и первого. Мысль, что дневной свет лучше ночной тьмы, встретила полное понимание.
Затем с, так сказать, ответным словом (мы будем хорошими унарами, а Талиг всех победит) выступил унар Герман. Выбор меня несколько удивил, я ожидал юного Дорака, впрочем, этот бергер, кажется, состоит в родстве с маркграфом. Неотвратимый Анри оказался вторым. Он выразил благодарность дорогим воспитателям и заверил, что никто из головастиков, служа Талигу, нас не забудет и не опозорит, хотя что есть подобные питомцы, если не позор, через который мне придется переступить? На этом церемония, судя по всему, и завершилась бы, но моя выходка имела неожиданное продолжение. Не успел унар Анри сесть, как вскочил унар Винченцо, осчастлививший нас одним из худших творений Веннена. Даже великие поэты в юности подвержены стадному чувству, а юность Веннена пришлась на конец Двадцатилетней войны, от победы в которой наше дворянство не может протрезветь вторую сотню лет. Слушать это было неприятно, пожалуй, неприятней, чем нескладное мычанье Дюваля. На этом совместное празднование завершилось, унары остались трапезничать под присмотром старшего фехтовальщика и слуг, а мы проследовали в апартаменты капитана, где мне пришлось есть, пить и слушать глупости еще два часа.
Застолье вышло шумным, нелепым и лживым, поскольку все лгали всем, но присутствие отца Эразма иного и не допускало. Менторы пили за Лаик, великое будущее унаров, здоровье короля с кардиналом, будущего наследника, которым весной нас осчастливит ученица Капотты, дорогого капитана, любимых коллег и бывших учеников, которые уже успели насовершать подвигов. Один умудрился застрелить собственного генерала, другой прыгнул из торских капитанов в капитаны королевской стражи, третий угнал талигойский корабль и поймал вражеский, который годами не могли одолеть наши великие флотоводцы… В довершение всего ко мне пристроился Арамона, который сперва выяснил, что за стихи читали я и Винченцо, а потом объявил, что обязательно добудет своему отпрыску Веннена. Я не выдержал и посоветовал чадолюбивому ментору осчастливить наследника еще и Софиметом. Не удивлюсь, если он так и поступит.
17-й день месяца Зимних Волн 391 года круга Скал
Обычно невежды и глупцы портят мне настроение, но порой случается обратное. Незнание способно задать вопрос, который, подобно внезапному стуку, привлечет внимание к тому, что прежде казалось очевидным. Сегодня наш второй бергер, которому лучше позировать, чем говорить, задал мне вопрос. Предельно глупый и при этом натолкнувший меня на потрясающий сюжет, в сравнении с которым блекнут и «Элкимена», и «Тень бастарда».
Иногда мне хочется слегка развлечься. В Лаик имеется перечень позднегальтарских и раннекабитэльских шедевров, о которых ментор обязан рассказать, остальные на его усмотрение. Мне показалось забавным обсудить горестную историю Беатрисы Борраска, которую взахлеб глотают все юнцы, но которой для сьентификов словно бы не существует. Ханжество, посеянное эсператистами, процветает в олларианском Талиге, хотя ордена Домашнего Очага и Чистоты давно изгнаны, а духовное якобы отделено от светского. В библиотеке Лаик пресловутая история нашлась аж в шести изданиях, пять из которых были со знанием дела проиллюстрированы, так что на урок я взял шестое, относительно скромное. Как и ожидалось, унары с сим шедевром были, так или иначе, знакомы, исключение составили лишь бергеры, у которых подобные предания передаются изустно. Горцы с видимым интересом слушали спровоцированное мной обсуждение. В конце концов Арнульф не выдержал и громовым голосом поинтересовался, почему Беатрису с мужем, раз они стали эсператистами и взяли в дом больше сирот, чем другие праведники, не сделали святыми. Ответом был всеобщий хохот. Улыбнулся и я, но потом задумался и продумал всю ночь. До Эрнани в анаксии негайифских святых просто не было, и в раннекабитэлскую эпоху в святцы записывали всех, кто попадался под руку. Почему же обошли спасшего Гальтары полководца и его добродетельную супругу? Этому мог помешать лишь кто-то очень влиятельный, почти всемогущий. И такой в Золотой Империи был. Чезаре Марикьяре, в монашестве Адриан, основатель ордена Славы и… друг юности насильника Ринальди Ракана. Я освежил в памяти житие Адриана. При всех позднейших сахарных пошлостях никто не отрицает ни беспутной юности святого, ни того, что он не верил в виновность своего приятеля, пока не спустился в пресловутые лабиринты. Выбравшийся оттуда и внезапно уверовавший Чезаре меня не занимал. В отличие от четы не дождавшихся святости Боррасок.
